Дарья Дезомбре - Тайна голландских изразцов

– Здрасте. – Он пожал Андрею руку, быстро затушив сигарету в предусмотренной для этих целей железной банке. – Это вы, значит, по Аркашину душу? Из Московского уголовного розыска?

Андрей кивнул, и Смирнов пропустил его в квартиру, сумрачную и неопрятную. Едва Андрей успел подумать, что, очевидно, Смирнов живет по-холостяцки, как из туалета, сопровождаемая шумом сливного бачка, выплыла мадам Смирнова в цветастом байковом халате. Кинув на Андрея заспанный взгляд маленьких серых глазок, она, едва поздоровавшись, исчезла на кухне.

– Может, чаю? – явно смутившись поведением супруги, спросил Смирнов.

Андрей обвел взглядом небольшую, давно не ремонтированную комнату, стол с крошками, над которым еще витал запах вчерашнего ужина (жареная колбаса с луком?), и отказался.

– Что ж. – Смирнов сел на стул. – Понимаю – дело есть дело. Спрашивайте.

Андрей улыбнулся, вынул папку, чистый лист.

– Начнем сначала: откуда вы знаете Аркадия Шарнирова?

– Так это… Однокашник мой. Тут, совсем поблизости, вместе в триста восьмую ходили.

– Лучший друг?

– Да не особо. Так, после института пару раз собирались пиво попить.

– Тогда почему именно у вас он поселился в этом году, когда приехал из Германии?

– Так где ж? Свою квартиру он продал, денег особо, как я понял, ну, на гостиницу приличную, не накопил. Вот. Попросился дня на четыре.

– Всего на четыре?

– Ну да, – нахмурился Смирнов. – Ритка моя на даче была, я подумал: чего мне, жалко, что ли? Посидим, вспомним молодость…

– И как? – прищурился Андрей. – Вспомнили?

– Да какое! – махнул рукой Смирнов и глянул на Яковлева с явной обидой. – У него только девки были на уме! Седина в бороду!

– У него был роман? – нахмурился Андрей.

– Да какое! – повторил Смирнов. – По ночным клубам колесил всю ночь, вот и все!

– А по каким клубам, не в курсе?

Смирнов пожал плечами:

– Да на что мне? Знаю только, что клубы были вроде за городом.

– За городом? – замер Андрей. – А где конкретно, не знаете?

– Знаю, – иронично прищурился Смирнов. – Потому что мне штраф потом выписали. На две тыщи!

– Ого! – посочувствовал Андрей. – Значит, он брал вашу машину?

– Да какая машина! – снова махнул рукой Илья. – Название одно! «Жигули» старые!

Андрей почувствовал, что в голове наконец что-то начало срастаться.

– Так что за пригород?

– Да Пушкин. Знаете?

– Знаю, – медленно ответил Андрей.

– Вот. Я-то уже, конечно, от ночной жизни оторван, но…

– Скажите, пожалуйста, – перебил его Андрей, – а куда он потом уехал? В Германию?

– Да нет вроде, – почесал бровь Смирнов. – В Москву. Там у него встреча была назначена… Что-то с турниром связано. Шахматным вроде.

– Шахматным, – подтвердил Андрей. – Не покажете мне, каким числом датировался ваш штраф?

Смирнов послушно полез в сервант с пыльным хрусталем образца начала восьмидесятых. А Андрей думал о том, что надо позвонить Маше, чтобы обрадовать: скорее всего, они нашли вора, залезшего в особняк ее клиента в Пушкине и выкравшего двадцать изразцов. А также того самого русского, с которым должен был встретиться голландский шахматист.

Но если даже представить, что именно он расправился и с голландцем, и с антикваром, остается большой вопрос: кто расправился с ним самим?

«Образованнейший человек своего времени, монах-бенедиктинец Иоганн Тритемий, – читала Маша с чуть светящегося в полутьме бизнес-центра экрана. – Считается одним из отцов современной криптологии. Родился в 1462 году в городке Тритенхайм, что на берегу Мозеля, в простой семье и в пятнадцать лет едва умел читать. Но, влекомый неуемной жаждой знаний, вырвался из лап поколачивающего его отчима и отправился в университет Гейдельберга». «Прям немецкий Михайло Ломоносов», – подумала Маша и вернулась обратно к экрану. «В университете, – гласила статья, – обогатился многими знаниями, в том числе в древнееврейском языке, и друзьями из числа каббалистов». «Каббала» – записала Маша в блокноте. «Однажды, во время снежной бури, юноша укрылся в монастыре в Спонхейме. Приняв метель за знак Божий, он остался в монастыре, где вскоре стал аббатом». Маша нетерпеливо пропустила пару пассажей. А, вот: «Увлекался астрологией, магией и оккультизмом. Однажды на приеме у императора Максимилиана I вызвал дух его почившей супруги, принцессы Марии Бургундской. Говорят, император даже смог нащупать бородавку на затылке у принцессы, о которой знал только он… – Маша хмыкнула и продолжила: – В книге «Полиграфия», изданной в 1518 году, он описал шифр, в котором каждая следующая буква шифруется своим собственным шифром сдвига. Кроме того, Тритемий первым заметил, что шифровать можно и по две буквы за раз – биграммами. Один из его последователей, иезуит Кирхер, создал на основе его шифра «полиглотический код на пяти языках», который мог использоваться для шифрования и передачи сообщений на латинском, итальянском, французском, испанском и немецком языках, при этом декодирование могло производиться на любом из указанных языков…» Далее следовало подробное описание шифра в разнообразных таблицах, через которое Маша пробралась с мукой, поскольку время было уже позднее, а день тяжелый. И, поняв, в чем суть, расстроенно откинулась на стуле. «Все это здорово, – подумала она, – но совершенно не подпадает под нашу историю с изразцами». Она встала и выглянула наружу – на стойку рецепции, где сидел с очередной оставленной постояльцем книгой Седрик. В этот раз книга была с кинжалом на обложке и с силуэтом человека в черном, уходящего вдаль. Седрик оторвался от книжки, вопросительно улыбнулся Маше: все ли в порядке? Она кивнула и снова села перед компьютером – статья оказалась бесконечной.

«Самая известная работа Тритемия – «Стенография» – была написана в 1499-м, а издана во Франкфурте более чем столетие спустя. В «Стенографии» – солидном научном труде по изучению ангелов (ангелологии) – под серьезным влиянием Каббалы был закодирован другой текст, касаемый шифров. Так родилась стеганография – вид шифрового сообщения, которое притворяется совсем иным».

Маша вновь откинулась на спинку стула. Это было уже интереснее просто кодов! Коды шифровали некое сообщение. Стеганография же скрывала сам факт этого сообщения: так, предмет, что вы держите в руках, может казаться просто картинкой, колодой карт, яйцом или банальным списком покупок. Иными словами, огромное преимущество изобретения Тритемия над чистой криптографией заключалось в том, что эти предметы никак не привлекают к себе внимания. Маша вспомнила рассказ Шарнирова, как он впервые задумался о двойной сути изразцов: маленький дом с огромным камином, которому под силу было отопить бальную залу во дворце. Дом, похожий на сундучок, в котором лежит шкатулка – камин. Он искал сначала в камине, по русской традиции: та игла в яйце, то яйцо в утке, та утка в зайце, тот заяц в сундуке, а сундук стоит на высоком дубу… Но понял, что это только полпути…