Микки Спиллейн - Я умру завтра

"Все следят за мной" - произведение, которое впервые публиковалось в четырех номерах журнала "Manhunt", с января по апрель 1953 года; фактически эта вещь с продолжением печаталась в первом номере журнала, и участие Спиллейна - его имя была напечатано на обложке почти таким же крупным шрифтом, как само название издания, - дало понять, что журнал остается верен традициям "Черной маски", хотя произведение и не писалось специально для "Manhunt". Первоначально оно предназначалось для "Collier", но тот приказал долго жить и перепродал произведение "Manhunt". Вещь достаточно необычна для Спиллейна. Ее главный герой - "мальчишка", помощник старьевщика, в котором нет ничего от Майка Хаммера; хотя действие разворачивается в городской обстановке, это явно не Нью-Йорк, а сцены, где господствует насилие или где проявляется нежность героев друг к другу (они тактично построены на полутонах), принадлежат к лучшим страницам прозы Спиллейна. Введя в действие таинственного мстителя Веттера, от одного имени которого у всех бегут мурашки по коже и которого он раскрывает лишь в финале повествования, Спиллейн в некотором роде продолжил традиции своего романа "Глубина" (1961 г.), ознаменовавшего переход Спиллейна от комиксов и журналов для мужчин к полкам солидных книжных магазинов и спискам бестселлеров.

Эти произведения, столь разные по объему и тематике, представляют многогранное творчество писателя, который, экспериментируя, совершенствует свое мастерство. Но, как и Раймонд Чандлер и Дэшил Хэммет, он без особой охоты соглашается, чтобы его произведения "малых жанров" были изданы отдельным сборником. И тем не менее соглашается. А "потребители" прозы Спиллейна - так же, как Чандлера и Хэммета, - испытывают к автору только благодарность за выход в свет этого сборника.

Макс Аллан Коллинз

Смерть придет завтра

Полуденный поезд, опоздав на час, подошел к Кларксдейлу в самое жаркое время дня. Дважды в сутки этот особый скорый останавливался тут на тридцать минут, давая репортерам возможность сфотографировать и проинтервьюировать проезжающих знаменитостей. Здание вокзала располагалось достаточно далеко, и можно было поговорить с любым, кто испытывал желание поразмяться, отдать должное местной кухне и купить сувениры.

На беду, стояла невыносимая жара. И пассажиры предпочитали кондиционированный воздух купе палящему солнцу на перроне. Так что вышли только трое из нас.

Одного встретила плотная женщина в новом "бьюике". Мы с другим парнем пересекли улицу, влекомые единой целью - крепко жахнуть по кружке пенистого пива.

Мы едва ли не бегом добрались до перекрестка, одновременно очутившись у дверей, и чуть замешкались, предлагая друг другу войти первым. И нас овеяло холодом. Он был так пронзителен, что даже резанул по телу, но все равно восхитителен.

Стоящий у бара шериф ухмыльнулся и спросил:

- Никак слишком жарко для вас, джентльмены?

Наконец появилось пиво; я дал осесть пене и принялся смаковать по глоточку.

Мой попутчик взял кружку побольше, и, когда я предложил ему пропустить еще по одной за мой счет, он грустно покачал головой:

- Спасибо, больше не могу. Жена терпеть не может, когда от меня пахнет пивом. - Он бросил на стойку квотер и вышел.

- Просто позор, до чего женщина может довести мужика, - возмутился шериф.

- Ужасно. Похоже, он так и не вырос.

- Ну, дело не только в этом.

Прежде чем я успел ответить, я услышал низкий грудной смех.

- Тебе лучше знать, папочка.

На ее загорелом лице ярко выделялись серые глаза. Светлые волосы выгорели на солнце до белизны, а из-за долгих часов в седле живот у нее стал подтянутым и плоским. Юбка не могла скрыть очертаний ее бедер, а под рубашкой виднелись соблазнительные округлости.

- Моя дочь Кэрол, - представил ее шериф. - Откуда-то я тебя знаю, сынок.

- Рич Тербер, - ухмыльнулся я.

Красотка уставилась на меня, и ее лицо расплылось в улыбке.

- Ну конечно. Голливуд, послевоенные годы. Один из тех напористых молодых людей. Я вас помню.

- Благодарю, - сказал я.

- Что с вами случилось?

Я неопределенно повел плечом в сторону Голливуда.

- Страна слов и снов. Вернулись домой толковые парни, и пришлось уступить им место. Всем нам было свойственно нечто общее. Отсутствие таланта.

Тычком пальца шериф сдвинул шляпу на затылок. У него была густая серебряная шевелюра.

- Откуда же я тебя знаю? Отроду в кино не ходил, сынок. Кэрол возмущенно глянула на папашу.

- А тебе и не надо было ходить. Он был на всех журнальных обложках. Она снова улыбнулась мне. - Но вы здорово изменились.

Я поставил кружку с пивом.

- Радость моя, как ни больно, но должен вам кое-что напомнить. Война кончилась десять лет назад. И я уже далеко не тот самый киношный юноша.

Она разразилась смехом, который был мелодичен, как музыка. Откинув голову, она буквально затанцевала на месте.

- Мне тогда исполнилось всего пятнадцать лет. И вы были одним из моих кумиров. - Тут она увидела мою физиономию и перестала смеяться. - Нет, честно-пречестно. Вы вернулись с войны, и все такое... Я была маленькой девочкой и втрескалась в вас по уши.

- Я люблю больших девочек.

- Ага. - Взгляд ее приковался к моему головному убору. - Эта шляпа... Сегодня их никто не носит.

- Наш мэр, - поправил ее отец.

- Разве что мэр, - согласилась она.

Я поднялся и стащил шляпу с головы.

- Мне всегда хотелось иметь такую. Шляпу носил мой старик, и я считал, что он выглядит на миллион долларов. Вот и обзавелся ею. - Я с улыбкой аккуратно водрузил шляпу на голову и прикончил пиво.

Повторив заказ, я залпом выпил и взял еще кружку. Бармен мгновенно поставил ее передо мной. Похоже, его что-то волновало, и он то и дело поглядывал на часы. После очередной порции я почувствовал, что настало время расплаты.

Желудок начал давать о себе знать, но поскольку времени заняться им еще хватало, я добрался до туалета позади бара и попытался привести себя в порядок. Вошел бармен.

- Парень, до отправления поезда две минуты, - сказал он.

- Да черт с ним!..

- О'кей...

Я приводил себя в чувство, когда поезд тронулся с места. Я услышал свисток и перестукивание колес, а когда снова посмотрел на себя в зеркало, за стенами бара стояла глубокая тишина, которую нарушало лишь шуршание ветра на крыше. Я подошел к раковине, плеснул в лицо холодной водой и обозвал себя так, как того заслуживал.

Болван! Я был сущим болваном. Нет, я не напился. Во всяком случае, не с четырех наспех пропущенных кружек пива. Просто я поплыл от жары и жажды. Напряжение понемногу отпускало, и я подумал, что пора бы бармену еще раз заглянуть ко мне, и тут дверь снова открылась, и я увидел его.

Вернее, часть его корпуса. Бармена колотило.

- Выбирайтесь оттуда, проезжий. Выходите. - У него неудержимо дрожала нижняя губа, ткань брюк вздымалась, и было видно, как конвульсивно сокращаются мышцы, словно массирующие бедренную кость.