Ольга Морозова - Цветок папоротника

Гриша пришёл под утро. Вращал безумными глазами, как сумасшедший. Вроде и не пьяный, а как тронутый. Весь в репьях, колючках, руки ободраны. Сел на кровать, дрожит. Ульяна обняла мужа за полечи.

– Что с тобой, Гриша? Где ты был-то? Господи! По кустам что ли лазил?

– Я скажу тебе, Уля, только ты молчи, никому не говори! – Гриша прижал палец к губам. Ульяне показалось, что муж не совсем здоров. – Папоротник я искал. Цветок. Вроде увижу что-то вдали, обрадуюсь, побегу что есть мочи, а это не он. Всю ночь бегал, не дался мне цветок окаянный. Устал. – Он уронил голову на руки.

– Гриша! Опять ты за своё! Ну, сколько можно! Ты пил?! Пил, я тебя спрашиваю?!

– Да что ты пристала, пил – не пил! Какая разница?!

– Да потому что от водки это всё, мерещится тебе. Очнись, Гриша!

– Я знаю, что говорю! Я трезв, как стекло. А давеча мне отец покойный приснился, как живой. И говорит, что знает он, где клад зарыт. Только не успел он выкопать, в яму волчью свалился, там и сгинул. Но сказать мне не может, пока я цветок не найду. А найти его можно только раз в году, на Ивана Купала. Это такое условие у него, духи лесные поставили. Что должен я этот цветок найти, клад отрыть. Тогда и отец успокоится. А пока покоя ему клад не даёт, на меня вся надежда. Но не смог я, Уля, не смог! Что я ему скажу?!

– Господи, Гриша! У тебя белая горячка! Кому скажешь? Отцу покойному? Да его кости давно в земле сгнили. Или звери растащили по лесу!

– Тебе легко говорить, а мне он снится, увещевает, да жалобно так. Душу рвёт. Не могу я его ослушаться, Уля, не могу! Кости, может, и сгнили, а душа-то не гниёт! Неужто ты не знаешь? Душе-то покой нужен! Мается она, что дело не сделала, и приходится ей просить нас об услуге. А как ещё?

– Ложись спать, Гриша! – Ульяна почувствовала усталость. – Выспись, отдохни. Теперь ещё год ждать надо, сам сказал. Кончился праздник, завял цветок, чего теперь горевать? Подождёт душа батюшки твоего ещё годик, не расстраивайся. У неё, у души, время не так течёт, как у нас. Ей что год, что сто лет, всё едино. Жизнь впереди длинная, успеешь.

Гриша лёг на кровать, поджал под себя ноги.

– Умная ты, Уля. Утешить умеешь. Правда твоя. – Он закрыл глаза.

– Вот видишь, и умной назвал. А то всё дурой почитал. Дожилась.

– Прости, Уля, прости. Я сам себя иногда не узнаю.

– Спи, родной. На работу скоро уже.

Гриша заснул беспокойным сном. А Ульяна лежала, уставившись в пустоту, вспоминала, как год назад прыгнули они с Гришей через купалец. Загорелось тогда у них одежда, правду говорят, не к добру. Светка тогда сказала, что гореть им в огне страсти, но наврала, как обычно. Судьбу не обманешь.

И с того дня, как искал Гриша в лесу цветок папоротника, понеслось. Он уже стакана из рук не выпускал. Таиться перестал, пил в открытую. Как придёт после работы, так обязательно с бутылкой. А на выходные и вовсе не просыхал. Пару раз даже прогулял, за что и получил предупреждение. Сказали, что третьего раза не будет. Гриша немного успокоился, среди недели держался, но Ульяна чувствовала, ненадолго. Она решила использовать последний шанс – сходить к бабке в соседнюю деревню, по тому адресу, что Светка дала. Улучшила момент и отправилась.

