Ира Зима - Гелен Аму. Тайга. Пионерлагерь. Книга первая

И ведь у Надьки ничего не выспросить, она в город вчера отвалила и похоже, что за Егором, вообще-то я не парюсь по этому поводу, вот я уверена, что ему не до нее! Или я только хочу на это надеяться? Это информация или мои чувства? Где проходят границы реальности и желаний, если все становится таким личным? Вышла, наконец, из этого жутко заброшенного помещения и сразу к фонтану умываться кинулась, лицо чешется и руки саднит от многолетней пылищи. От процедуры перетряхивания свалки, припоминаний разных, связанных с вещами неучтенных сознанием моментов, которые вдруг всплывают, казалось, этого в тебе и не было, все внутри стало подвижным и живым. Когда событие происходило, сознание не заметило деталь, мелочь, а оказывается где-то все записано, и я уже знаю ответ, но он застрял под барахлом ненужной информации, во мне так много всего накопилось, и я не понимаю, в чем именно этот ответ заключен…

Так в беготне и внутренних метаниях прошли эти дни, суеты было больше; история с париком не давала мне покоя, и я продолжала обыскивать все возможные и невозможные места скопления шмотья, все подсобки и даже «пионерскую комнату» обыскала, была в корпусе административки;, комнатку-галерку над «актовым залом» особенно тщательно перерыла, но ничего! Кому понадобился рыжий парик? Ну а какой еще вывод можно сделать, иначе я его уже нашла бы! Вышла после обеда на площадь в глубоком раздумье: где еще может скапливаться хлам в лагере, куда я еще не добралась, и наткнулась на Ромку практически впритык — и видеть его не могу! Но он-то не виноват, да и отмораживаться глупо, еще столько моментов по музыке нужно утрясти накануне «Фестиваля», я и так избегала общения с ним до последнего, поэтому мы пошли к нему в радиорубку. Под навесом, декорированным под «киношную» часовню — не только комната вещания с проводами и динамиками, но и маленький офис, где припрятался стол, заваленный бумажками. Кому он тут нужен? Куда ни попади на задворки, лагерь стремительно обрастает хламом, везде что-то лежит, валяется, стоит, содержится, хранится, но и половины этого давно никому не нужно и не пригодится. Ромка сел на табуретку и стал записывать «музыкалки» из тех, что ему приходили на ум и которые можно использовать в «Финале», половину я не узнавала, но он что-то там себе отмечал, и общение у нас выходило нейтральным. Облокотившись о стену, я бездумно уставилась на наваленную в углу кучу вещей, которую прикрывает темно-серый плащ, слушаю, а сама смотрю тупо на этот плащ и думаю: что он тут делает, где я его видела, на ком? Так и свербит нечто внутри покалыванием, и уже крутится волчком, и смысл ускользает в такой круговерти, но вдруг я вскрикнула раньше своих осознанных мыслей и присела под стол. Ромка испуганно нагнулся ко мне:

— Ну, ты даешь. Все в порядке? Ты меня так заикой сделаешь! Что такое?

— Мне показалось, что там под плащом Алена, мне видимо домой пора, а не за «кубок» бороться…

— Видимо, — Ромка усадил меня на табуретку и подошел к плащу, дернул его, чтобы демонстративно показать, что это все мои нервы, а из-под него выпал ярко рыжий парик с курчавыми локонами как у Алены, тот самый, что я искала. Когда парик выпал, Ромка с криком отскочил от него как от крысы!

— Фу ты! Гадость какая! Как ты узнала, что парик там?

