Хиггинс Кларк - Снега

— Картина «Возвращение домой с работы» прекрасно улавливает дух времени ранних переселенцев, дух, который, конечно же, был так важен для вашего деда, — сказал один из визитеров, обращаясь к Джеральдин и придавая своему голосу приглушенные, уважительные интонации. — Тот факт, что картина будет висеть в нашем музее, станет данью уважения, в первую очередь, по отношению к вашему деду.

— А почему бы вам не взять его портрет? — настойчиво спросила Джеральдин. — Почему бы вам не взять ту, другую картину?

— Ну-у-у, — сказал один из членов Комитета Ассоциации, — нам не хочется перегибать и проявлять эгоизм и бессердечие. Мы прекрасно знаем, как тот портрет вам дорог.

— Если я вам отдам «Возвращение домой», то в обмен я хочу, чтобы вы отвели в нашем музее специальный зал, посвященный моему деду. Вот там и будут висеть обе эти картины.

Она еще не закончила своей фразы, а все члены делегации Ассоциации уже кивали головами в унисон, выражая свое полное согласие с этим великолепным предложением. Они тут же рассказали о том, какие планы строят на первые дни Нового года, надеясь, что все мероприятия привлекут публику, дадут прибыль и обязательно станут главным событием года в Аспене. Саму Джеральдин, естественно, приглашали стать почетным гостем этих мероприятий. Джеральдин, в душе которой гражданские чувства одержали победу, тут же согласилась подписать соответствующие бумаги и отказалась от всех доходов от мероприятий в пользу музея.

— Мне все равно некому оставить в наследство деньги, поэтому, коли уж память о моем Дедуле будет таким образом сохранена, то я…

Все члены Комитета Ассоциации едва не упали со своих стульев от восторга.

Через несколько недель они вновь нанесли визит в особняк Джеральдин, чтобы представить хозяйке сценарии торжественных мероприятий и планы организации музея. Теперь они решили воссоздать в своем музее практически в первозданном виде целые комнаты так, как они могли выглядеть в начале века. Таким образом, они мечтали передать дух и обстановку шахтерской деревни на грани двух веков. У Джеральдин они спросили, не осталось ли в ее доме еще каких-либо вещей, которые она могла бы подарить для этих целей музею.

— В моем сарае десятилетиями никто не убирался, — призналась Джеральдин, — так что это дает мне достаточное основание отказать вам в вашей просьбе.

— Но ведь нам нужны практически любые вещи, которые могли бы иметь хоть какую-то историческую значимость. Если хотите, я могу вам помочь поискать их в сарае, — предложил свои услуги Тед Вимс.

Джеральдин от его помощи отказалась.

— Прежде всего я хотела бы остаться на какое-то время одна со своими воспоминаниями, — сказала она. — Если у меня что-то не получится или если мне станет грустно, вот тогда я позову вас на помощь.

И вот сейчас, поднимаясь со своего кресла-качалки и чувствуя боль в костях, Джеральдин ощутила тяжесть всех своих семидесяти пяти лет.

— Давай, давай, девочка, двигайся, — сказала она себе. — А то день совсем пропадет. Если мне и предстоит что-то там сделать полезное в своем сарае, то надо поторапливаться.

Она уже успела совершить целый ряд интересных открытий. Например, обнаружила старые плевательницы, которые когда-то использовались в Дедулином салуне, а также древний Дедулин рабочий комбинезон, который в музее вполне могли где-нибудь вывесить, чтобы он таким образом символизировал рабочий дух того далекого времени.

Джеральдин проковыляла мимо картины с Дедулей на фоне салуна и поприветствовала его так же, как делала это каждый день. Эту картину она намеревалась сохранить у себя дома вплоть до самих торжественных мероприятий, в ходе которых ее собирались продемонстрировать публике.

— Я все время буду приходить туда, в музей, и навещать тебя там, — вслух сказала Джеральдин, застегивая пуговицы на своем пиджаке.

Джеральдин открыла входную дверь, вышла на крыльцо и наклонилась, чтобы поднять с пола газеты. Она уже собиралась было бросить их на стол в гостиной, когда один из заголовков вдруг привлек ее внимание.

— Черт все это подери? — зло пробормотала она и ринулась к телефону. Ей надо было срочно позвонить.

— Значит, так оно и есть! Я разорен! — стонал Луис, глядя, как Риган входит в дверь его конторы.

Трипп, молодой загорелый клерк, который встречал Риган, когда она только приехала в гостиницу, стоял рядом с боссом с растерянным выражением на лице.

— Что случилось? — быстро спросила Риган, расстегивая на ходу лыжную куртку.

Луис махнул рукой Триппу:

— Скажи же ей, скажи. Скажи!

В глазах Луиса стояли слезы, а лицо было таким красным, будто давление у него поднялось до небывалой высоты, выше некуда. В углу, около рабочего стола Луиса, тихонько гудел кондиционер, внося хоть какую-то свежесть в страшно напряженную атмосферу, царившую здесь.

Трипп пробежал рукой по выжженным на солнце волосам. Риган тем временем уселась на обитый кожей стул напротив антикварного стола Луиса. Трипп тут же опустился на такой же стул, стоящий рядом.

— Ну что? — нетерпеливо повторила свой вопрос Риган.

— Так вот, мой товарищ — Джейк, который работает в другом ресторане, на другом конце города… Там у них, кстати, весьма симпатичненькое местечко… — начал рассказывать Трипп.

Луис опять застонал.

— Короче, он позвонил мне несколько минут назад. Как мне представляется, эта Джеральдин Спунфеллоу, та, что является спонсором всех торжеств и дарит городскому музею дорогущую картину, просто вышла из себя, потому что узнала, что именно Луис рекомендовал бывшего заключенного на работу в один из домов Аспена и не сказал при этом никому, что он…

— И что? — спросила Риган.

— Так вот, она позвонила в тот другой ресторан и спросила их, смогут ли они справиться с организацией торжеств. А все потому, что она хочет, чтобы этот, как его, исторический Комитет все мероприятия перенес отсюда туда.

— Видишь, Риган, что происходит? — спросил жалобным тоном Луис.

— А почему вдруг это стало для нее так важно? — поинтересовалась Риган.

— Да потому, что она всю свою жизнь с ожесточением боролась со всяким проявлением преступности. А на меня она взъелась, потому что этот негодяй Ибен решил-таки вернуться к своим преступным занятиям. — Луис буквально рухнул на стол. — Вот, а у меня теперь из-за всех этих переживаний случится сердечный приступ.

— Не расстраивайся ты так, Луис, — попросила Риган. — Может быть, ты хочешь чего-нибудь выпить?

— Чашечку кофе?

— Ну, кофе тебе, пожалуй, сейчас ни к чему. Тебе нужно что-то успокоительное. Может быть, травяной чай?

— Да, пожалуй, это мне подойдет. Трипп, принеси мне что-то в этом роде, — буркнул Луис.