Андрей Бондаренко - Ремарк и миражи

«А здесь гораздо теплей, чем в Буэнос-Айресе», — отметил педантичный внутренний голос. — «Градусов, наверное, на семь-восемь. И листья на деревьях и кустах все до сих пор зелёные. Знать, осторожная осень пока бродит только вдоль побережья Атлантического океана, не рискуя забираться вглубь континента…».

— Гав! — послышалось сбоку, и из-за угла здания аэропорта показалась Инэс, ведущая на повадке Роя.

Они обнялись и поцеловались.

— Прямо-таки сгораю от нетерпения — узнать последние новости, — объявила Инни. — Поэтому поступим так. Не тратя времени на половинчатые разговоры, садимся в такси, доезжаем до гостиницы, оставляем там твои вещи, отправляемся на прогулку вдоль безлюдного речного берега и уже там, не опасаясь чужих чутких ушей, общаемся. То есть, обмениваемся новостями, ощущениями, планами и версиями…. Ага, вон и машина подъезжает. Любезный, правобережная авенида, дом двадцать два. Довезёте? Замечательно. Рассаживаемся…

Старенькая японская малолитражка, дисциплинированно соблюдая скоростной режим, покатила по улицам города.

«Симпатичный такой населённый пункт, чистенький и опрятный», — непринуждённо комментировал бодрый внутренний голос. — «Много различной зелени и аккуратных скромных коттеджей. Правда, встречаются и шикарные виллы, типа — самые настоящие дворцы здешних «виноградных» богатеев…. Что же, Мендоса немного напоминает мне небольшие австралийские городки. Да и австрийские…. Вот, и речка появилась. Достаточно широкая, с быстрым течением и чистой водой. Рыбка активно плещется вдоль берегов…».

— А почему мы едем так медленно? — поинтересовался Роберт, сидевший рядом с водителем. — Я был железобетонно уверен, что все южноамериканские водители — ужасные лихачи, не признающие правил дорожного движения.

— Гав? — сдублировал с заднего сиденья Рой.

— Так то, господа и дамы, южноамериканские, — с печальными интонациями в голосе и с заметным мягким акцентом откликнулся таксист. — Местные орлы и коршуны, действительно, гоняют так, словно бы им нежные задницы коварно намазали сосновым скипидаром, а на всякие правила — плюют со смаком. Мол: — «Да здравствует полноценная и ничем неограниченная свобода! Какие ещё — в одно нехорошее место — правила? Кто смеет ограничивать в гражданских правах вольного кабальеро? Для чего, спрашивается, мои славные предки проливали на революционных баррикадах свою горячую кровь? Явно не для того, чтобы подлые канцелярские крысы занимались откровенным беспределом…. К оружию, товарищи! Пепел незабвенных Симона Боливара и Эрнесто Че Гевары стучит в наших беспокойных сердцах!»…. А нам же, бесправным иммигрантам из России, имеющим лишь вид на жительство, такие вольности противопоказаны — при первом же удобном случае, типа — за милую душу, вышибут из страны.

— И много здесь выходцев из России?

— Хватает. Впрочем, и других иммигрантов — как собак нерезаных. Поляки, румыны, латыши, венгры, ирландцы. Но больше всего — итальянцев. Так, вот, исторически сложилось….

«Очередной русский?», — ехидно усмехнулся недоверчивый внутренний голос. — «Ну-ну…. Случайность? Или же это «Эскадрон смерти», испытывающий к россиянам ярко-выраженный пиетет (так, мол, исторически сложилось), приставил к нам своего человечка? Ну, и пусть. Не жалко. Лишь бы не мешали…».

Они, забросив вещи в гостиничный номер, отправились на запланированную прогулку.

— Вот и местная достопримечательность, о которой я тебе рассказывала по телефону, — махнула рукой Инни. — Любуйся.

От асфальтовой дороги — до тусклых речных вод — тянулся заброшенный прямоугольный пустырь, густо заросший пыльной травой и высокими кустами чертополоха. Посередине участка располагались неаккуратные развалины неизвестного сооружения, а на высоком речном берегу — в призрачных вечерних сумерках — наблюдался величественный и угольно-чёрный монумент-обелиск.

— Солидное и монументальное сооружение, — отметил Роберт. — А ещё занимательное и очень приметное.

— Конечно, занимательное. Как и сама история, по поводу которой данный Чёрный обелиск и установлен. Мне гостиничный портье утром подробно рассказал…. Значит так. Здесь когда-то имела место быть шикарная вилла с мраморными колоннами, принадлежавшая легендарной Иде Матьё, известной опереточной певичке…

— Я в курсе. Уже знаю и про Мартина Бормана, и про суровых российских диверсантов, и про ампулы с нитроглицерином, спрятанные в подземном коридоре…. Получается, что у Иды Матьё объявились неизвестные наследники, которые решили оставить развалины дома в покое, а на берегу реки — через некоторое время — установили памятный чёрный знак-обелиск, изготовленный из базальта? Совсем не удивлюсь, если у этих наследников обнаружатся крепкие немецкие корни…

— Откуда, милый, ты узнал об этом? — удивилась супруга. — Давай, рассказывай.

