Станислас-Андре Стиман - Приговоренный умирает в пять

Стенографический отчет о судебном заседании (выдержки)

Ответ. У него был мотив: он шантажировал меня! Если вы помните, на предыдущей сессии суда присяжных я защищал его, обвинявшегося в том, что он перерезал горло своей любовнице, Габриэлле Конти. Само собой разумеется, я считал его невиновным. Но это оказалось заблуждением, которое он рассеял после своего оправдания, придя ко мне домой с угрозами, если я не выполню его требований, раструбить на весь мир, что я побудил его - я, Лежанвье! отрицать свою вину!.. Больше всего я боялся потерять уважение жены, ее любовь. Я испугался, отступил перед угрозой скандала - до того дня, как раз накануне убийства, когда Диане случайно открылась правда. Я думал, что потеряю ее, но она сразу успокоила меня. Насколько я тогда ее понял, подсудимый сделал ей неосторожные признания на следующий же день после оправдания, но она считала, что у нее есть чем воздействовать на него, заставить его отказаться от своих безумных требований... Вот почему она попросила меня съездить назавтра в Париж, забрать с собой Жоэллу, оставить ее наедине с ним... Вот почему подсудимый, убедившись, что внезапно лишился своих козырей, преднамеренно убил ее, как перед этим преднамеренно убил несчастную Габриэллу Конти!

(Оцепенение в зале.)

- Это самоубийство! - ошеломленно пробормотала мэтр Сильвия Лепаж.

Вернер Лежанвье только что сознательно погубил свою карьеру - отныне ему уже не придется никого защищать.

- Нет, это смертный приговор! - возбужденно возразил Меран.

Подсудимый заслужил это - кто же безнаказанно бросает вызов самому Лежанвье!

Однако что-то - чувство, близкое к стыду, - удержало Ме-рана хотя бы от того, чтобы захлопать.

Защитник. Защита протестует! Мэтр Лежанвье только что, ничтоже сумняшеся, выдал профессиональную тайну! За такие вещи изгоняют из адвокатов!

Прокурор. Мэтр Лежанвье не заслуживает никакого упрека. Он стал жертвой шантажиста и признался нам в этом только под давлением обстоятельств, в высших интересах правосудия!

Председатель суда. Господа, господа!

Защитник. Где доказательства его искренности?

Прокурор. Что он выигрывает? Ничего. Что он теряет? Всё.

Защитник. Он мстит.

Прокурор. Другими словами, вы признаете, что подсудимый отплатил ему черной неблагодарностью, отняв у него жену, и что он не имел бы возможности шантажировать своего адвоката, если бы не ускользнул от заслуженного наказания?

Защитник. Ничего я не признаю! Мы не в Кассационном суде! На настоящем заседании рассматривается дело Лазаря - Лежанвье, а вовсе не дело Лазаря Конти, давным-давно похороненное!

Прокурор, Лично я поостерегся бы употреблять это слово... Впрочем, обвинение в данном случае присоединяется к защите и напоминает присяжным, что они должны забыть о несправедливом оправдании подсудимого в прошлом убийстве и вынести справедливый вердикт по поводу очередного!

Подсудимый. Протестую! Я не убивал Габи Конти!

Прокурор. Вот как? Интересно.

Подсудимый. Я не убивал Габи Конти! Я просто возвел на себя поклеп, чтобы взять старика в оборот.

Прокурор. Силен фрукт! - (Крики, свист, топот.)

Председатель суда. Прошу тишины! Все это не имеет никакого отношения к настоящему делу. (К свидетелю.) Вы ничего не хотите добавить, мэтр?

Ответ. Нет. Я лишь высказываю пожелание, чтобы подсудимый был приговорен к смертной казни.

Сдержанное выступление адвоката гражданского истца, безжалостная обвинительная речь прокурора и желчная речь защитника заняли весь следующий день.

К шести часам вечера присяжные после недолгого совещания вынесли вердикт.

Подсудимый не выказал ни малейшего волнения. Под устремленными на него взглядами всех присутствующих он все с той же сардонической усмешкой под тонкими черными усиками, которая не сходила с его губ на протяжении всех пяти дней процесса, едва заметно поклонился прокурору, чем привел в смятение не одно женское сердце.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА I

Уже много месяцев Лежанвье и Жоэлла почти не разговаривали друг с другом, если не считать редких "привет" и "пока".

Большую часть времени Жоэлла проводила у подруг - во всяком случае, так полагал Лежанвье, - лишь изредка разделяя с отцом трапезу: возвращалась она частенько за полночь и тогда, бывало, нетвердо держалась на ногах - во всяком случае, лестницу на второй этаж преодолевала с трудом, напевая при этом прилипчивый мотивчик.

Ни колкостей, ни стычек - лишь растущее взаимное равнодушие...

Поначалу Жоэлла еще предупреждала отца, куда направляется, отсекая всякую попытку возразить. В дальнейшем она взяла привычку оставлять где-нибудь на столе мятые бумажки, которые Лежанвье находил всегда поздно, примерно такого содержания: "Я у Жессики... Катаюсь в "Молиторе" [один из спортивных катков Парижа]... Ужинать не приду... До вечера, а вообще как получится..." Подпись: "Ж.".

Теперь она не утруждала себя и этим. Она просто отсутствовала, а когда случайно бывала дома, то казалась все более далекой, рассеянно листала журнал или отщипывала кусочки от булочки и смотрела всегда куда-то мимо отца, словно он стал прозрачным.

- Он хочет тебя видеть, - сказала она в один из вечеров, вставая после ужина из-за стола.

- Кто? - удивленно спросил адвокат. -Тони.

- Ты ходила к нему?

Жоэлла промолчала, и Лежанвье пожалел, что задал этот вопрос. Как бы она узнала, если б не ходила?.. Но ведь это означает, что она не примирилась с потерей, продолжает испытывать что-то к Лазарю?

Жоэлла направилась к двери. На пороге она обернулась.

- Так ты пойдешь?

- Не знаю, - с трудом выдавил из себя Лежанвье, подыскивая слова. Не... не думаю.

- Почему? Боишься, что он тебя укусит?

Адвокат пожал плечами. С таким же успехом она могла спросить, не боится ли он зайти в клетку к хищнику.

- Нам нечего сказать друг другу, - ответил он.

- Я полагаю, ему есть что сказать... Его прошение о помиловании отклонено. Скоро его казнят.

- Когда?

- На этой неделе.

- Откуда тебе это известно?

- Я навела справки.

- Этого не может быть! - возразил Лежанвье. - Приговоренный к смерти никогда не знает, сколько ему еще остается жить, пока за ним не придут...

- А я знаю. Сегодня среда. Казнь назначена на послезавтра: пятница, пять утра.

По окнам внезапно забарабанил дождь. С минуту, кроме этого стука, ничего не было слышно. Но Жоэлла не отставала:

- Ты пойдешь?

На этот раз уже Лежанвье, не отвечая, принялся отщипывать от булки кусочки. Сердце его кшотилось где-то в самом горле. Жоэлла некоторое время наблюдала за отцом, потом неспешно продолжала:

- Само собой, он ненавидит тебя. Ведь его осудили из-за тебя. Однако, как мне кажется, он все еще уважает тебя. "Просто передай ему, что я хочу его видеть, - сказал он мне. - И больше ничего не говори, он наверняка придет!" - Жоэлла запнулась. - Есть и еще кое-что, В. Л. Я тоже прошу тебя пойти...