Елена Яковлева - По правилам корриды

— Киллера?.. Наймем?.. — У Филиппа глаза на лоб полезли.

— А что тебя так удивляет? — беззаботно передернула Вика щуплыми плечами. — Ты ведь на такое не способен, так что придется потратиться. Но это только в том случае, если она запросит больше, чем стоят подобные услуги. Если сторгуемся, то пусть живет, должен же кто-то унитазы чистить.

Филипп больше не стал возражать, потому что понял: она уже все решила, а у него нет голоса, даже совещательного.

— Ну что сник, красавчик? Все будет о’кей! — хохотнула Вика и потянулась, как кошка.

Ее хладнокровие не только его испугало, но и натолкнуло на странную мысль: да кто тут сумасшедший в самом деле?

— А вы похожи на свою матушку, — опрокинув в себя рюмку коньяка, разоткровенничался детектив. — Уж можете мне поверить. Я ведь еще из того поколения, что по ней с ума сходило. Татьяна Измайлова… — Он мечтательно причмокнул губами. — Вот это была красавица, я вам доложу… М-да, нынче таких не выпекают, теперешние звезды по сравнению с ней — пигалицы! Лица ничего не выражают, фигуры… Кособокие какие-то, сутулые и худющие…

«Говорливый дядька, — подумал Измайлов, — да так ли он хорош, как мне его расписывали, мол, настоящий профи с многолетним опытом. И физиономия у него какая-то мятая, нет, хуже, испитая. Да стоит ли он тех пятисот баксов, что запросил?»

А тот словно прочитал его мысли, сузил свои мутненькие хитрющие глазки и процедил, подцепив толстыми, в заусенцах пальцами тонкое колечко лимона:

— А вы, Игорь Евгеньевич, я смотрю, очень недоверчивый товарищ, очень недоверчивый. Так вы не стесняйтесь, в папочку загляните.

Сунул кислое колесико в рот и даже не скривился.

— А вы, Виталий Владимирович, просто телепат какой-то, — оценил способности нанятого им профи Измайлов. — В чем-то вы правы, конечно… Естественно, мне не терпится ознакомиться, так сказать, с результатами вашей деятельности.

— Так валяйте, не смущайтесь, а я пока, с вашего разрешения, побалуюсь вашим коньячком. Вы ведь не против? — спрашивает, а сам уже налил.

— Да ради бога… — пробормотал Измайлов, погрузившись в изучение содержимого пластиковой папки.

Содержимого на первый взгляд, кстати, негусто было, всего лишь лист набранного на компьютере текста, но все по делу. Это Измайлов сразу оценил и обозначил довольной улыбкой.

Его визави улыбку, конечно, тоже заметил и принял как должное. Схрумстал еще одну, колесико лимона и взялся за бутерброд с рыбой, деловито комментируя только что прочитанное Измайловым:

— Паренек наш еще молодой, биографию имеет не очень длинную, но достаточно бурную, как вы уже успели заметить. Успел уже наследить то там, то здесь. В столицу приехал с известными намерениями — снять банк (где ж его еще снимать, как не в Москве?), имея при себе о-очень привлекательную внешность и больше ничего. Но этого ему, кажется, хватило…

Профи как будто запнулся или сделал вид, что запнулся. Дескать, я еще очень много чего недоговариваю. Скорее всего он просто догадался, зачем Измайлову понадобились сведения на молодого паренька. Измайлов на эту тему не распространялся, а детектив не спрашивал. Ну, догадался так догадался, не велика печаль.

— Ну так что, принимаете работу? — Профи налил себе уже третью рюмку, а ведь на машине приехал! На новой «Волге» со всякими наворотами под иномарку, делающими ее похожей на провинциалку, отчаянно косящую под столичную штучку.

— Принимаю, — кивнул Измайлов. Конверт с баксами был у него под рукой, оставалось только положить его на край стола. — Сумма, конечно, приличная, но договор есть договор…

Профи, не проверяя и нарочито небрежно, сунул конверт во внутренний карман довольно-таки задрипанного пиджака и залпом осушил рюмку, снова закусил лимончиком и провозгласил:

— Главное — работа честная и оперативная, на все сто и без обмана. Фирма гарантирует.

— А ваша фирма, похоже, процветает, — ревниво заметил Измайлов, который всегда очень тяжело расставался с деньгами, даже когда по дешевке приобретал вещь, стоившую на самом деле раза в три дороже.

— Коммерческая тайна! — довольно фыркнул профи и поднялся из-за стола. — Ну, мне пора, труба зовет. А наш договор остается в силе. Если еще что-нибудь накопаю, с удовольствием поделюсь с вами информацией. Только за отдельную плату, разумеется.

— Ладно, сторгуемся, — без особого энтузиазма согласился Измайлов.

После этого они обменялись рукопожатием в прихожей, и шустрый дядька, по виду алкоголик со стажем, отправился к очередному клиенту, а Измайлов остался с пластиковой папкой стоимостью в пятьсот зеленых. Ничего, дай бог, его затраты не напрасны и вернутся сторицей, и он наконец получит то, к чему стремился последние двадцать лет. Бился как лев, но до сих пор удача от него отворачивалась, будто он чем-то ей не приглянулся.

А все потому, что мать о нем вовремя не позаботилась. Сначала мотыльком перелетала из одних объятий в другие, сплавив его к бабке, потом по уши втрескалась в модного художника Андриевского, до такой степени, что родила от него позднюю девчонку, хотя врачи ей запрещали. Результат — через четыре года сгорела от рака, до самого своего смертного вздоха уверенная, что выкарабкается. Как будто громкий титул «народная» гарантировал ей чудесное исцеление. На самом деле он ей гарантировал только пристойные похороны и место на Ваганьковском, а вот на Новодевичье титул уже не потянул. А может, Андриевский не стал особо усердствовать, рассудив, что и Ваганьковское для нее сгодится.

А как она выглядела весь последний год до смерти, пока безуспешно боролась с раком, лучше не вспоминать. Наверное, никто бы не узнал в той желтой высохшей мумии горячо любимую по народным мелодрамам актрису Татьяну Измайлову. Измайлов, тогда уже студент, навещал ее довольно часто, при том, что это была настоящая пытка, и по мере возможности пытался внушить мысль: пора уже ей и о сыне подумать. О сыне, которого она родила в перерыве между съемками и которого долгое время рассматривала как обузу и досадный довесок к продолжительному роману с подающим большие надежды режиссером, к сожалению, быстро спившимся. Теперь же настала пора вспомнить о своем материнском долге и обеспечить сыну будущее, завещав наследство.

Но мать смотрела на Измайлова водянистыми, совершенно выцветшими глазами и откровенно не желала понимать очевидные вещи. Не потому, что ее сознание подавляла боль, его подавлял страх, страх смерти. Животный, отчаянный. Она только глотала таблетки, тщательно соблюдая врачебные предписания, и после каждой пилюли прислушивалась к себе, будто пытаясь представить, как под действием чудодейственных импортных препаратов, на которые она не жалела денег, метастазы уменьшаются до микроскопических размеров, а потом и вовсе рассасываются. Но они и не думали усыхать и рассасываться, и мать ударилась по знахаркам, сомнительным экстрасенсам, промышляющим по клубам, и прочим шарлатанам, которые весьма искусно выкачивали из нее то, что она заработала за всю жизнь, проводя на съемках по триста дней в году.