Джудит Кук - Смерть служанки

За его спиной кто-то кашлянул. Темноволосый молодой человек, одетый в элегантный серый костюм, пытался привлечь его внимание.

— Доктор Форман? Я Фрэнсис Даун, секретарь сэра Уолфорда. Пожалуйста, пройдите сюда. Сэр Уолфорд и леди Такетт вас сейчас примут. — Из его важного вида Саймон сделал вывод, что он считает себя очень значительной фигурой в этом доме.

Даун провел Саймона по длинному коридору мимо открытых дверей, за которыми он мельком увидел роскошно убранные комнаты. Но его привели в помещение, которое, скорее всего, служило гостиной. Здесь сильно пахло псиной и несколько больших легавых спали на далеко не свежих половиках на полу. Стены были увешаны выцветшими, тронутыми молью гобеленами. Можно было сделать вывод, что доктор Форман не заслуживал приема в более приличном помещении.

Сэр Уолфорд, одетый поскромнее, но вполне узнаваемый по портрету, сидел за столом и торопливо подписывал бумаги. Молодая женщина, которая смотрела в окно, повернувшись спиной к находящимся в комнате, вероятно, была его дочерью, леди Такетт, если судить по аккуратным золотым локонам. В отличие от отца, одета она была нарядно: в темно-красное платье с юбкой на кринолине, щедро расшитой золотом.

Саймон поклонился и представился. Сэр Уолфорд раздраженно поднял голову.

— Ладно, доктор… как там вас… Форман, объясните нам, в чем дело и поторопитесь, потому что я не намерен зря тратить время. У меня сегодня еще назначена встреча в Сити.

— Тогда я сразу перейду к делу, — ответил Саймон резко. — Сегодня утром в мой дом принесли тело молодой женщины. Лодочник выловил ее из Темзы.

— И какое это имеет ко мне отношение? — поинтересовался сэр Уолфорд.

Саймон вытащил подвеску и передал ее купцу.

— Из-за этой штуки.

Сэр Уолфорд внимательно посмотрел на подвеску, затем окликнул дочь, которая продолжала смотреть в окно, не выказывая никакого интереса к происходящему.

— Черт возьми, Оливия! Взгляни! Уверен, что эту самую подвеску я подарил тебе на свадьбу.

Женщина повернулась, и Саймон испытал настоящее потрясение. Портрет жеманной девицы в холле не делал чести ни ей, ни ее отцу, который наверняка заплатил за него втридорога. Оливия Такетт была по-настоящему прекрасна: изящный овал лица, идеальные черты, но что-то в ее глазах действовало ему на нервы. И дело было не в цвете, хотя карие глаза редкость у блондинок, а в том интеллекте, который в них светился. Казалось, у нее есть все — превосходная внешность и острый ум. Неудивительно, что мужу и родителям нелегко было с ней справиться. Она подошла к отцу, взяла подвеску, затем повернулась к Саймону.

— Где вы это нашли?

— У мертвой женщины. В кармане. Мне полагается осматривать тело, прежде чем его передадут для расследования. Я пытался узнать, кто она такая, и это единственная вещь, которая была при ней. Я узнал герб, — легко соврал он, — еще раньше заметил его на ваших воротах. Потом мой слуга побывал здесь по своим делам и рассказал мне, что из вашего дома пропала служанка.

— Ясно. — Она снова взглянула на подвеску. — Моя горничная пропала еще вчера утром. Вы уверены, что это она? — Странно, но удивленной она не казалась.

Саймон задумчиво посмотрел на нее.

— Очень на то похоже. Может быть, вы кого-нибудь пришлете, чтобы опознать ее? Тело будет находиться в конюшне в Бэнксайде до завтрашнего следствия. Коронер уже расклеивает объявления, призывающие ее опознать.

Леди промолчала, ответив Саймону внимательным взглядом. Сэр Уолфорд, чувствуя какой-то подтекст, но не понимая, в чем дело, встал из-за стола.

— Ну, благодарю вас за беспокойство, доктор, — сказал он, явно стремясь поскорее закруглить встречу. — Я пошлю своего секретаря, Фрэнсиса Дауна, пусть посмотрит, не узнает ли он женщину. А теперь мне пора уходить. Если у вас есть еще что сказать, поговорите с моей дочерью. Это ее дело. Да, сколько я вам должен за ваши труды? — Сэр Уолфорд явно привык платить за все, доставленное в его дом, и рассматривал Саймона как еще одного торговца, у которого есть что продать.

— Я доктор, медик, сэр Уолфорд, — резко сказал Саймон купцу, — и мне платят за мои услуги только в этом качестве. В данном случае, я всего лишь выполняю свой гражданский долг.

Оливия Такетт дождалась, пока дверь за отцом не закроется, и повернулась к Саймону. На этот раз взгляд был одобрительным, даже поощряющим. Он решил, что сплетни насчет нее возникли не на пустом месте.

— Итак? — сказала она. — У вас есть что-то еще?

Саймон рассказал, как Элайза приходила к нему за гороскопом в феврале и, когда вернулась за ним, попросила снотворного для своей госпожи.

— Я дал ей макового сиропа на один прием и сказал, что если понадобится еще, то я сначала должен осмотреть пациентку. Вы что-нибудь такое припоминаете?

— Возможно, — сказала она, все еще глядя ему в глаза. Она приблизилась к нему, обдав его ароматом дорогих духов, и внезапно спросила: — Эта мертвая девушка, как она выглядела?

— Примерно вашего роста и такой же комплекции. Очень светлые волосы, почти белые. Когда она была жива, глаза у нее были очень бледного голубого цвета.

Оливия Такетт подумала.

— Да, возможно, это Элайза.

— Тогда наверняка это она, — ответил Саймон, — потому что она так назвалась, когда пришла ко мне, «Элайза в честь Королевы», сказала она. Но она отказалась назвать свою фамилию, даже когда мне это понадобилось для составления гороскопа. Только сказала, что родители работали слугами в загородном имении.

— Она имела в виду наше имение в Дедхэм-Вейл. Ее мать и отец служат у нас. Более того, моя мать высоко ценит ее мать. Она большую часть времени проводит там, в имении, потому что слаба здоровьем, — объяснила она. — Что же, будем знать наверняка, когда вернется Фрэнсис. — Она снова взглянула на подвеску. — Я уже несколько недель назад хватилась ее, не могла найти, но не стала говорить отцу, он бы расстроился. Я подумала, что… — Она замолчала, затем продолжила: — Но мне и в голову не приходило, что Элайза могла ее украсть. Она служила у меня с четырнадцати лет и очень хорошо служила, всегда была честной, держала язык за зубами. Как грустно! Искушение, очевидно, оказалось слишком сильным, но, когда она поняла, что сделала, бедняжка утопилась, вместо того чтобы прийти ко мне и во всем признаться. — Слова прозвучали правдоподобно, даже сочувствующе, но Саймону почудилась какая-то фальшь.

— Кто знает, — сказал Саймон, — это вполне резонное объяснение, вот только я практически уверен, что она не совершала самоубийства. Я полагаю, что она была мертва, когда попала в реку прошлой ночью.

Прежде чем ответить, Оливия задумалась, но в этот момент дверь распахнулась и в комнату вошел молодой человек. Одет он был по последней моде, его камзол был богато расшит, но весь в пятнах. Лицо красное и опухшее, и пахло от него смесью пота и перегара. Красивым он не был, глазки слишком маленькие, слабый подбородок. «Это, — подумал Саймон, — наверняка наследник Такеттов. Такой муж для такой великолепной женщины!»