Анатолий Степанов - Заботы пятьдесят третьего года

- Тебе холодно. Пойдем, я провожу тебя, - предложил он. Ася вздохнула, открыла глаза, жалко улыбнулась и села.

- Пошли.

У избы он поцеловал ее. Она вяло ответила и ушла. До своей избы он бодро бежал и с радостью проник в вонючее тепло.

Алик трясся на тракторной телеге и жалел себя. Жалел, потому что по глупости не взял из Москвы резиновых сапог, потому что выпитое натощак молоко бурчало и переливалось в животе, потому что на жестком неровном тюфяке спал всего три часа.

Лес был хорош. Трактор остановился. Алик спрыгнул на землю, и ботинки его ушли в зеленую траву и невидимую воду.

- Я ж говорил: без резиновых сапог не проживешь! - обрадовался Тимка.

- Много говоришь, Тимофей, - сказал пожилой щуплый мужик и протянул Алику пару высоких галош. - Для тебя прихватил, если грязно будет.

- Много говоришь, Тима, много говоришь! - Алик ликовал и влезал в галоши. - Уж не знаю, как благодарить, Петрович.

- Веревочкой подвяжи, грязь галоши засасывает. Опять одни ботиночки останутся. - Петрович протянул Алику кусок бечевки.

- Спасибо, Петрович, полбанки с меня.

- С ним разопьешь. - Петрович ткнул пальцем в Тимкин живот и отошел к трактористу, который, отыскав место повыше и посуше, обихаживал там себе ложе из брезента, для того, чтобы лежа, с комфортом наблюдать, как будут корячиться с бревнами нахальные языкастые москвичи.

- Ну, Александр, отмочил ты с банкой! - Тимка кис со смеху. Петрович же запойный! Он и в деревню ехать согласился, чтобы ее, заразу, и не нюхать!

- Предупредить не мог? - обиделся Алик.

- Не успел, - оправдался Тимка. - Ну-с, граждане, белыми ручками за черные бревна, и - раз!..

Бревна лежали вразброс. Как срубили их осенью, как очистили от ветвей, так и оставили. Бревна привыкли здесь, вросли в вялую серую землю.

Сначала раскачивали и выворачивали из земли, потом тащили по скользкой траве, затем по двум слегам закатывали на тракторную телегу. За полчаса вшестером - девять кубов.

- Колхозник! - крикнул Тимка трактористу. - Заводи кобылу!

Тракторист сложил брезент и нехотя побрел к машине. Москвичи вскарабкались на телегу: застучал мотор, и поезд потихоньку тронулся. Тракторист, видимо, хотел объехать разбитую в дым свою же колею, и поэтому взял левее - ближе к спуску в овраг, но не рассчитал, и телега, которую занесло на повороте, боком поползла вниз, сметая мелкие кусты и завалы хвороста. Москвичи в веселом ужасе прыгали с телеги.

- Совсем одичал, крестьянский сын?! - злобно осведомился Тимофей.

Тракторист, видя, что телега остановилась, упершись в единственное дерево на склоне, заглушил мотор. Все закурили от переживаний. Некурящий Петрович от нечего делать пошел смотреть, что с телегой.

- Мужики, сюда! - вдруг крикнул он.

Сметя хворост и проскользив до дерева, телега открыла вход куда-то, прикрытый дощатой крышкой. Тимка догадался:

- Блиндаж еще с войны!

Только сейчас Алик понял, что мягкие, заросшие травой углубления по овражному берегу - окопы сорок первого года.

- Дверца-то никак не военная, свежая дверца-то! - возразил Петрович. Решительный Тимка подошел к дверце и открыл ее. Из темной дыры вырвалась стая энергичных золотисто-синих крупных мух и удручающая вонь. Тимка зажал ноздри, шагнул в темноту и тут же, не торопясь, вновь объявился.

- Ребята, там - мертвяк, - сказал он.