— Да не знала я…

— Забудь ты эту стерву, вот она тебе покоя не дает, она-то поди забыла, как тебя зовут…

— Да нет, не забыла…

Говорю задумчиво, а сама вспоминаю слова Алены, что она сказала мне накануне, когда я наведалась к ней: «Ты забрала его», и показала жестом на фотографию, которую я прихватила тогда из ее квартиры, и имела в виду она не Ромку, как я думала, а его отца. И все сразу встало на свои места! Весь этот скандал с Ромкой с самого начала казался мне фиктивным, ненастоящим, а настоящей всегда была ее ненависть ко мне, с самого начала; а кто как не Алена знает меня лучше всех, она знала, как меня можно достать, конечно «не пустить в Краков», и конечно «увести Ромку»! И все эти страсти из-за Валевского, но другого! Что произошло? Что? Откуда взялась у нее эта ненависть? Игорь вдруг увидел, что я похожа на мать? И судя по его нахальности, развязности, он мог все это сказать Алене в открытую и закончить отношения сразу, как они стали ему не нужны. Тем более что он отчаливает «за кордон», и видимо ее с собой брать и не собирался. И тогда Алене действительно нужно было попасть в Краков, она хотела вернуть его, хотела остаться с Валевским-старшим? «Кубок» был ее шанс, но только без меня в команде, может так, так все сходится, и ее поведение наконец-то выглядит логичным. Ну да! Блин! И как я не заметила? Игорь пялился все время, с самого начала сезона, так вообще стоял как-то и нюхал меня, но я, конечно, решила, что мне это показалось. А как все его мелкие и странные поступки выглядят сейчас? Так я еще и капитаном команды стала! Да я «жизнь ее украла», — так решила Алена…

Все мне теперь ясно, это Игорь убил Алену, уж не знаю, что стало таким веским аргументом: ее ненависть ко мне или ее нежелание прекращать с ним отношения, шантаж или еще что, не знаю, но он сделал это! И значит, он знает, где ее тело! Парик это знак, я должна найти Алену! И почти совсем не осталось аргументов, что Игорь не маньяк, ведь маньяк никогда раньше не нападал на кого-то из нашего лагеря, не нападал там, где обитает, теперь же вполне допустимо — у него съехала «крыша», потому что я так похожа на мою мать и на всех этих блондинок сразу! Так он еще и сваливает из страны, и тогда это вполне себе оправданный риск «напоследок», там-то наверно уже не поманьячишь! Понять бы, зачем ему блондинки, если со мной все ясно и спланированное убийство Алены объяснимо. Но не все сразу, в конце концов, я не опер и не психиатр, это уже не моя работа, узнаю, где ее тело, а там все, пусть Егор и сотоварищи маньяка крутят! Вот только найду Алену…

И вдруг в голову пришла очевидная мысль: после этой истории с Игорем Валевским, если я ее раскручу, Ромка никогда не станет общаться со мной, никогда не простит меня, никогда! Вот что нас разведет… И как же мне его уберечь от этого? Подняла на него глаза и сердце в мятый бумажный мешок сжалось, только хлопка не хватает, дожать и треснет, а Ромка понимает все по-своему, наклоняется и целуется долго, я его не тороплю, возможно больше никогда такого не будет, я знаю что не будет… Поднимаюсь, а я так и сидела в отрешенном озарении на колченогой табуретке, беру парик и выхожу, останавливаюсь в дверях:

— Ром, что бы ни случилось, ты должен знать, что ни в чем не виноват, и… я тебя очень люблю, и ничто никогда этого не изменит… — и выскочила из радиорубки поскорее, пока еще не реву.

С париком и плащом — прикрыла от чужих глаз свою затею, накрутив надежно плащ на парик — я вернулась в корпус, закрылась в комнате и от осознания всего скомкалась в угол; стать бы меньше и исчезнуть, так лучше было это сделать прямо в начале сезона. Знать бы это заранее, да так не бывает, если так должно быть, это нарыв, который должен был вскрыться, и цена еще не вся заплачена, я знаю. И это все, у меня нет будущего, и дело не в том, что маньяк, скорее всего, меня прибьет, и моя затея окончится ничем, а в том, что когда все это всплывет, моя жизнь закончится в любом случае — Ромка не простит меня, потеряю его безвременно, навсегда и это оказывается самое страшное, самое жуткое это. Ночью, ну конечно, после такого моего высказывания, признаюсь, не думала о последствиях — как я объясню Ромке свой порыв-признание, он забрался спать ко мне, но это было как в походе, мы просто были вместе. И нечего тут обсуждать, все равно это последний день, завтра я проверну свою аферу и все закончится.