Джулия Хиберлин - Тайны прошлого

Я попыталась ответить, но для Сэди это была только разминка.

— Ты действительно только сейчас поняла, что детство у нас было странным? Что мама была в депрессии. Что папа хотел брака получше, чем тот, что вышел. Что мы жили в состоянии паранойи. Сколько ты можешь назвать бабушек, которые запирают внучек в багажник машины, а затем учат выбивать задние фары и, лежа в темноте, высовывать руки в дыру и махать, как белым флагом? Вспомни, как папа учил нас садиться в машину со стороны пассажира, если рядом с водительской дверью парковался чужой фургон? Меры предосторожности, чтобы плохие парни нас не похитили.

Ее голос начал дрожать.

— Я сама учу этому Мэдди, но он-то говорил нам, что это игра. Игра!

Тонкий белый крест у нее на лбу, обычно невидимый, налился красным. Предупредительный знак для всех, кто хорошо знал мою сестру. Шрам остался с тех пор, как Сэди отказалась пристегиваться в машине, возвращаясь с урока танцев. Как только мама нажала на газ, перед нами выехала другая машина, и Сэди ударилась о приборную доску.

Когда Сэди вернулась домой с розовым шариком и аккуратным крестиком швов на лбу, бабушка сказала, что это знак, которым Бог собственноручно отметил Сэди, увидев в ней дар. Мама тогда не показывалась весь остаток вечера.

Мистер Ван Бурен высунул голову в коридор.

— Леди? Мы закрываемся в пять. Пора принимать решение.

Я тяжело сглотнула. Злилась я не на него, а совершенно на другого человека. Та, с кем я больше всего на свете хотела поговорить, та, кто мог пролить свет на темные островки моей жизни, ушла навсегда. Я больше не могу жить с надеждой, что появится новое лекарство, и мечтать о том, как мама вдруг резко придет в себя.

Музыки больше не будет.

— Мы готовы, — сказала я Ван Бурену.

Сэди удивленно приподняла брови. Лицо у нее было бледным, с алыми пятнами.

— Ты права, — тихо сказала я, сжимая ее руку. — Ты совершенно права. Нам нужно попрощаться с мамой. Я брошу это дело. Передам его полиции.

Я даже не знала, лгу я ей или нет.

Мы с Сэди переживали и худшие ссоры, но в детстве, когда кипели подростковые гормоны, все, сказанное в запале, забывалось уже к утру. Однако я не могла рассчитывать на это теперь. Я ни в чем не была уверена, кроме того, что не могу потерять сейчас еще и Сэди.

Я сидела в одиночестве на качелях, устроенных на веранде ранчо, и пыталась успокоиться, слушая мягкий звон тарелок, которые мыли вручную. Три моих школьных подруги по волейбольной команде, которых я почти не видела за последние десять лет, поддерживали легкий разговор о своих детях — слова вылетали из кухонного окна, кружились над выгоревшим газоном и терялись в ярком летнем закате.

Они приходили каждое утро, все три прошедших дня, и каждый раз не с пустыми руками. Одна из них даже заплатила могильщику — завезла деньги, которые я ей дала, в старый деревянный дом за дорогой, где Рональд «Джиппи» Джиллеспи жил со своей матерью с тех пор, как бросил обучение в высшей школе Пондера. Мать Джиппи, женщина с лошадиным лицом и страстью к цветастым платьям, завела сына в полный финансовый тупик. Она никогда не прекращала играть в онлайн-покер, а стучать в ее дверь нужно было не меньше пяти минут, только потом она решала открыть. Глупейшая система, но в Пондере она работала.

Ингрид МакКлауд была известна и в маленьких городках вокруг Пондера, так что гостей у нас все прибывало. Она давала уроки игры на пианино. Она одалживала деньги тем, кто оказался в сложном положении. Они с папой владели огромным куском земли.

Лайл впервые на моей памяти надел рубашку с воротничком.

Вэйд мелькал повсюду, в сапогах и древнем пиджаке с ковбойскими лацканами, занимался тысячей разных дел, например, организовывал тех, кто должен был нести гроб. Милые старые леди гладили нас по рукам и говорили, что похороны прошли «довольно мило. Лонни Харбин сотворил чудо с маминой прической, а ведь у нее и так были красивые волосы».

Сплетничали, конечно, но старательно прятались при этом по углам. Как им было не сплетничать? К тому моменту все в городе уже слышали жуткие сказки о последних днях мамы, а Первая баптистская церковь Пондера буквально постелила красную дорожку для зевак, надеясь набрать себе новую паству.

В.А. Мастерс, мамин советник на протяжении тридцати лет, устроил себе отгул и произнес над гробом прощальную речь в церкви, забитой народом до самых стропил. Такое количество людей я видела здесь только на Рождество, когда выключали свет и у каждого в руках мерцала одинокая свеча.

Надгробная речь В.А. заставила меня плакать и смеяться, но позже я не могла вспомнить ни единого ее слова. Он закончил цитатой из поэмы Эмили Дикинсон, которую мама любила, и только его мягкий протяжный говор помог мне смириться с болью этих стихов.

Прошлой ночью Хадсон пришел проститься, одевшись в чудесный черный костюм. Современный рыцарь. Он сказал мне, что санитарки клянутся Богом, что, кроме медицинского персонала, к маме никто не входил.

— Мои ребята работают над делом, — сказал он мне, понизив голос. — Связались с источниками в ФБР. Ищут Смита. Пытаются разобраться… закончится ли все это… после смерти твоей мамы.

Я только кивнула и продолжила пожимать чужие руки, выполняя обязанности хозяйки как можно дальше от гроба. Чтобы не видеть маминого лица, похожего на белую маску. Я пыталась подчинить электрическое напряжение от присутствия Хадсона горю, отупению и исполнению долга.

А теперь я смотрела со своего насеста на оранжевый горизонт, заливавший чудными красками наши земли. И слушала, как на кухне одна из подруг делится рецептом картофельной запеканки.

Солнце скользнуло прочь, заканчивая этот отвратительный день.

А моя память вернулась в прошлое. К другому сияющему гробу.

Когда я вернулась в дом, в нем оставались лишь немногие опоздавшие, в основном незнакомые друг с другом, бродившие по гостиной на той грани сумерек, когда еще никому не пришло в голову включить свет.

Несмотря на невротичного отца, кузен Бобби вырос достойным, трудолюбивым и ответственным водителем грузовика. У него было двое детей и милая жена, которая привезла горшочек с цыпленком и вермишелью, удерживая его на коленях все полтора часа пути по неровной грунтовке.

— Бобби, милый, нам скоро нужно домой, детей пора укладывать спать, — сказала она, собирая грязные одноразовые тарелки и стаканчики, разбросанные по комнате.

Когда Бобби Вайт только появился на горизонте во главе своего маленького парада, мне понадобилось несколько секунд, чтобы его узнать. Мы давно не поддерживали связи — с тех пор как он переехал в городок на девяносто миль восточнее.