Юлия Волкова - Выбери меня

Девушка почему-то замялась.

Но Алена Калязина не была бы Аленой Калязиной, если б не умела в два счета добывать нужную ей информацию. А уж если дело касалось ее собственного ребенка… Через минуту рыдающая нянька призналась, что они с Феликсом находятся в здании какого-то захудалого ДК, где через десять минут начнут выступать ее любимые музыканты. Как догадалась Алена, те самые — грязные и обколотые…

— Это единственный концерт!.. — рыдала в трубку девушка. — Вы не беспокойтесь, Алена Ивановна, все будет в порядке… Здесь милиции полно и ОМОН подъехал, я сама видела.

— Не отключать связь! — рявкнула Калязина, головой прижимая трубку к плечу и лихорадочно набирая на другом телефоне номер мужа…

Результатом этих действий было следующее. Няньку, испуганно прижимавшую к себе рюкзачок-«кенгуру» с Калязиным-младшим, плотно окружили несколько омоновцев в камуфляже, под конвоем отвели в обшарпанный кабинет длинноволосого и немытого директора ДК и, пинками вытолкав оттуда хозяина, заперли. Двое омоновцев с автоматами сомкнули плечи у дверей кабинета и разомкнули их лишь при появлении в конце тускло освещенного коридора знаменитой телеведущей. Надо ли говорить, что нянька была немедленно уволена… А объявленный концерт не состоялся — омоновцы, почувствовавшие себя спасителями невинного дитяти, решили не мелочиться и довести дело до конца.

Одному из фанатов, оказавшемуся на улице в числе первых, почти удалось сделать эксклюзивный снимок: знаменитая телеведущая с сыном на руках выходит из дверей ДК, над которыми висит огромная афиша его любимой группы. Парень уже успел навести объектив своей «мыльницы» на Алену, но отважные омоновцы и тут не лопухнулись: в следующее мгновение он лежал лицом в асфальт, а его старенькая «мыльница» закончила свои дни под тяжелым каблуком армейского ботинка.

На следующий день Алена, уже оправившаяся от стресса, объявила Феликсу Калязину-старшему, что уходит в бессрочный отпуск. Генеральный директор канала возражать не стал. Он даже не стал говорить своей лучшей ведущей, что с ее уходом на канале начнутся некоторые проблемы. Зачем говорить о том, что и так понятно… К тому же Калязин относился к породе оптимистов и был уверен: нет таких трудностей, с которыми нельзя было бы справиться. «В конце концов, — решил он, — если потуже затянуть пояса, мы сможем себе позволить переманить со стороны популярного ведущего, который справится с Алениной „политикой“. А зритель привыкает ко всему. Иначе говоря, хавает все».

Надо сказать, что на этот раз Феликс ошибся. Зритель к отсутствию Алены привыкал с трудом. А уж если говорить прямо, не хотел он, этот самый зритель, привыкать к Алениному отсутствию. Положение не спас и Эдуард Тополев, приглашенный аж из самой столицы после того, как канал, на котором он работал, трансформировался из обычного регионального в общероссийский спортивный и многие его сотрудники остались без работы. На прежнем месте двадцатипятилетний Тополев действительно был толковым ведущим, склонным к глубокому анализу и не лишенным творческой дерзости, но в «Невских берегах» что-то у него «не покатило». То ли до сих пор не мог отойти от шока, вызванного увольнением, то ли просто заскучал московский звездный мальчик в провинциальном Питере — сам Феликс склонялся к последней мысли. И действительно, с коллегами Эдуард общался свысока, генеральному упорно «тыкал», а на любую критику сквозь зубы цедил: «С такой концепцией информационного продукта далеко не уедешь». Калязина все чаще и чаще посещала крамольная мысль — заняться «политикой» самому. Хоть и знал директор канала, что эта сфера — не его.