И Роберт, неторопливо шагая вдоль пустынной дороги, рассказал — всё-всё-всё. Про перестрелку в Бельграно и про погоню по пампе за «ложным» автомобилем. Про появление Алекса Никоненко и про его своенравную дочку Луизу. Про поимку Барракуды-младшего и про его показания, полученные с помощью «сыворотки правды» шестого поколения. Про «волшебное воскрешение» Ганса Моргенштерна и про многочасовую беседу с ним. Про свои ночные аналитические бдения и про сделанные выводы. Про утренний «маньячный» звонок и про неожиданное исчезновение из Буэнос-Айреса всех подозреваемых.

— Целый ворох новостей, — восхищённо покачала головой Инэс. — Да ещё каких. Прямо-таки, сногсшибательных…

— Гав-в! — поддержал её Рой.

— Попробую, милый, подытожить…. Во-первых, я ужасно рада, что твой заслуженный дедуля жив. Во-вторых, мы, похоже, столкнулись с откровенно-нетипичным случаем.… Как я помню из твоих познавательных лекций, маньяки делятся на «властолюбцев», «сластолюбцев» (они же — «гедонисты»), «визионеров», «каннибалов» и «миссионеров». Но к какому же типу относится наш…э-э-э, наш фигурант? Или же фигурантка?

— Это, действительно, особый и очень редкий случай, — горделиво улыбнулся Роберт. — Мы с тобой, любимая, столкнулись с «маньяком-эстетом-охранником»…. Привожу конкретный жизненный пример. Допустим, что есть некий художник, рисующий свои картины в необычной и нестандартной манере. Мол, он так нетипично и по-особенному видит окружающий его Мир. А у этого художника, в свою очередь, имеется преданный-преданный поклонник. То есть, фанат. Но подлые журналисты, репортёры и критики не желают признавать гениальности живописца: активно травят его в прессе и регулярно публикуют только насквозь ругательные отзывы об его творчестве. А мастер по этому поводу очень сильно переживает и комплексует. И тогда на сцену выходит его верный почитатель-маньяк. То есть, «охраняя» душевный покой своего обожаемого кумира, он начинает убивать всех этих гадких и бессовестных журналюг…. Вот, и наш «клиент» поступает аналогично. Только «охраняет» он не конкретного человека, а некий природно-исторический ландшафт под общим названием — «развалины древней крепости Кельчуа»…. Думаю, что ситуация развивалась следующим образом. Существует некий человек, обожающий отдыхать-медитировать на старинных крепостных плитах, густо поросших тёмно-фиолетовыми и ярко-жёлтыми лишайниками. Причём, только он один знает путь, ведущий к Кельчуа. Так сказать, классический монополист. И человек наслаждается всем этим. То есть, монопольными медитациями и полным одиночеством…. И, вдруг, в продажу поступает книга «Неизвестный эскадрон», в которой, в частности, мой дед рассказывает об операции «Круппендорф», проведённой в далёком 1957-ом году бойцами спецслужбы «АнтиФа». И не только рассказывает о сути данной операции, но и описывает (правда, вскользь), маршрут, по которому тогда продвигалась его диверсионная группа. А также упоминает и о развалинах крепости Кельчуа, рядом с которыми они сделали двухчасовой привал…. Казалось бы, ерунда. Мол, описание маршрута достаточно-поверхностное и расплывчатое. Но Дитер Кастильо, автор романа, чётко пишет в предисловии: — «Рабочего материала собрано очень много. И, вполне вероятно, что у романа будет продолжение, в котором некоторые моменты будут раскрыты более полно, подробно и развёрнуто…». «Какие ещё моменты?», — запаниковал наш любитель монопольных медитаций. — «Неужели, речь идёт о детальном описании пути-маршрута к Кельчуа?». Запаниковал и тут же слегка «заманьячил»…. А в этот момент, как назло, на сайте «Клуба четырёх» появилась информация о том, что аргентинские археологи, ознакомившись с содержанием романа «Неизвестный эскадрон», решили кардинально пересмотреть свои рабочие планы — по раскопкам на ближайшие годы. Более того, там говорилось открытым текстом, мол: — «Теперь поиски древней крепости Кельчуа — наш основной и главный приоритет…». На этом «формирование» маньяка завершилось, и начались «охранные» ритуальные убийства. Мол: — «Не позволю, чтобы всякие и разные разгуливали по заветным развалинам и переворачивали каменные плиты…». Почему первым был убит именно Марк Бронштейн, проживавший в Уругвае? Наверное, потому, что он, судя по тексту романа, являлся самым «разговорчивым» из его героев…. Потом, по предложению мудрой Мары Сервантес, была инсценирована смерть моего дедули. Маньяк, не понимая сути произошедшего, насторожился. А тут и мы прибыли в Буэнос-Айрес: начали усердно «копать», встречаться с разными людьми и даже наладили контакты с обычно-нелюдимым Дитером Кастильо…. Что делать в такой подозрительной и скользкой ситуации? Конечно же, старательно «заметать следы». Зачем к «заметанию» был привлечён Барракуда-младший? Это, как раз, просто. Маньяки убивают лично, только когда есть возможность соблюсти некий ритуал, сложившийся в конкретном «маньячном» подсознании. А время поджимало, с соблюдением ритуала наметились некие трудности-сложности. Вот и пришлось обратиться за помощью к наёмному киллеру…. Но задуманное — по различным причинам объективного и субъективного толка — сорвалось. Тут и осень наступила…. И где сейчас, по твоему мнению, находится разыскиваемый нами злодей?