- Шкелет, что ли? - спросил тракторист.

- Шкелет не воняет, - ответил Тимка.

- Что ж это такое, что ж это такое?! - завопил тракторист.

- Сообщить надо, - решил Петрович.

- А ты не врешь? - вдруг засомневался тракторист. - Знаем ваши московские шуточки! - и радостно кинулся в блиндаж. И тут же выскочил из него, заладив по новой: - Что ж это такое, что ж это такое?..

- Мы здесь покараулим, чтоб все было в сохранности, а ты дуй в деревню и сообщи по начальству, - приказал ему Алик.

Первым прибежал высокий, с виду городской парень. Задыхаясь от быстрого долгого бега, он выкрикнул:

- Где?!!

- А ты кто такой? - строго спросил Тимка.

- Я - работник МУРа Виктор Гусляев, - представился парень, показал книжечку и повторил вопрос: - Где?

Тимка, присмиревший при виде книжечки, кивнул на дверцу. Гусляев нырнул в темноту, где пробыл значительно дольше первопроходцев. Вынырнул наконец и распорядился:

- Никому к блиндажу не подходить, - осмотрел шестерых, решил для себя: - Наш наверняка, не областной.

- Ему, вероятнее всего, без разницы теперь, чей он - ваш или областной, - Алик приходил в себя.

Услышав такое, Гусляев обрадовался чрезвычайно, вытащил записную книжку, вырвал листок, нацарапал на нем огрызком карандаша нечто и протянул листок Алику:

- Не в службу, а в дружбу. Я не могу отлучиться отсюда, а вас очень прошу сообщить из конторы по телефону обо всем, что здесь произошло.

- Не в вашу службу, а в нашу дружбу, - бормотал Алик, изучая листок бумаги, на котором значилось имя, отчество и фамилия Ромки Казаряна и номер телефона. - А почему Роману Суреновичу? Может, сразу Александру Ивановичу Смирнову?

- Его нет, он в отъезде, - автоматически ответил Гусляев и только потом удивился: - А вам откуда известно, что Смирнов - мой начальник?

- Страна знает своих героев, - усмехнулся Алик и, сложив листок, сунул его в карман.

Москву давали через Новопетровское, и поэтому слышимость была на редкость паршивая.

- Мне Романа Суреновича Казаряна! - орал в трубку Алик.

- Ни черта не слышу! - орал в трубку с другого конца провода Казарян.

- Мне Романа Суреновича Казаряна! - еще и еще раз повторял криком Алик.

- Ни черта не слышу! - еще и еще раз оповещал Казарян. Вдруг что-то щелкнуло, и до Алика донеслось, как из соседней комнаты:

- Откуда ты звонишь, Алик? - Ромка по сыщицкому навыку опознал голос приятеля.

- От верблюда, - огрызнулся Алик? - Это не я звоню, это ваш паренек Гусляев звонит.

- То ни черта не слышал, теперь ни черта не понимаю.

- Сейчас поймешь, - пообещал Алик.

Группа прибыла на место происшествия через час тридцать две минуты. Неслись под непрерывную сирену.

К блиндажу подъехать не было никакой возможности, и от шоссе группа шла пешком, неся на себе все необходимые причиндалы. Ромка важно поздоровался с Аликом за руку и распорядился:

- Собирай своих, Алик, и мотайте отсюда подальше. Нам работать надо...

Чистоплюй Казарян выбрался из блиндажа первым. Следом за ним - Андрей Дмитриевич, который спросил невинно:

- Запах не нравится, Рома?

- Фотограф отстреляется, и вы его забирайте.

- Кто он, Рома?

- Жорка Столб. Как его, Андрей Дмитриевич?

- Металлическим тяжелым предметом по затылку. Железный прут, свинцовая труба, обух топора - что-нибудь эдакое. Вскрою дома, скажу точнее.

Выскочил из блиндажа фотограф с перекошенным от отвращения личиком.