Бабку нашла сразу, хоть дом и на отшибе стоял. Но вся деревня знала, где живёт местная достопримечательность. Не одна Ульяна со своей бедой к Фросе пришла. Возле избы был народ, но не так чтобы очень много. Ульяна заняла очередь. Задумалась, даже не заметила, как все разошлись, и пришёл её черёд. Немного смущаясь, прошла внутрь, где на простом деревянном стуле сидела бабка Фрося. Была она старой, лет под восемьдесят, но крепкой и моложавой. Глаза блестели, узловатые руки неподвижно лежали на коленях. Ульяна почему-то поклонилась.

– С чем пожаловала, девонька? – Фрося неприязненно смотрела на Ульяну, будто та затеяла нехорошее. – Издалека пришла?

– Да нет, из соседней деревни. Муж у меня пьёт, с ума сходит. Мерещится ему разное…

– Пьёт, говоришь? Плохо это… А что мерещится-то?

– Нечисть всякая, русалки, отец покойный ерунду всякую нашёптывает во сне… совсем человек не в себе.

– Ты подойди ко мне, – Фрося поманила Ульяну пальцем, – не бойся.

– Я и не боюсь, сама к вам пришла, – Ульяна подошла.

Бабка взяла её за руки, приблизила к ней лицо, долго всматривалась в глаза, и наконец изрекла:

– Покажи фото.

Ульяна достала и протянула Фросе. Та снова принялась его изучать, да так долго, что Ульяне показалось, что знахарка уснула над ним – в комнате царил полумрак, нарушаемый лишь жиденьким пламенем свечки. Ульяна начала нетерпеливо перетаптываться с ноги на ногу. Наконец Фрося подняла на неё тяжёлые веки и вперила в Ульяну свинцовый взгляд. Помолчала, прежде чем ответить.

– Не могу я помочь тебе, и ему не могу, уходи лучше подобру-поздорову. – Она протянула фото Ульяне. – И это забери, ни к чему она мне…

– Бабушка… – Ульяна даже не нашлась, что сказать. – В чём дело-то?

Фрося опустила глаза.

– Не могу, и всё. Что тебе объяснять, сама всё знаешь. Уходи, не моё дело вам помогать. Сами всё напутали, заворожили, сами и выбирайтесь. Я не всесильна, не справлюсь.

– И что мне теперь делать?

– Не знаю, твои дела. Иди, девка, иди. Устала я сегодня. – Фрося отвернулась, встала со стула и ушла вглубь комнаты.

Когда Ульяна исчезала с её глаз, она ещё долго крестилась, бормоча какую-то ей известную молитву.

Ульяне ничего не оставалось, как уйти несолоно хлебавши. Опять Светка подсуропила! Бабка, бабка! Обманщица. Или это ей так не везёт? Вон люди стояли, ушли довольные, а она… Но помогать насильно не заставишь, а она упёрлась, заладила: «Уходи, уходи!» Старая калоша. Потом Ульяна остыла немного: ладно, сами справимся…

Но справляться получалось всё хуже. Ежедневные пьянки плавно перешли в запои. Сначала это длилось пару дней, потом почти неделю. Гриша еле дотянул до отпуска. Ульяна тоже отпуск взяла, думала, вместе отдохнут, съездят куда-нибудь. Очень ей развеяться хотелось, год трудный выдался. Но ехать Гриша категорически отказался. Наотрез. Ульяна и так, и эдак его уговаривала, он ни в какую.

– Не хочу я никуда, отвяжись! Езжай, если тебе хочется, меня только в покое оставь!

– Ну куда же я без тебя-то поеду?

– Да катись, куда хочешь! Тебе что, нянька нужна?

– Нянька мне не требуется, но негоже замужней женщине одной по курортам разъезжать.

– А ты никому не говори, что ты замужем, никто и знать не будет.

– А как ты один-то здесь?

– Ну, жил же я как-то без тебя! Я, чай, не инвалид… А то к матери уеду, у неё поживу.

– Ладно, – Ульяна сдалась, – давай дома останемся, и тут дела найдутся.

– Ну, как хочешь. А то я бы и без тебя обошёлся. Смотришь так, будто я чего должен тебе. Не должен! Слышишь, не должен! И не смотри на меня так.