Людмила Бояджиева - Идея фикс

Снежина подняла дочь с ковра, отметив, что та все же не надела платье, брать которое с собой наотрез отказалась — слишком нарядно для ужина с анонимом. Но графиня настояла, загадочно улыбаясь. Конечно же, она знала, в чьем доме проведет уик-энд, но не хотела портить дочери эффект неожиданности.

— Софи, тебе уже давно не пятнадцать лет. Ты же знаешь, сколь охотно некоторые мужчины вживаются в трагические роли, особенно в том случае, когда все идет гладко.

— Ах, мама, ничего гладкого… Он горд, слишком горд! Сидней еще долго будет студентом, он живет на стипендию, а я, черт побери, — графиня! К тому же богата. Да еще — предмет отеческих посягательств премьер-министра! Не говоря уже о том, что почти законченный профессионал!

— Хорошая невеста, я полагаю.

— Но не для человека, который с семи лет, с тех пор как остался сиротой, чувствовал свою ущербность, ненужность, который всеми способами пытался выбраться, стать самостоятельным, но попадал в омерзительные переделки…

— Настоящий сказочный герой, добивающийся руки принцессы. Не хмурься, детка, я не шучу. Ведь это Сид спас тебя из рук маньяков! Жутко становится от одной мысли, что могло случиться в том амбаре… Брр… Не будем вспоминать. — Снежина вдела в уши бриллиантовые сережки с подвесками. — Мне кажется, парень честно заслужил твое расположение.

— Мам, я влюбилась. Нет, я люблю его. Это точно. С этим ничего уже не поделаешь… А он ушел от меня.

— Да почему, боже ты мой?

— Сид полагает, что спас бы любую, а кроме того — я попала в переделку по его милости. Он считает, что способен приносить лишь несчастья и что скорее застрелится, чем причинит вред любимой женщине…

— Восхитительно старомодно! Классика возвышенных чувств. Приведи себя в порядок, детка, — на столике моя косметика. Попудри носик. Пора выходить к столу.

— Не хочу! Плевать мне на все ваши интриги… Поеду на станцию, возможно, еще успею догнать его. — Софи вскочила, наскоро поправив перед зеркалом волосы. Снежина удержала ее руку, заглянула в глаза с глубокой значительностью и выдержала полную непередаваемого подтекста паузу.

— Дорогая моя, речь идет об очень серьезных делах, поверь, — наконец произнесла она проникновенным голосом, который когда-то заставлял трепетать зал. — Ты должна появиться на ужине, а потом, думаю, мы сумеем решить кое-какие проблемы. — Снежина вдруг улыбнулась и подмигнула дочери мастерски подведенным цыганским глазом: — Ты веришь мне, девочка?

— Может, господину будет угодно взглянуть на этот галстук? Я приобрел дюжину в Лондоне. Консультировался с опытной продавщицей. — Недавно вступивший на должность камердинера пожилой мужчина старался исполнять свою роль солидно и основательно.

Его хозяин сидел перед зеркалом в едва обставленной оформителями спальне. Он нещадно торопил рабочих, нанял целую свору специалистов для внутренней отделки и всем хорошо платил. Успел, но запах краски и ковров слегка улавливался в парфюмерно-цветочной гамме наполнивших дом запахов.

Гилберт Уальд, приступивший со вчерашнего дня к должности камердинера, строго выполнял распоряжения хозяина в соответствии с составленным тем списком. В основном он лично закупил гардероб необходимого размера в указанных лондонских магазинах и поддерживал контакты с поваром относительно предстоящего ужина.

— Все собрались? — очередной раз поинтересовался хозяин, нетерпеливо взглянув на часы. До десяти оставалось пятнадцать минут. Он машинально менял галстуки «бабочка», не видя своего отражения в зеркале. Будто повернутые внутрь выцветшие голубые глаза видели совсем другую картину. Она захватывала и пугала человека, одетого в белый излишне щегольской смокинг.

«Да, шутовское щегольство». — Наконец он сфокусировал внимание на своем отражении и обреченно распорядился:

— Подай черный костюм, Гилберт.

— Невозможно, сэр. Его следует утюжить.

— Так какого черта это не сделали до сих пор?

— Вы распорядились по поводу светлого. К тому же осмелюсь напомнить, вы прибыли сюда час назад. И все это время работали в кабинете…

Тоскливо взглянув на зажатую в пальцах сигару, хозяин дома так и не зажег ее.

— Пусть будет светлый. В сущности, это уже не имеет значения. Пора. Я зайду за моим гостем сам.

Мужчина грузно поднялся, обвел глазами комнату, словно ища образок, который благословил бы его. Но образка не было, и он сам не отличался набожностью. Обращаться за поддержкой в столь ответственный момент было решительно не к кому.

На привокзальной площади было безлюдно и тихо. Подсвеченная церковь и каменное изваяние в лучах двух прожекторов, казалось, являлись единственными обитателями уснувшего городка. Провинциалы ложатся спать рано.

В ярко освещенном и пустом зале вокзала Сид два раза пробежал глазами расписание и убедился, что ему предстоит ждать следующей электрички около часа. Да какая разница?! Ведь он — слабак. А слабаки предпочитают плыть по течению.

Софи горячо произносила правильные слова: нельзя отступать, взаимная любовь — редчайшая ценность. Надо бороться. Человек — кузнец своего счастья. Сид хохотал. Все эти лозунги он уже успел проверить на деле. Любовь — нечто весьма эфемерное. Во всяком случае, у красивых женщин. Дядя не насиловал Эмили. Она — невинная, нежная, до умопомрачения любившая Сида, легла в постель с противным, наглым… О боже! Сид сжал руками голову и закачался из стороны в сторону, как человек с острым приступом зубной боли. Нет, он не сдавался! Он пытался овладеть ситуацией. Сколько раз он тонул и находил в себе силы выбраться, начать все сначала. И что же? Двадцать шесть лет, студент, с чужими деньгами на билет. Кстати, чтобы вернуться в Бостон, ему придется истратить все свое «состояние», полученное за работу в университетском архиве, — Сид два месяца штукатурил в сыром подвале стены, даже по ночам. Хорошо еще, что зеленая студенческая карта дает огромную скидку на проезд. И эту привилегию он должен предложить своей невесте?

— Ты словно вынырнул из диккенсовских времен, сумасшедший! — трясла его Софи. — Опомнись! Я предполагаю обеспечивать свою жизнь за свой собственный счет. Устроюсь репортером и начну зарабатывать деньги. Пойми, я тоже хочу сделать свою жизнь сама!

— Но за твоей спиной прочные тылы. Софи Флоренштайн, если ей уж здорово не повезет, не будет вынуждена ошиваться по притонам, подрабатывая гроши в компании сомнительных личностей. И не станет стриптизершей в ночном клубе. Я прошел через это. Я не могу повторить печальный опыт с тобой. — Он так стиснул зубы, что на скулах играли желваки.

— Довольно самоистязаний, мазохист. — Софи надулась, она не любила экскурсов Сида в прошлое. — После победы над монстром Гесслером ты стал другим. И такого я тебя люблю…