Андраш Тотис - Гориллы

На площади не было ни души, лишь распивочная была от­крыта, но Полу не хотелось появляться на людях в таком ви­де. Выключив мотор, он распахнул дверцу машины. Странно действовала эта внезапно наступившая тишина, нарушаемая мирными деревенскими звуками: отдаленным, чуть слыш­ным лаем собак, неумолчным треском сверчков. Холодный, напоенный влагой воздух хлынул в машину, прогоняя уста­лость. Пол какое-то время выждал, однако прохожие не по­являлись; все жители деревушки, кому вздумалось сегодня заложить за воротник, уже сидели в распивочной и пока не собирались ее покидать. Отстегнув кинжал и пистолет, Пол швырнул их на заднее сиденье. Без оружия он, пожалуй, не вызовет особого переполоха.

В распивочной прохлаждалось всего лишь несколько человек. Не пивная, а жалкая дыра: обшарпанная деревянная стойка — ни намека на надраенную до блеска медную об­шивку; добродушного бармена, разливающего по кружкам десятка два сортов пива, нет и в помине, да и несмолкаемого гула человеческих голосов здесь не услышишь. Словом, эта забегаловка ничем не напоминала уютные пивные, к кото­рым привык Пол. На металлических стульях, обтянутых красной искусственной кожей, неудобно примостились не­сколько бедолаг, которых занесла сюда злая участь; один из посетителей, ткнувшись головой в пластиковую столешницу, спал. Расплывшуюся вокруг его головы лужу, будь она по­краснее, можно было принять за кровь, однако, судя по за­паху, это было бренди. За стойкой торчала высохшая стару­шонка, облаченная в халат не первой свежести. Она была занята тем, что переливала какую-то жидкость из большой бутылки в маленькую, и даже не взглянула на нового посети­теля.

"Господи, куда это меня занесло!" — подумал Шорт, а вслух, обращаясь ко всем присутствующим, произнес:

— Добрый вечер!

Ответа не последовало. Пол подошел к стойке и уже го­тов был по привычке облокотиться на нее, однако его во­время удержали застарелая вонь пролитого алкоголя и лип­кие разводы.

— Не скажете, где здесь Кинсвуд-Менор? — спросил он.

Старуха отставила в сторону свои бутылки и обратила на него взгляд. Зря только снимал оружие, подумал Пол, за­явись я сюда с пулеметом на плечах, тут и глазом не морг­нули бы.

— Кинсвуд-Менор? — переспросила бабка, выговаривая это название как "Кенсуд"; возможно, таковы здешние нор­мы произношения, но, скорее всего, по-иному ей и не выго­ворить своим беззубым ртом. — Пойдете вон туда, наверх, значит, к каштановой роще, а там свернете направо и прямо упретесь.

Шорт знал цену подобным указаниям. "Прямо упре­тесь" — но до тех пор надо будет раз десять свернуть вправо-влево и миновать пяток дворов.

— Как он выглядит, этот дом?

— Дом как дом. Стены, крыша. И зеленью зарос.

— Благодарю! — Шорт поднял руку, словно отдавая честь. По крайней мере здесь хоть отвечают на вопросы.

— Вы небось из полиции? — радостно заверещала стару­шенция. — Сколько раз я говорила, да только никто мне ве­рить не хотел. Так им и надо, наконец-то достукались! Зна­чит, пойдете во-он туда, к каштановой роще, а как направо повернете, прямо в тот дом и упретесь. Тут мудрено заблу­диться.

Пол уже двинулся было к двери, но замечание бабки вы­звало в нем любопытство, и он замешкался.

— Чем вам эти люди не угодили? Почему вы говорите "достукались"?

— Плохие они люди, я всегда это говорила.

— А чем они плохие?

— Не нашего поля ягода. У нас тут совсем другой народ живет, мирный. А до них давно пора добраться! Так вы сту­пайте себе, мистер, как я вас научила, и не заблудитесь.