Не успели оглянуться, как подошла пора очередных «собачьих бегов». Так Феликс называл все предвыборные кампании. Может, кому-то эта метафора покажется неподходящей; автору этих строк, например, такие всенародные реалити-шоу напоминают петушиные бои. Да мало ли есть на Руси сравнений для подобных безобразий!.. Но с позиции Калязина было очевидно, что любые предвыборные мероприятия — это именно бега. И именно собачьи. Можно, конечно, и грубее сказать, но Феликс — человек все-таки интеллигентный, хоть и телевизионщик. Кто, как не генеральный директор телеканала, мог наблюдать, как кандидаты берут старт и мчатся со всех ног… например, к калязинскому кабинету — чтобы успеть проспонсировать ту или иную программу раньше других. А то и закупить ее с потрохами на пару предвыборных месяцев. Рекламный отдел в такое время работал без обеда и перекуров, а охранники на стоянке просили прибавку к зарплате — за вредность общения с хамоватыми кандидатами, которые требовали прямо-таки безмерного почтения к своим четырехколесным игрушкам. Да что там требовали — иногда и без зуботычин не обходилось с обеих сторон!

Заключив несколько договоров о предоставлении эфирного времени нескольким наиболее симпатичным (вернее, наименее противным) кандидатам, Феликс всерьез озадачился. Бабки потекли рекой. Но ведь эти бабки надо еще и отрабатывать. Платят-то не столько за время, сколько за качество и профессионализм! Но профессионального человека, который смог бы осветить «собачьи бега» достойно, после ухода Алены не было. Вообще-то с Аленой в этом деле сравниться не мог никто. Если уж она бралась за дело, то результат был гарантирован. Недаром у нее в нынешней городской администрации столько «друзей». Не потому, что привыкли платить за результат благодарностью, а потому, что понимают: ссориться с Аленой чревато. Кто знает, что может случиться завтра или послезавтра. А если с Аленой дружить, то она и в час «Ч» любую безнадежную ситуацию вытянет в глазах общественного мнения. Вот так вот.

Но Алена в отпуске, и никакая сила не заставит ее оторваться от Наследника. Да и сам Калязин против любой такой силы встанет мощной грудью и необъятным чревом. Однако договоры заключены, Тополев не тянет, остальные известные профессионалы при деле — «собачьи бега» не только на «Невских берегах» происходят. Нужно либо самому впрягаться, либо изыскивать резервы. А при мысли о резервах в калязинской голове возникали только два имени: Барсукова и Лапшин. Первая вела «Криминальные хроники», второй — «Музыкальный кавардак», то есть и та и другой от «собачьих бегов» были далеки так же, как сам Калязин от балетного станка. Не любили они политику. Что поделаешь — оба относились к поколению, взращенному свободно, безалаберно, без идеологических и прочих комплексов. Даже материальные стимулы их не слишком взбадривали, словно могли они питаться акридами и диким медом. Акриды и мед — это, понятно, чересчур: оба выросли в благополучных семьях, забот не знали, денег в карманах на мороженое не считали. Теперь и сами неплохо зарабатывают и, случись что, без работы не останутся. «Мне бы их аристократическую уверенность», — вздыхал провинциальный «восьмидесятник» Феликс, пробивавшийся тараном в не самые лучшие для страны времена, знавший, что такое голод и отсутствие нормальной крыши над головой в чужом городе. Но какими бы аристократами ни были Саша Барсукова и Саша Лапшин, Калязина они уважали и к убедительным доводам прислушивались. Оставалось только их, эти доводы, найти. Впрочем, довод существовал по большому счету один — благоденствие и процветание канала. Тем более что два года назад Александра Барсукова по воле случая сама стала солидной акционеркой «Невских берегов» и к своему новому статусу относилась серьезно. Почувствовала ответственность, повзрослела. Да и Лапшин, несмотря на молодость и внешнюю расхлябанность, на самом деле человек умный, собранный и практичный.