Марина Серова - Горячее дельце

Два охранника, державшие Моряка под руки, сиганули в разные стороны. И правильно сделали. От ярости руки у Кабана так дрожали, что из восьми сделанных им выстрелов в цель попали не более двух. Не очень хороший результат, если учесть, что стрелял Кабан с трех метров.

Тем не менее этого вполне хватило. Моряк упал, задергался в конвульсиях и вскоре затих.

— Готов, — подвел итог Савелий в наступившей тишине.

— Уберите эту падаль, — мрачно приказал отрезвевший Кабан и вошел в дом. Проходя по коридору, он в открытую дверь увидел нас и удивленно спросил:

— А вы что тут делаете?

— Это я их вызвал, — объяснил шедший рядом с ним Савелий.

— Зачем? И почему мне не сказал?

— Не успел.

— Хорошо, — спокойно произнес Кабан, — подождите пока, потом поговорим.

— Мы в машине посидим, музыку послушаем, — успела вставить я слово.

Кабан молча кивнул головой и прошел в свой кабинет.

— Пойдем в машину, — дернула я за рукав потрясенного увиденным искусствоведа.

Что и говорить, зрелище не для слабонервных. Хотя он еще и не понимает, наверное, всего трагизма происшедшего. Все это может очень плохо отразиться на нас самих.

В машине я включила аппаратуру прослушивания «жучка», и в динамике сразу раздался громкий голос Кабана:

— Дурак ты, Савелий, и уши у тебя холодные.

— Это почему? — поинтересовался Савелий.

Вопрос остался без ответа, потому что в это время в кабинете Кабана зазвонил телефон.

— Что это? — услышала я сдавленный шепот Троицкого.

— Тихо! — шикнула я на него. — Я установила микрофон у него в кабинете.

Искусствовед понимающе кивнул головой.

— Слушаю, — вновь услышали мы голос Кабана.

— Привет, Вован!.. Не волнуйся, приготовил я тебе бабки. Сто тысяч баксов. По живому рвал, но оторвал… Нет, Вован. Ты лучше сегодня не приезжай, тут сегодня не до тебя. Тут одни уже приехали не вовремя. Но это не твоего ума дело. Ты приезжай завтра с утра, я тебе все сполна отдам. Вот я сейчас при Савелии кладу бабки в свой сейф. Завтра приезжай часиков прямо в восемь… Будь здоров.

Кабан положил трубку.

— Так на чем мы с тобой, Савелий, остановились?

— На том, что я дурак и уши у меня холодные.

— Это очень верно подмечено. Только это кто так сказал? Ты сам догадался? Или я тебе подсказал?

— Ты.

— А ты что?

— А я спросил, почему.

Наступила тишина.

Я прибавила громкости, решив, что собеседники перешли на шепот.

Но оказалось, что Кабан опять наливался гневом и собирался с силами. Его дикий крик буквально оглушил нас:

— Да потому, козел, что я тут людей мочу, а ты зрителей собираешь! Ты что? Ментов вообще уже в уме не держишь? Я же им пригрозил, что если бабки не найдут, то я им головы поотрываю. Они понимают, что я не шучу. А теперь тем более. Так что же им помешает побежать в ментовку и меня заложить, если им терять нечего? А? Молчишь, гнида?

— Че говорить-то? — пролепетал Савелий.

— Уж я не знаю! — продолжал греметь, несмотря на уменьшенную громкость, Кабан. — Скажи, к примеру, что с ними делать теперь?

— А че делать?

— Че, че, — передразнил собеседника Кабан и деловито закончил: — Мочить их придется, вот че.

— Может, обойдется? У тебя же в ментовке прихвачено. Как пойдут стучать, тут мы их и замочим.

— Верно, прихвачено, подкармливаю кое-кого. Но это все до поры до времени. Или моих ментов погонят, или они сами решат, что со мной пора кончать. Может, им какой-нибудь Кореец заплатит больше моего. Как волка ни корми, он все в лес глядит. Нет, лучше им такой повод не давать.

— А как же картина и деньги?

— Раньше надо было думать про деньги, идиот. А теперь где уверенность, что они их искать будут? Ты бы на их месте стал? Или в ментовку бы сразу побежал?

— Не знаю, — честно признался Савелий.

— Вот и я не знаю. Чего же мне рисковать? А найдут они деньги или нет, тоже вопрос. Денег, конечно, жалко, но сейчас не до них. С Корейцем, опять же, надо решать что-то. В общем, надо их мочить, — уверенно заключил Кабан, — вот ты этим и займись. С этим гадом их и закопаешь в одной яме.

Дальше слушать не имело смысла. Я вопросительно посмотрела на Троицкого, запуская двигатель.

— Что скажете, Лев Владимирович? Прерывающимся от волнения голосом он пробормотал:

— Таня, это я во всем виноват. Я сам опрометчиво связался с этими бандитами и вас втянул в неприятности. Я не знаю, что с нами будет дальше, но хочу попросить у вас прощения.

— Хорошо, считайте, что вы прощены. Теперь давайте попробуем удрать отсюда.

Я включила передачу и медленно поехала к воротам.

Обычно ворота охранял один человек, который беспрепятственно открывал их, стоило мне подъехать поближе.

Как я успела заметить, ворота управлялись из двух мест: пультом с тремя кнопками, находящимся непосредственно у ворот под металлическим козырьком, и, очевидно, таким же пультом в будке, используемым в случае непогоды.

На этот раз охранник сидел в будке, но ворота при нашем приближении остались недвижимы.

Я полагала, что это не было результатом конкретно полученного охранником указания не выпускать именно нас. Скорее всего он получил приказ не выпускать никого без особого разрешения. Бежать за таким разрешением к а Кабану или Савелию я, естественно, не собиралась.

Я понимала, что необходимо любой ценой открыть ворота и выехать с территории АОЗТ «Шторм». Или нам светит остаться здесь до конца жизни. Впрочем, ждать его долго не придется.

Мы переглянулись с Троицким.

Он тоже все прекрасно понимал.

Он понимал даже, что ворота открывать предстоит именно ему, я не могла оставить руль машины, в ней была вся наша надежда на спасение.

Он молча кивнул мне головой и вышел из машины, не забыв свой неизменный зонтик.

Подойдя к пульту, Троицкий нажал одну из кнопок, и ворота медленно стали сдвигаться в сторону.

Изумленный подобной наглостью охранник выскочил из будки, держа в руке помповое ружье.

— Эй ты, старый козел, ты куда свои пальцы тычешь? Я сейчас тебе руки-то поотрываю! — закричал он, не двигаясь с места.

Троицкий продолжал хладнокровно нажимать на кнопку так, словно угрозы охранника к нему никакого отношения не имели.

Ворота сдвинулись примерно на четверть ширины машины.

Увидев, что словами делу не поможешь, охранник, высокий, широкоплечий парень лет двадцати восьми, с ружьем под мышкой, направился к Троицкому, чтобы привести угрозу в исполнение.

Не думаю, чтобы он собирался пустить в ход ружье. Его физическое превосходство над искусствоведом было слишком очевидно.

К тому моменту, когда охранник схватил Троицкого за шиворот и швырнул его на землю, ворота сдвинулись всего наполовину.

Оглянувшись назад, я увидела, что несколько человек во главе с Савелием не торопясь идут в нашу сторону.