Юлия Волкова - Мыльная опера для олигарха

Лето сменило зиму неожиданно и почти безо всякого межсезонья. В прошлом году не было осени, в этом — весны. Еще неделю назад люди кутались в зимние пальто и шубы, мечтали о таянии снегов и распускающихся почках, а сегодня уже сожалели о том, что весенние наряды оказались невостребованными — тридцатиградусная жара навалилась на город стремительно и, казалось, необратимо. В начале мая дачники ринулись на свои фазенды, чтобы в спешном порядке вскопать грядки, пока солнечные лучи окончательно не иссушили землю. Когда успели набухнуть и лопнуть почки на ветвях деревьев, никто не заметил. Просто в один прекрасный день все вокруг зазеленело и зацвело.

Тамара Сергеевна раннему лету и жаре очень обрадовалась. Лето означало два выходных на природе для ее мужа, полковника милиции Барсукова. В холода он в «загородную резиденцию» не выбирался, а потому его выходные дни часто превращались в рабочие. Ведь из квартиры на Лесном проспекте полковника куда проще вытащить на работу, чем из Новоладожска, который находится в ста километрах от Питера.

«Загородная резиденция» в виде кирпичного двухэтажного особняка, конфискованного в свое время у одного неудачно закончившего свою криминальную карьеру местного «авторитета», досталась Барсуковым в те времена, когда глава семейства угодил в опалу у питерского начальства и был послан руководить новоладожской милицией. Потом опала закончилась, полковник вернулся на свой прежний пост начальника районного управления в Питере, но шикарный по новоладожским меркам дом у него назад не потребовали — жилья в маленьком городке было больше, чем жителей: старики умирали, молодые предпочитали жить ближе к мегаполису, а кому повезло, то и в нем самом.

На семейном совете Барсуковы обсудили вопрос о судьбе новоладожской недвижимости. Полковник склонялся к тому, чтобы выехать из нее навсегда и забыть, но Тамара Сергеевна, всю жизнь мечтавшая о собственном загородном доме и земельном участке, на котором можно было выращивать овощи и фрукты, настояла на другом варианте. Да и не в овощах, главным образом, было дело. Тамара Сергеевна имела тайный умысел: останется у них дача, значит, можно почаще вытаскивать мужа за город, а стало быть, не все выходные будет он проводить в своем управлении.

И действительно, со временем, хоть и с трудом, Николай Трофимович научился использовать уик-энды для отдыха, с удовольствием возился в огороде, колол дрова и даже открыл в себе новую страсть — культивирование газонов. Труднее было затащить в Новоладожск дочь Александру, которая работала на телевидении и выходных практически не знала. Тамара Сергеевна уже и мечтать перестала, что когда-нибудь ей удастся увидеть Сашу без забот на челе: в шезлонге, с книжкой или журнальчиком в руках. А еще лучше — в обнимку с возлюбленным… С одной стороны, можно было только радоваться успехам и трудолюбию дочери. Но с другой-то стороны, очень хотелось вспомнить, как это бывает, когда родное дитятко общается с матерью или отцом как подобает, вдосталь, а не урывками, по утрам, пробегая по коридору, на ходу одеваясь и, конечно, не успевая позавтракать…

Итак, Тамара Сергеевна Барсукова открывала очередной новоладожский сезон. Она приехала в Новоладожск утром с собакой Кляксой, котом Кешкой и массой необходимых для дачной жизни вещей, только вот продукты решила купить на здешнем рынке — в Новоладожске они были значительно дешевле, чем в Питере. Не успела она распахнуть дверцу «нивы», как почуявшие долгожданную свободу Клякса и Кешка умчались по своим делам. А Тамара Сергеевна, разгрузив машину и поставив ее в гараж, пешком отправилась за продуктами.

Откровенно говоря, песня про малютку, которая вдруг всплыла в ее памяти, не совсем соответствовала действительности. Вернее, соответствовала наполовину. Малютка, и в самом деле, шел. Правда, не по улице, а по площади. Одетый в аккуратные шортики и идеально выглаженную клетчатую рубашечку с короткими рукавами. Стрижка у него была — загляденье. Сразу видно — домашний мальчик, о котором заботятся любящие родители. И все бы хорошо, если бы не… Сначала Тамара Сергеевна подумала, что у нее давление от жары поднялось, вот и мерещится бог весть что. Она даже сумку с продуктами на землю поставила и глаза на минуту прикрыла. Вздохнула глубоко. И еще раз. И еще. А потом открыла глаза и снова посмотрела на мальчика. Он как раз возле ларька у автобусной остановки остановился и теперь витрину с аудиокассетами разглядывал. Тамара Сергеевна подошла поближе, стала делать вид, что ее тоже молодежная музыка интересует. А сама скосила взгляд. И тут ей по-настоящему дурно стало. Шорты на мальчике были белыми, рубашка — желтой в мелкую черную клетку, а вот лицо его было голубым, даже, скорее, небесно-синим. «Может быть, это теперь мода у них такая?» — попыталась успокоить себя Тамара Сергеевна, но сердце ее все равно колотилось. Потому что зрелище было жутковатым. Личико симпатичное, детское, но… совершенно синее. Ко всему прочему, руки у мальчика тоже оказались синими, только бледнее и не сплошным цветом, а в пятнах.

— Господи… — не удержавшись, прошептала она.

Мальчик недовольно на нее оглянулся, вытащил из заднего кармана шортиков кепочку-бейсболку, натянул ее на голову так, что козырек стал закрывать пол-лица, и быстро отошел от ларька.

Тамара Сергеевна медленным шагом направилась к дому, но тут вокруг нее началось и вовсе нечто невообразимое. Люди с синими лицами стали ей попадаться на каждом шагу. Женщины, мужчины, дети, молодые, пожилые… Вот вышла из калитки благообразная старуха в черном ситцевом платке и таком же черном до пят платье. Ни дать ни взять — монашка на богомолье собралась. Взгляд строгий и смиренный, губы поджаты, походка твердая, целенаправленная. Но Тамару Сергеевну угораздило заглянуть ей в лицо. А лицо у «монашки» было абсолютно синим. И не таким, как у мальчика — небесного цвета, а гораздо темнее, пожалуй, цвета морской волны. Название этого цвета, вспомнила Тамара Сергеевна, имеет еще латинский синоним — «аквамарин». Заметив, что на нее обратили внимание, старуха, как и мальчик, испугалась, натянула платок на лоб и ускорила шаги. А Тамаре Сергеевне очень захотелось перекреститься. В памяти ее всплыло еще кое-что. Когда два часа назад на рынке она выбирала парное мясо, возле нее остановились двое мужчин в рабочих спецовках. Они приценивались к копченостям. У них были точно такие же лица, как у мальчика, старухи и прочих, а у одного из них — и усы. Тогда она подумала, что лица были просто грязными, и это ее не удивило — люди отлучились с работы в обеденный перерыв, не успев помыться. Теперь же, вспомнив этих мужчин, она еще больше заволновалась. Даже остановилась, поставила тяжелые сумки в тени раскидистого тополя и в изнеможении оперлась о гладкий ствол. «Это, наверное, давление, — стала уговаривать себя Тамара Сергеевна. — Я просто перегрелась с непривычки на солнце, вот и темнеет в глазах. А пугаются они оттого, что я на них таращусь. Со стороны, наверное, я являю собой ужасное зрелище. Может быть, они даже думают, что я сумасшедшая».