Мэри Стюарт - Лунные прядильщицы

«Спасибо, а вы продолжайте прясть. Я люблю наблю­дать за этим». Я вошла в маленький дворик, повинуясь жесту хозяйки, села на скамейку под смоковницей возле дома и начала говорить комплименты. Восхищалась глад­костью шерсти, помяла меж пальцев кусок шерстяной ткани для скатерти, который она показала. Скоро она забыла застенчивость и отложила работу, чтобы принести связанные и вышитые ею вещи. Не ожидая приглашения, я оставила свое место и пошла за ней внутрь.

В доме две комнаты. Между ними не дверь, а просто продолговатое отверстие в стене. Гостиная, выходящая прямо во двор, чрезвычайно чиста и очень бедна. Пол земляной, утрамбованный как камень, наполовину за­крыт ковриком из простой плотной шерстяной ткани тускло-коричневого цвета. Небольшой камин в углу в это время года не используется. Через заднюю часть комнаты проходит широкий выступ, поднимающийся на три фута от земли, который, очевидно, служит мес­том для сна. Он покрыт единственным одеялом, разук­рашенным в красный и зеленый цвета. Стены еще не побелены, на них сохранились следы сажи от зимнего дыма. Тут и там высоко в оштукатуренных стенах ниши содержат дешевые яркие украшения, выцветшие фотографии. На самом почетном месте – фотография ребен­ка, мальчика, возможно, лет шести. За ней неясная фотография, намного увеличенная, молодого, красиво­го, лощеного и уверенного мужчины в одежде, напоми­нающей военную форму. Мальчик очень похож на него, но застенчив. Возможно, муж и умерший ребенок? Я поискала фамильную икону, но ничего не увидела и вспомнила, что говорил Тони.

«Мой мальчик», – сказала София. Она вышла из внутренней комнаты с охапкой одежды и не выразила ни обиды, ни удивления, что я последовала за ней в дом. Печально смотрела на фотографию и, можно поклясть­ся, ни о чем больше не думала. «Он умер, госпожа, в семь лет. В один день все у него было хорошо, он был в школе и играл. На следующий, пфф, умер. И это Божья воля, что больше у меня не будет детей».

«Простите. А это ваш муж?»

«Да, муж. Посмотрите, эту подушку я сделала в про­шлом году…»

Она начала выкладывать вещи на солнце возле двери. Я нагнулась над ними, но повернулась так, что могла заглядывать во внутреннюю комнату. Затемнена, став­ни закрывают солнце. Просто маленькая продолговатая коробка, с двуспальной кроватью, деревянным стулом и столом у окна, покрытым ярко-красной скатертью с кисточками. Казалось, что каждый угол дома открыт для созерцания…

София снова начала прятать свою работу. «А сейчас, если вы здесь посидите в прохладе, я достану вам стакан мятного молока, которое готовлю сама».

Я поколебалась и почувствовала себя пристыженной. Не хотелось принимать ее скудное гостеприимство, но поняла, что, поскольку вторглась в дом, вынудила предложить мне его. Ничего не оставалось, как поблагода­рить и сесть. София дотянулась до полки возле двери, где за вылинявшей занавеской все тех же красного и зеленого цветов, стоял запас (какой жалкий ограничен­ный запас) пищи. Сняла бутылку и стакан.

«София?» Мужской голос позвал со двора. Я слышала шаги, быстро спускающиеся с тропинки от моста, но не обратила внимания. У калитки они затихли. София быстро повернулась со стаканом в руке. Мужчина был все еще вне моего поля зрения и, должно быть, не видел меня. «Все в порядке, – кратко сказал он. – Что касается Джозефа… Что случилось? – София сделала лег­кое предостерегающее движение, указывающее, что она не одна. – С тобой кто-то есть?» – резко спросил он.

«Это английская дама из отеля, и…»

«Английская дама? – быстрый греческий прозвучал, как взрыв. – У тебя совсем нет ума приглашать ее домой, когда в любую минуту Джозеф…»

«В ее присутствии хорошо говорить по-гречески, – сказала София. – Она прекрасно его понимает».