Пол вышел из распивочной. Машина поблескивала во тьме, словно загадочный аппарат из другого века. Прежде чем тронуться в путь. Шорт вновь нацепил оружие: ведь он решил наведаться к "плохим людям". Поднявшись по улице вверх, он увидел каштановую рощу и легко нашел узкую до­рогу, сворачивавшую вправо. Спортивная машина низкой посадки не приспособлена для таких дорог. Даже "пежо", должно быть, намучился здесь. Сюда бы устойчивый, с вы­сокой посадкой, старомодный рыдван, а еще лучше "джип" или "лендровер". Он ехал очень медленно, стараясь манев­рировать между выбоинами и ухабами так, чтобы днище ма­шины не задевало за колдобины. Проехав с километр, он увидел дом. Тут действительно нельзя было заблудиться. Здание выглядело уродливо: башенки, миниатюрные бастио­ны и прочие архитектурные выкрутасы крайне уродовали его пропорции. Этакий уменьшенный в масштабах и встроен­ный в английскую усадьбу обвитый плющом замок Дракулы, как его представляет себе третьеразрядный голливудский режиссер. Во всех окнах горел свет. Гвен, конечно же, то­мится в башенной комнате; в разорванной ночной рубашке она отбивается от посягательств злодея, вынашивающего гнусные помыслы. А Ким ждет своего конца, прикованный к сырой стене подвала. Отважного освободителя подстере­гают стаи летучих мышей и потайные люки.

Его игривые мысли вмиг как ветром сдуло, когда он уви­дел на дороге брошенный "пежо". До дома оставалось еще добрых две сотни метров, да и перед самим зданием места было предостаточно. Отчего же машину оставили здесь?

Держа браунинг наготове, он вылез из машины. "Пежо" оказался пуст, а дверца его была не заперта. Пол отворил ее, и вспыхнувшая лампа осветила темно-зеленую кожу сиде­ний. У заднего сиденья что-то блеснуло. Пол пригляделся внимательнее: это была сумочка Гвен, наполовину затолкну­тая между спинкой и сиденьем, и лишь отблеск медной за­стежки выдал ее. Сердце Шорта дрогнуло. Не раздумывая, он нагнулся, чтобы поднять сумочку. Однако тотчас в созна­нии мелькнуло, что этого не следовало делать.

— Не двигаться! — было произнесено шепотом. Тихий, хриплый шепот. Однако звучал он убедительно. Пол удер­жался от соблазна предпринять хоть какую-то попытку со­противления. Согнутый в три погибели, всей верхней частью туловища затиснутый между двумя сиденьями — куда уж тут сопротивляться! Резким пинком ему подбили обе ноги, так что он вынужден был опереться руками о сиденье. В спину ему уперлось дуло оружия. Кто бы ни находился сзади, этот человек знал свое дело. Пол валялся в машине на животе чуть ли не враскорячку. Из такого положения даже не раз­махнешься, чтобы нанести удар ногой. Пол был вне себя от злости. И снова ему захотелось как следует пнуть самого себя за то, что свалял такого дурака. Ему не пришлось тру­диться, за него это сделали другие. Удар пришелся между раздвинутых ног, и у Пола искры из глаз посыпались, хотя под комбинезоном у него был поддет суспенсор: проложен­ный губкой, упругий пластиковый панцирь, изготовленный специально для подобных ситуаций.

Пол решил притвориться, будто ничем не защищен и в полной мере испытал удовольствие от классического удара по самому чувствительному месту. Он взвыл от боли и раз­разился проклятиями; ни то ни другое не составило ему тру­да. Не обращая внимания на приставленное к его спине ору­жие, он поджал под себя ноги и весь съежился. Послышался тихий смех. Но противник, к сожалению, действовал как профессионал. Он не знал, что его пытаются провести, и все же вел себя с учетом этой возможности: отступил назад и взял на прицел, прежде чем Шорт успел бы броситься на него.