Сергей Шведов - Шкатулка группенфюрера

– А по моим сведениям, вы господин Чистопалов, заплатили за обладание одной очень ценной шкатулки громадную цену. Можно сказать, заложили душу дьяволу.

– Какому еще дьяволу, Веселов? – раздраженно воскликнул едва не обжегшийся горячим кофе чиновник.

– Мефистофелю. Его еще называют графом Фелей.

– Так вы Строганова имеете в виду, – вздохнул с облегчением Чистопалов. – Шуточки у вас, однако, господин Веселов.

– Но ведь это именно граф Феля вторгся в ваш хорошо налаженный бизнес и очень успешно его развалил.

– Я вас не понимаю, Игорь Витальевич, какой еще бизнес, я ведь простой муниципальный служащий, – в голосе Чистопалова послышалась насмешка.

– Простой муниципальный служащий не стал бы предлагать сто тысяч долларов за траченный временем кинжал. Зарплата у него не та. У истоков вашего делового сотрудничества с Кружилиным стоял полковник Ильин. Потом к делу подключился его сын. В последнее время у вас по этому поводу возникли разногласия с Алексеем Константиновичем. Вам показалось, что Кружилин с Ильиным не всегда честны со своим партнером. Разногласия удалось уладить, но осадок остался. Вы затаили злобу на своих партнеров, Геннадий Степанович. И вот тут на горизонте появился Эрнст Шульц…

– Я не знаю никакого Шульца, господин Веселов, – злобно сверкнул на меня глазами Чистопалов. – Это черт знает что.

– Немец искал шкатулку, кинжал и перстень, похищенные во время войны капитаном Ильиным у убитого группенфюрера, – продолжал я, как ни в чем не бывало. – Шкатулка хранилась у сына Ильина, а вот перстень и кинжал куда-то запропастились. Проживший большую часть жизни в столице Ильин-младший обратился за помощью к Кружилину, а тот в свою очередь к вам, как человеку, имеющему давние связи с правоохранительными органами. Вам удалось без труда установить, что кинжал и перстень, скорее всего, прибрал к рукам юнец, случайно убивший полковника Ильина. Более того вы обнаружили и сам кинжал, проданный юнцом Сипягину, который в свою очередь перепродал его за большие деньги Михаилу Кравцову. Вас настолько окрылила удача, что вы помчались к Ильину. Вы передали ему кинжал и потребовали свою долю того не знаю чего. Но дело все в том, что кинжал, выкупленный вами у Кравцова, был подделкой. Ильин сказал вам об этом, но вы ему не поверили. С помощью все того же Кравцова, а возможно и Сипягина, вы убили Ильина и его жену и завладели шкатулкой. Увы, Ильин сказал вам правду, кинжал действительно оказался подделкой, а все клятвы Сипягина, что кинжал де тот самый, были наглым враньем. Вы вернулись домой и вплотную занялись поисками кинжала, благо, человек, укравший его у старого Ильина, оказался у вас под рукой. А что касается смерти супругов Ильиных, вы с помощью кругом виноватого Сипягина распространили слух, что они убиты Эрнстом Шульцем. Однако Кружилин вам не поверил, он отловил слетевшего с катушек Сипягина и выпытал у него все подробности убийства Ильиных. Вот почему вы устранили Кружилина, Геннадий Степанович, а затем и Кравцова, на которого внезапно вышел ваш давний недруг Феликс Строганов.

– У вас буйная фантазия, господин Веселов, – зло усмехнулся Чистопалов. – Вам бы не в фотографах ходить, а в писателях.

– Спасибо за подсказку, Геннадий Степанович. Возможно, на старости лет я действительно сяду писать мемуары. Так вы по-прежнему считаете, что кинжал не стоит тех пяти миллионов, которые я с вас запросил.

– Если мне не изменяет память, речь поначалу шла о трех миллионах.

– Я решил повысить ставку. Мне не понравилось ваше поведение, господин Чистопалов. Впрочем, воля ваша, не хотите покупать кинжал, продайте шкатулку.

Мой собеседник засмеялся и засмеялся явно не ко времени, попавший в легкое кофе едва не отправил его на тот свет. Мне даже пришлось похлопать его по спине, дабы к смешливому чиновнику вернулось потерянное дыхание.

– Вы не пробовали, Веселов, поторговаться с Эрнстом Шульцем?

– Нет. Я точно знаю, что шкатулки у него нет. Хотя, не скрою, у меня были сомнения на его счет. В заблуждение меня ввела Ксения Кружилина-Ильина, которая, представьте себе, вбила себе в голову, что ее родителей убил именно Шульц. Это очень ценная информация, Геннадий Степанович, и заметьте, я отдаю вам ее практически даром.

– Спасибо, благодетель, – поблагодарил меня Чистопалов. – Но почему вы решили, Игорь Витальевич, что у Шульца нет шкатулки?

– Потому что у Шульца есть кинжал. Именно он купил его у актера Лузгина за очень большую сумму. Согласитесь, если немец прибрал к рукам и шкатулку и кинжал, что ему еще делать в нашем городе. Он давно отбыл бы в свою Германию и изъял бы ценности, воспользовавшись шифром.

– Но ты и жук, Фотограф, – перешел со светского тона на откровенно плебейский муниципальный чиновник. – Что же ты мне голову морочишь целый час.

– Я тебе не голову морочу, хитроумный ты наш, а дело предлагаю. Понимаешь, дело! Я сведу тебя с Шульцем. Ты принесешь деньги, он кинжал.

– То есть, ты предлагаешь мне поделиться с немцем?

– Ты не с немцем будешь делиться, Чистопалов, а со мной. Немца застрелит Ксения Кружилина на выходе. И тем самым отомстит своему бывшему любовнику за смерть родителей. У меня есть на примете хороший адвокат, который поможет вдове Кружилина выпутаться из сложной ситуации. А против Шульца будут свидетельства многих людей, которые слышали откровения Сипягина. На этого немца можно будет спихнуть и смерть Кружилина, который-де пытался его разоблачить и даже смерть Кравцова. В любом случае, ты Геннадий Степанович выйдешь из этого совершенно дохлого дела чистым, как слеза младенца. И за все про все я требую с тебя каких-то жалких семь миллионов долларов.

– Слушай, Фотограф, не надо меня сердить.

– Ну, хорошо, Чиновник, пусть будет пять миллионов долларов, но не цента меньше.

– А если клад не стоит таких денег?

– Стоит, Геннадий Степанович. Шульц сказал Ксении, что речь идет о произведениях искусства, собранных фашистами по всему миру. Всякие золотые и серебряные цацки, картины и прочее ценимое коллекционерами барахло. Да и стал бы, по-твоему, уважающий себя немец, человек, судя по всему, далеко не бедный, бить ноги из-за полной ерунды.

На мой взгляд, Чистопалов поздновато засомневался в ценности клада. Думать об этом следовало раньше, до того как он опьяненный жаждой наживы и мести отправил на тот свет бывших компаньонов. Человек, проживший на свете сорок пять лет, мог бы вести себя умнее. Но некоторых людей вера в собственную неуязвимость делает совершеннейшими отморозками. Феликс Строганов назвал бы это ложным стереотипом восприятия, сформировавшимся во времена полного беспредела и беззакония. А теперь, когда ситуация возвращается к норме, эти люди становятся неадекватными ей, а значит обреченными на поражение.