Дарья Дезомбре - Тайна голландских изразцов

Впрочем, беседы у них не вышло. Маша заказала кофе для обоих и стала расспрашивать про дом. Это правда, положив в кофе пару ложек сахара «с верхом», подтвердил Збигнев, в доме был камин, что твой корабль. Занимал половину первого этажа и почти всю комнатушку, в которой стоял. Он, Збигнев, всегда сбивает плитку, если находит, – для перепродажи. Иногда попадается и мебель на чердаке или в подполе, из старья, но на нее не всегда есть спрос. Впрочем, дер Страат – мужик хороший, берет почти все. А сколько уж он потом на этом барахле наваривает, не его ума дело.

– А сам камин? – Маша попробовала кофе, но он тут оказался много хуже супа. И она незаметно отодвинула чашку.

– А что с ним? – пожал плечами прораб.

– Что в нем было такого особенного? Кроме размера?

– Да ничего. – Збигнев воззрился на нее в удивлении. – Только этот… Как с ума сошел.

– Этот? – переспросила Маша. – Кто?

– Да, – неопределенно махнул рукой прораб. – Один из рабочих.

– Русский? – уточнила Маша и вдруг увидела, как напрягся прораб.

– Нет, – ответил он, отводя глаза. – Русских я редко беру на объект. У них нет права на работу.

– Послушайте. – Маша постаралась быть убедительной. – Я никому не скажу. Мне просто нужно его имя. Вот и все.

– Это не русский. – Збигнев осторожно высвободил свою тушу из-за стола. – Говорю же. Фламандец. Всегда был не в себе. А тут совсем двинулся. Развод у него. Все дела.

И, предвосхищая последующие вопросы, Збигнев торопливо пожал ей руку своей огромной лапищей и почти бегом вышел из ресторана.

Маша задумалась, передвигая по столу чашку с уже остывшим кислым кофе. Збигнев явно врал. И даже ясно почему. Боялся проверок из Министерства труда и налоговой. Брать нелегалов здесь было опаснее, чем в Москве. Что делать?

Впрочем, тут у Маши возникла одна идея, и за неимением прочих, более удачных, следовало ее опробовать.

Андрей привычно, будто никуда и не уезжал, влился в московские пробки. Весь екатеринбургский эпизод хотелось выкинуть из головы – бездарная потеря времени и сил. Впрочем, попытался приободрить себя он, все-таки одну преступницу на чистую воду вывел, и красиво так, элегантно. Жаль, что свидетелем этой антрепризы стал уральский сержант, а не… А не Маша… Не о Маше, дурак, сейчас нужно думать, говорил себе он, а о работе. Тем более что думать о Маше – занятие бессмысленное, хотя они и продолжали, будто уже скорее из вежливости, а не по насущной необходимости, регулярно созваниваться. Вот и перед вылетом из Екатеринбурга он честно рассказал ей о своих бесславных сибирских приключениях. Но Маша была далеко и вся в европейской истории, искусстве да антиквариате. Он вздохнул: слишком далеко от колоний строгого режима, зэков, грязного снега и грязных же пироманских игр. Каждому свое в этой жизни. И потому, каким бы безрезультатным ни казалось его хождение по кругу в этом деле, необходимо снова открыть досье по шахматисту и искать новые зацепки, возможно, никак не связанные с покойным антикваром Гребневым. Да и с покойным Славиком не связанные. А в том, что Славик все ж таки оказался покойным, было что-то бодрящее, поскольку, судя по отзывам очевидцев и по трупам, которыми тот усеял свой жизненный путь, существом он был страшноватым. «Надо работать!» – уговаривал себя Андрей. Но на душе было тоскливо, и делать ничего не хотелось, хоть плачь.

Ближе к вечеру пришел Камышов и присел напротив – на бывший Машин стул – со значительным выражением на лице.

– Чего? – спросил Андрей, внутренне поморщившись. Что, трудно было выбрать какое другое место для своей тощей задницы?

– Есть новости. Но, блин, все еще больше запутывается.

– Валяй, – устало вздохнул Андрей. – Куда уж больше-то?

– Пока тебя не было, – зашептал, очевидно, для пущей таинственности рыжий лейтенант, – тебе на рабочий звонил шахматист, Вейерен – ну, тот, который типа дружбан нашего. Сгоревшего. Я как раз взял трубку.

– Ну и?

– Сказал, что вспомнил кое-что.

Андрей выразительно на него взглянул: мол, рожай давай! А Камышов понял и уже без драматических пауз продолжил:

– Погибшего Ван дер Пютена и Вейерена объединяли не только шахматы. Кроме шахматных затей, они вместе состояли на своеобразном интернет-ресурсе «Энигма».

– Что-нибудь порнографическое? – скучающе спросил Андрей.

Рыжий замотал головой: вовсе нет. Сайт интеллектуалов, вроде закрытого клуба для посвященных, любителей разгадывать разнообразные ребусы: от математических задач до исторических загадок. Андрей поднял на Камышова глаза: и чего?

– А того, – пояснил Камышов, – что пару месяцев назад кто-то зашел на их чат и предложил решить головоломку, заключенную в каких-то изразцах…

– А? – Андрей вытаращился на него и почувствовал, как гулко забилась толчками кровь, прилив к голове и застучав в висках.

– Так вот, тот, кто предложил загадку, был русским, представляешь? И наш Ван дер Пютен очень заинтересовался этой историей, предложил тому русскому выслать детали загадки…

– Что за изразцы? – медленно произнес Андрей, уже понимая, что таких совпадений не бывает.

– А фиг их знает, голландцев. Голландские, наверное. Ну так вот…

– Срочно… – прервал его Андрей, поднимаясь. – Мне срочно нужны данные с компьютера этого Пютена.

– Так они там, в Голландии, поди… – начал задумчиво Камышов.

– Срочно! – взревел Андрей, хлопнув ладонью по столу. – Пусть вышлют жесткий диск по почте, предупреди наших в айти-лаборатории. Мне нужно все, что как-то касается этого клуба. Пусть взломают сайт. Найди переводчика с голландского… – Он выдохнул и, глядя на застывшего в удивлении Камышова, рявкнул: – Бегом!

Через час они уже сидели в лаборатории с переводчицей: голландского не понадобилось – посетители сайта переговаривались по-английски. Но свободно в отделении языком никто не владел, кроме Маши. Только она была далеко, и от одной мысли о ней Андрея начинало снедать беспокойство: следовало ей позвонить, но он ждал хоть какой-то зацепки, хоть каких-то новостей по делу. От былой апатии не осталось и следа, Андрей бегал по Петровке как подстегнутый. За прошедший час айтишники по его просьбе не только получили разрешение на доступ к информации сайта «Энигма», но еще и через свой поисковик обнаружили все единицы текста, в которых встречалось слово «изразцы».

Переводчица быстро проглядывала текст с картинками на большом экране:

– Тут один неизвестный под ником Фаундер выложил пару фотографий с плиткой онлайн. Вот, посмотрите, одна – с мальчишками и волчком, другая – с мальчишками и удочками.

Андрей нетерпеливо поерзал на стуле: ну, удочки, ну, волчок. А дальше-то что? Переводчица, дама лет пятидесяти, высокая, в строгом сером костюме, похожая на удалившуюся от дел учительницу престижной спецшколы, покосилась на него с легкой опаской: это был ее первый опыт предоставления услуг Петровке, 38. Она попыталась перевести весь последующий обмен репликами как можно точнее. Но никакой ясности все равно не получилось.