Он шумно задышал, словно сжевал все слова, которые собирался сказать. Щелкнула щеколда. Я вышла впе­ред. Пришедший широко раскрыл ворота, и мы встретились на освещенном солнцем пороге.

Властный мужчина, приближающийся к пятидесяти, широкоплечий и смуглый, со здоровым блеском кожи. Квадратное лицо, немного полнеющее, с выдающимися скулами и неизменными усами. Типичное греческое лицо, возможно, даже то, которое я в последний раз видела под красной повязкой вокруг головы, но не думаю, что так. В любом случае, он не в критской одежде. Очевидно, работал, поэтому одел поношенные и пыльные серые брюки и рубашку цвета хаки с красным платком на шее. Коричневая хлопчатобумажная куртка свисала с плеч. Она выглядела дорогой и, скорее всего, была куплена в Англии в спортивном отделе хорошего магазина. Мой интерес сосредоточился и обострился. Должно быть, это мой хозяин, Стратос Алексиакис.

«Это мой брат», – сказала София.

Я уже выдавала ему свою самую приятную улыбку и протягивала руку. «Здравствуйте. Я знаю, не следовало отнимать время у госпожи Софии, когда ожидается, что ее муж придет домой поесть. Но я гуляла по деревне, а ваша сестра единственная, кого я знаю, поэтому я сама себя пригласила. Сейчас уйду».

«Нет, нет, в самом деле! – Он принял мою руку и повел, почти насильно, на сиденье под смоковницу. – Простите, я бы никогда так не разговаривал, если бы знал, что вы понимаете! Но муж сестры необщительный человек, и я думал, что, если он придет домой и обнару­жит, что она сплетничает… – Ухмылка и пожатие плечами. – Ну, знаете, как это бывает, если мужчина голоден, а еда не готова. Нет, нет, пожалуйста, сидите! Что подумает обо мне сестра, если я прогоню ее гостью? Вы должны попробовать ее мятный напиток. Он самый лучший в деревне».

София с непроницаемым видом вручила мне стакан. Ничего не показывало, что кто-то из них почувствовал облегчение от того, как я восприняла их разговор. Я попробовала напиток, щедро похвалила его. Стратос прислонился мощным плечом к косяку двери и доброжелательно наблюдал за мной. София напряженно сто­яла в дверях. «Он опаздывает», – сказала она. Сообще­ние прозвучало, как предположение и вопрос, словно Стратос мог знать причину.

Он пожал плечами и усмехнулся. «Возможно, на этот раз он работает».

«Он не… помогал тебе в поле?»

«Нет. – Он повернулся ко мне и заговорил по-анг­лийски. – Вам хорошо в моем отеле?» Он говорил прекрасно на английском языке, и все же за двадцать лет не избавился от акцента.

«Очень, спасибо, и мне очень нравится комната. У вас тут хорошее место, мистер Алексиакис».

«Очень спокойное. Но вы сказали по телефону, что именно это вам и нужно».

«О, да. Видите ли, я живу в Афинах, а они летом очень многолюдны и шумны. Страстно хочется уехать от толп туристов…» Я продолжала болтать, объясняя снова и снова причины, по которым мы с Фрэнсис выбрали Агиос Георгиос. Сейчас я даже не старалась скрыть от себя, что хочу выставить убедительную при­чину для обследования гор и берега моря вокруг. Я вспомнила о кинокамере и начала говорить о фильме, о котором я ничего не знала, но считала прекрасным оправданием сверхъестественного любопытства… «И лодка, – закончила я, – подберет нас в понедельник, если все будет хорошо. Отсюда компания отправится на Родос, я присоединюсь к ним на пару дней. Затем вернусь в Афины. Они продолжат путешествие на Додеканезские острова, затем, по пути домой, кузина приедет ко мне пожить в Афинах».