Хиггинс Кларк - Снега

— Вот и ваш кофе. — Тед вошел в комнату, неся в руках две чашки с напитком.

Риган внимательно рассмотрела журналиста, пока он раздвигал газеты, наваленные на кофейном столике, чтобы поставить чашки на освободившееся место. Ему было около сорока. Волосы черные с проблесками седины, тонкое напряженное лицо, на носу очки в металлической оправе, с большими диоптриями. Одет он был в голубые вельветовые брюки, белую рубашку и старый серый свитер. На любителя лыжных прогулок он был вовсе не похож. Риган надеялась, что он не был одним их тех интеллектуалов, что просто презирают разговоры на обычные человеческие темы. Но, на всякий случай, она решила начать разговор с нейтральной темы.

— Как, наверное, прекрасно жить в Аспене, — сказала она, следуя примеру хозяина и садясь в одно из кресел, стоявших в комнате.

Тед положил нога на ногу, покачивая ботинком фирмы «Л.Л.Бин».

— Ну, видите ли, я здесь провожу всего часть времени. У меня, кроме этого, есть еще дешевая квартирка в Нью-Йорке. Ведь именно там я, собственно, и начинал свою профессиональную деятельность.

— Иметь квартиру и тут, и там — это здорово.

— Я, собственно, всегда любил Запад и его историю. И мне всегда казалось замечательным жить здесь, но в то же время мне никогда не хотелось совсем покидать большой город. К счастью, я могу себе позволить иметь сразу два дома.

— Ну, а коли уж вы еще и писатель, то вам это дает возможность работать там, где вы находитесь, — заметила Риган.

— Ну, знаете ли, тут как раз надо быть именно в том месте, где происходит описываемое тобой событие, — уточнил Тед. — Ведь, например, мои рассказы о выходцах из Аспена не могли бы быть написаны где-нибудь в Тьмутаракани. — Тед рассмеялся. — Я пишу то, что хочу писать, — продолжал он рассказывать. — К тому же я член профсоюза. И мои статьи перепечатываются во многих изданиях по всей стране.

Риган удивленно подняла брови.

— Я этого и не знала. Так, значит, множество людей в разных частях страны прочитали про Джеральдин и ее картину кисти Бизли?

Тед улыбнулся с гордым видом:

— Мне потом позвонили многие мои друзья, чтобы поговорить о статьях. Старые друзья, знакомые, родственники. А также, вероятно, и те люди, которые хотели бы заодно выяснить, нет ли у меня свободной комнаты, где можно было бы остановиться, если бы им пришлось оказаться проездом в Аспене или приехать, чтобы немного покататься на лыжах.

Риган улыбнулась.

— А сами-то вы катаетесь на лыжах?

Он махнул рукой.

— Я пытаюсь как можно меньше заниматься этим спортом. Что я действительно люблю, так это работать. А если бы у меня тут постоянно кто-то жил всю зиму, кто-то из знакомых уезжал и приезжал, то я никогда ничего бы не написал. Я ведь поэтому купил именно однокомнатную квартиру и поставил себе здесь односпальную кровать, чтобы совершенно исключить возможность приема гостей.

«Какой он все-таки симпатичный парень, радушный друг и родственник», — решила про себя Риган.

— Так вы, должно быть, много времени проводите за работой?

— Да, сейчас я пишу эту самую серию статей. Кроме того, я еще пишу очерки. Например, я написал один об истории шахтерских городов Колорадо. Помимо этого, я кое-что написал и по истории искусства на Западе.

— Наверное, очень интересно говорить со всеми этими людьми, жителями Аспена, о которых вы пишете?

Тед опять рассмеялся.

— Конечно, мне очень нравилось говорить с Джеральдин. Она с таким ожесточением держалась одной единственной темы — своего деда, говорила исключительно о нем. А вот в середине разговора она в ответ на мою просьбу показала мне свой дом. Тут-то я и увидел эту картину, увидел и чуть не умер от удивления!

Риган подалась вперед:

— Расскажите мне об этой картине. Как вы поняли, что перед вами именно Бизли?

Глаза Теда сверкнули:

— Я изучал искусство Бизли, планировал написать о нем рассказ, статью. Он был… — Тед сделал паузу, и затем многозначительным тоном завершил начатую фразу: — потрясающим художником!

Риган кивнула, ожидая продолжения. На этот счет ей не было нужды беспокоиться.

— Бизли был фигурой трагической. Он путешествовал по шахтерским городкам, поселкам в 1880-х годах, рисовал свои картины, свои шедевры, потом умер, когда ему от роду было всего лишь двадцать восемь лет. Как большинство других великих художников, он при жизни так и не был оценен по достоинству. Оценили его много лет спустя после его смерти. Судя по его собственным запискам, он написал двенадцать полотен. Десять находятся в музее в Колорадо, где им, собственно, и место, должен вам сказать. Правда, по моему мнению, их следует выставлять на общее обозрение. — Он внимательно, изучающе уставился на Риган. — Я имею в виду, что в конце концов нельзя же себе представить, чтобы «Джоконда» нашла себе место в чьей-либо гостиной.

— Нет, конечно! — ответила Риган.

— И вы совершенно правы. «Джоконде» нет места в частной коллекции, — он указал рукой в сторону гор, видневшихся из окна его квартирки, — ведь никто не имеет права обладать вот теми горами. Никто не имеет права иметь их только в своей собственности. Это — достояние всех.

— Именно так, — опять вовремя согласилась Риган.

— И вы вновь совершенно правы. Так вот, сейчас все имеют возможность видеть десять полотен Бизли. Одиннадцатое полотно было в собрании одного знатока — коллекционера в Вейле, и вы знаете, что с ним произошло. Те, кто разбирается в творчестве Бизли, были удивлены, что он так нигде и не изобразил Аспен. Потом мы предположили, что неизвестное двенадцатое полотно и было написано здесь, в Аспене, и об Аспене. В конце концов, именно тогда Аспен называли еще «самые богатые пять акров земли на планете». Если уж Бизли действительно ставил перед собой цель ухватить дух времени, то он точно тогда бы приехал сюда. А потом, — журналист торжествующе улыбнулся, — двенадцатая картина Бизли была обнаружена в сарае давней жительницы Аспена — Джеральдин Спунфеллоу.

— Вам следует гордиться тем, что вы сделали, — сказала Риган.

— Я и горжусь! Вы можете, вероятно, представить себе чувства потрясения и волнения, которые меня тогда охватили. Как только я впервые взглянул на это полотно, то понял, что передо мною находится что-то особенное. Я как будто мгновенно почувствовал горный воздух, почувствовал атмосферу места, которое было изображено, власть кисти великого художника. Я как бы даже весь преобразился, был просто потрясен, удивлен до глубины души. Слезы подступили к глазам, прослезилась и Джеральдин.

— И она тоже? — спросила Риган.

— Думаю, что она готова была заплакать, потому что на картине был ее дед. Она вообще не очень-то и хотела говорить о самой картине. Она просто хотела ее чем-то прикрыть. Выглядело это немного странно. Она даже представить себе не могла, что именно лежало у нее в сарае за каким-то старым колесом от телеги. Бог ты мой, вы можете себе это представить!