Вадим Россик - Тёмный Человек

Пока они шли вдоль рва, заваленного мусором, юноша рассказал спутникам о своем страшном сне. Гильбоа слушал вполуха, посмеиваясь про себя. Он ни на минуту не забывал смотреть, не идет ли кто-нибудь за ними следом. Нотариус заметил:

– Вот вам, Мельхиор, наглядный результат действия настоящего старогведского меда и наших вчерашних рассуждений. Ваш мозг, мой бедный друг, получил определенную информацию, переработал ее и под воздействием винных паров выдал вам кошмар.

Ротмистр весело засмеялся. Потом дружески похлопал Мельхиора по спине.

– И никакой мистики, никаких ведьм, никаких демонов!

Мельхиор спросил:

– Значит, вы думаете, что это был всего лишь сон?

Нотариус молча кивнул, а ротмистр вскричал:

– Полноте, дружище! Неужели вы всерьез полагаете, что моя милая Мелодия ведьма?

Мельхиор открыл, было, рот, чтобы ответить Гильбоа, но нотариус опередил его:

– А вы обратили внимание на ее кольцо, дорогой ротмистр? Это ведь ведьмино кольцо!

Пораженный словами Мартиниуса, гусар на миг остановился.

– Как ведьмино?! Что вы хотите этим сказать, одиннадцать тысяч демонов и кулаки Деуса?!

Маленький нотариус кротко посмотрел на разгневанного ротмистра.

– Так и есть. Я прочитал достаточно книг о колдуньях, чтобы сразу определить это. Золотое кольцо на мизинце, да еще такой формы, символизирует власть своей хозяйки над темными силами, силами зла. Такое кольцо называется ведьминым кольцом, дорогой друг.

– Но откуда у нее это проклятое кольцо?!

– Не знаю. У меня есть одна догадка, кто такая наша милая Мелодия, но это пока всего лишь догадка, поэтому я о ней умолчу.

Гильбоа недоверчиво посмотрел на нотариуса.

– Никак не могу поверить! Тринадцать тысяч демонов, кулаки Деуса и исподнее Святой Пейрепертузы! Неужели вы все это говорите серьезно, мой дорогой друг?

– Имперсонация, мой дорогой ротмистр, имперсонация!

Мельхиор не успел спросить у патрона, что означает это мудреное слово. Спорщики поравнялись с небольшим храмом новой Церкви Единого Бога. Это учение недавно появилось в королевстве, но уже привлекло к себе довольно много сторонников. Справедливости ради, следует добавить, что и противников у Церкви Единого Бога тоже хватало. И не удивительно. Каждый разумный человек понимает, что хотя есть один Создатель всего сущего, но его окружает множество других богов, отвечающих за ту или иную сферу жизни и смерти. А как иначе? Но люди всегда делились на консерваторов, свято придерживающихся проверенных временем традиций, и на любителей всего нового, неизведанного. Ну, что же. Вероятно, Создателю нужны все.

Перед храмом виднелся маленький фонтан с позеленевшей медной рыбой, из пасти которой лилась тонкая струйка воды. На ступенях в ожидании милостыни сидели нищие. Среди оборванцев виднелся человек, одетый в потрепанный черный плащ, с маской на лице и черной повязкой, закрывающей глаза. В руках он держал трещотку, которой лениво помахивал.

– Вот он, бездельник! – вскричал Гильбоа, выхватывая саблю из ножен. – Пятнадцать тысяч демонов и кулаки Деуса! Клянусь своей саблей, он от меня не скроется!

Ротмистр бросился к храму. Волей-неволей нотариус с помощником устремились за своим вспыльчивым охранником. Увидев взбешенного гусара со сверкающей саблей в руке, нищие бросились врассыпную. Причем, безногие не уступали в проворстве другим убогим. Гильбоа взлетел по ступеням и, приставив острие клинка к груди прокаженного, зарычал:

– Сними маску, бездельник! Я хочу увидеть твое лицо, прежде чем ты умрешь!

Перепуганный прокаженный, бросив трещотку, трясущимися руками сорвал тряпичную маску вместе с черной повязкой.

– О, святая Пейрепертуза! – вскрикнул Гильбоа, когда на него глянуло чудовищно изуродованное лицо с пустыми глазницами. Это был самый настоящий слепой, пораженный ужасной болезнью.

– Остановитесь, месьер Гильбоа! Вы совершаете страшную ошибку!

Ротмистр опустил саблю и повернулся к задыхающемуся от быстрого бега нотариусу. На лице его было написано раскаяние.

– Я сам вижу, что ошибся, мой дорогой друг. Должен признать, что мне присуща некоторая, я бы сказал, излишняя горячность.

Гильбоа снова обратился к несчастному прокаженному, который ни жив, ни мертв, стоял перед ним.

– Прости, дружище. Я спутал тебя с другим человеком.

Прокаженный плаксиво прогнусавил:

– Помилуй меня, Гведикус! Я ни в чем не виноват, благородный месьер!

Гильбоа вложил саблю в ножны.

– Сожалею. Я не хотел тебя напугать. На вот, – и ротмистр сунул в обезображенную руку убогого золотой полуфлориан. Потом он инстинктивно вытер свою ладонь о штаны.

Через четверть часа спутники достигли лицея Святого Вилема. Лицей занимал большое старинное здание, в котором раньше располагалась духовная академия. Теперь в строгом здании звучали веселые детские голоса, а вместо тихих фигур в черных одеждах, за окнами мелькали мальчишки и девчонки в разноцветном платье. Тем не менее, многое здесь еще оставалось от церковного прошлого. За лицеем, в каменном домике монахини ордена Гведских Братьев и Сестер устроили школу для девочек. Самое активное участие в этой затее принимала сестра Абигель. Хотя по орденскому уставу у Гведских сестер не было иерархии, сестру Абигель все остальные монахини добровольно признали за старшую и беспрекословно слушались.

Подойдя к школе, нотариус постучал в ореховую дверь с медным почтовым ящиком, украшенным изображением рожка королевской почты. Им открыла сестра Эмилина. Узнав бравого ротмистра в гусарском мундире, с начищенными пуговицами, петлицами, аксельбантом, и королевскими коронами на погонах, она просияла. Гильбоа, взглянув на ее милое порозовевшее личико, подбоченился и принялся подкручивать усы.

– Доброе утро, сестра Эмилина, – приветствовал монахиню нотариус. – Мне необходимо повидать сестру Абигель.

– Доброе утро уважаемые месьеры. Входите. Прошу вас обождать несколько минут. Я сейчас позову более совершенную сестру.

Оглядываясь на блестящего гусара, сестра Эмилина убежала, оставив гостей в прихожей.

– Бедное дитя явно к вам неравнодушно, дорогой ротмистр, – заметил нотариус. Гильбоа самодовольно оглядел себя в зеркало.

– Я уже привык к тому, что мой гусарский мундир сводит женщин с ума. Но мне нужна одна-единственная прекрасная дева – Мелодия! И я найду ее, чего бы это не стоило! Клянусь своей саблей!

В прихожую в сопровождении сестры Эмилины, вошла сестра Абигель. За прошедшие дни она ни чуточки не изменилась. Все такая же тощая и сухая как засохшая ветка. Сестра Абигель холодно поздоровалась с мужчинами. Несмотря на ее недружелюбие, нотариус произнес, приветливо улыбаясь: