Ольга Играева - Как загасить звезду

«Ну, при чем, при чем тут я? Уж к смерти Соловей я не имею никакого отношения! Откуда я знаю, что она там затеяла! Я что, ее к этому принуждал? Склонял? Уговаривал?» — злился Абдулов. И чем больше убеждал себя, что не виноват, тем больше в глубине души укреплялся в своей догадке: не случись убийства Олега Лосского, Дуся была бы жива. Все началось тогда, возле лифта, с него, с Абдулова. Или нет, раньше. «Раньше. То, что случилось возле лифта, — пустяк, ничего не значащее событие, проходной момент. Ерунда. Это вообще НИЧТО! Только идиот способен придавать таким вещам какой-то глубокий смысл и тянуть от них цепочку фатальных событий. Тебе зачем уподобляться таким идиотам? Есть себя поедом? Незачем. — Абдулов хлебнул коньяку. — Но что такого ужасного я сделал раньше? НИЧЕГО!!! Ничего, чего бы не делали все окружающие». Господи, он, конечно же, не виноват! Не он, но кто тогда привел в действие неумолимые силы, которые вершат это кровавую круговерть? «Кто спустил с поводка кровожадных псов судьбы и кто загонит их обратно в клетку?» — пробормотал Абдулов и вдруг понял, что получилось похожее на подводки к сюжетам, которые он пачками пишет по пятницам, монтируя очередной выпуск «Вызова времени». Пошлость. «Псы судьбы», «клетка»… Пошлость. «А разве не кровожадные? Олег, Дуся, Алина… Не в этом дело, название не главное. Главное — что может остановить эту чертову смертоносную машинку?» Ему это оказалось не под силу. Абдулов хмыкнул и мотнул головой. «Да уж, понятно, не под силу! Ты не господь бог…» Очередной глоток коньяку.

Абдулов взял в руки валявшийся рядом на диване пульт и включил телевизор, максимально утишив звук, чтобы не разбудить Нину за стеной. Впереди несколько бессонных часов — он по опыту знал, что теперь сможет забыться только к рассвету, надо как-то проводить время. Час эротических фильмов, спортивных репортажей, вытесненных из прайм-тайма (любишь теннис? значит, посмотришь и в полночь!), час заумных разговоров для полуночников — а интеллигенции в России полагается быть полуночниками. Наверное, потому, что, если ты через два часа после ужина, как диктует распорядок дня, ложишься в постель и послушно засыпаешь, это значит, что ты не радеешь за Россию, у тебя не болит душа о судьбах человечества, тебе наплевать на проблемы шаманизма в отдаленных районах Севера… Болеть душой за все это днем невозможно. Нет, ты сиди, сосредоточенно кури на фоне темного окна, освещая свой высоколобый возвышенный профиль огоньком сигареты, и думай, и высказывай мысли… Причем начинай не раньше чем в 1.30. Что у нас там? Абдулов щелкал кнопкой выбора канала — обнаженная натура, тошнотворный триллер — кровь хлещет рекой («Тьфу! Я про все эти смерти забыть хочу, а мне опять в глотку пропихивают…»), две говорящих о непонятном головы… На других каналах пошло веселей. Комедия с раздеванием — наверное, молодежная, тут опять обнаженка…

Абдулов собрался было проскочить порнушный фильм, щелкнуть опять кнопкой, но не сделал этого. Что-то необычное было в фильме и даже странное… Любительская работа? Документальное кино? Снято явно непрофессионально, примитивно. Или авторы намеренно косят под примитивизм и непрофессионализм? И что-то в этом фильме есть безумно знакомое. Абдулов непроизвольно напрягся и подался вперед, впившись глазами в экран, им вдруг овладело предчувствие чего-то нехорошего. На пленке голый мужик возится с женщиной — она располагается спиной к зрителю, а мужик… Тот стоит передом, все у него наружу, без фиговых листков. Они шутливо борются, он опрокидывает ее на диван… Или их две? Сбоку в кадр время от времени лезет явно женский локоть. Кадры меняют друг друга — то крупный план, то дальний, иногда изображение не в фокусе. Вот сейчас камера делает поворот, сейчас будет видно лицо мужика — Абдулов, уже поняв, в чем дело, и все-таки надеясь на чудо, не отрывал от экрана глаз, обливаясь холодным потом. А вдруг это что-то другое, просто похожее? Но чуда не произошло. Голый мужик на картинках оказался им, Абдуловым.

Полвторого ночи, бессонница, и на экране кадры видеофильма, который они давно в угаре сексуальных игр и буйства эротической фантазии сняли вместе с Дусей Соловей. Ныне покойной.

Оглушенный Абдулов сидел в ступоре и не мог понять, что ему теперь делать. Действо на экране продолжало разворачиваться. «Как? Откуда? Зачем? Кому надо демонстрировать ЭТО по телевидению? Чего они хотят добиться? Не льсти себя надеждой, что сейчас глубокая ночь и никто ЭТОГО не видел. Сотни тысяч смотрят телевизор как раз в это время — все твои знакомые-интеллигенты, например. И десятки сейчас записывают сюжет на видео, чтобы потом посмаковать… Какой стыд! Позор! Как я завтра покажусь в «Останкино»?» — Абдулов схватился за голову, представив, как подчиненные станут при встрече сочувственно жать ему руку, говорить: «Какая гадость! Наплюй!», прятать глаза, а за его спиной — ухмыляться и с готовностью обсуждать детали ролика. Как отреагируют Кечин и Огульновский, он даже боялся себе представить. Слава богу, его родители и теща в такую пору спят…

Внезапно Абдулов как будто очнулся — срочно вырубить телефоны! Он кинулся в прихожую и выдернул из розетки шнур стационарного телефона (рюмка коньяку в руке мешала, Абдулов хотел было оставить ее на полочке под зеркалом, но подумал и не оставил, а, напротив, отхлебнул из нее и сжал крепче). На цыпочках он прокрался в спальню, где по-прежнему безмятежно спала жена, и осторожно проделал то же самое со стоящим там вторым аппаратом. Последним был отключен его мобильный. «Женина труба! — вдруг осенило его. — Нине тоже могут начать звонить!» Он, торопясь, вернулся в спальню и долго копался в стоявшей на тумбочке сумочке жены. Рюмку все-таки пришлось поставить рядом, но Абдулов не забывал к ней прикладываться. В этих женских сумочках сам черт ногу сломит, никогда ничего не найдешь. Под руки попадался раздражающий хлам — помада, платочек, тушь для ресниц, записная книжка, ключи одни, ключи вторые, ключи третьи, его фотография (боже мой! к черту!), еще одна помада, сигареты (их он прихватил), прокладка в индивидуальной упаковке, свернутые комочком прозрачные гольфы, леденцы, жвачка… Он успел «придушить» женин мобильник прямо на звонке. Труба только коротко тренькнула. Абдулов оглянулся на Нину — та не проснулась, лишь заворочалась, перевернулась на другой бок.

Что делать? Что делать? Абдулов кружил по кухне с рюмкой в руке. Ладно, плевать на этот дециметровый канал, главное, чтобы это был первый и последний показ! Единственный! Главное, чтобы никто не подхватил инициативу, чтобы пленка не всплыла еще где-нибудь! Значит, выхода нет — надо звонить Огульновскому и падать ему в ножки, пусть давит на все рычаги и кнопки, пусть делает что хочет… И исчезнуть на время!