Ирина Глебова - Выкуп

– Говорите, не стесняйтесь!

– Я хочу найти своих родственников. Они – эмигранты первой волны, если вам это что-то говорит.

– Конечно! Русские аристократы, дворяне?

– Да. В начале шестидесятых годов моя семья получила сведения, что они живут в Швейцарии. Старинный княжеский род – Берестовы.

У его собеседника удивлённо изогнулись брови:

– Берестов, вы говорите? Подождите-ка, я узнаю…

Он снял телефонную трубку, стал набирать номер. Викентий понял: фамилия тому была знакома. Замерев в напряжении, он ждал, хотя не верилось, что всё окажется так просто. Между тем, Шлегелю ответили, и он спросил:

– Это ты, Венсан?

У Кандаурова рванулось и замерло сердце: «Венсан» – так называла его бабушка, когда говорила с ним по-французски… Шлегель продолжал спрашивать:

– Скажи-ка, у тебя нет родственников в России… нет, теперь это называется Украина! Да, город Харьков? По фамилии Кандауров? Поразительное совпадение! Рядом со мной стоит человек, наш коллега, прибывший по линии Интерпола. Похоже, он разыскивает именно тебя и является твоим родственником! Сколько? Ну конечно, не беспокойся!

Положил трубку и весело кивнул Кандаурову:

– Ну, как вам работа швейцарской полиции? Одно мгновение, и ваш родственник найден! – Покачал головой: – Надо же, какое совпадение: Венсан Берестов – комиссар кантональной полиции Женевы. Я всегда знал, что он из княжеского русского рода, и когда вы назвали фамилию, сразу о нём подумал. Как видите, не ошибся! Он будет здесь через два часа… Всё-таки, поразительное совпадение!

«Совпадение ли? – подумал Викентий. – Имя, профессия… Чёрт возьми!»

Он невольно глянул на запястье – на часы. Два предстоящих часа ожидания вдруг показались слишком долгими, чуть ли не дольше всех минувших лет.

…Викентий и Винсент мчались в «рено» серебристого цвета по трассе, ведущей в Женеву. А точнее, ехали они не в сам город, а в его близкий пригород.

– Вообще-то Верье давно уже вошёл в черту города, но бабушка Катрин упорно зовёт его деревней и предпочитает жить именно там. – Винсент слегка повернул голову, улыбнулся. – Там, конечно, сохранился некий пасторальный шарм, это верно.

Викентий всё ещё до конца не отошёл от некоторого потрясения. Ещё бы: узнать, что жива и здорова дочь самого Викентия Павловича Петрусенко! Это словно попасть из реальности в то, почти мифологическое время, о котором он так много слышал в детстве от своей бабушки Елены! Когда Винсент сказал ему:

– Я позвонил бабушке Катрин, она ждёт нас, причём прямо сейчас. Ты не против? – Викентий даже не понял, о ком речь. А когда Берестов объяснил, он сначала не поверил – думал, что не понял. Они говорили по-русски, а ведь кузен всё-таки швейцарец во втором поколении. Переспросил по-французски – Винсент засмеялся, сказал:

– Бабушке восемьдесят шесть лет, она жива и довольно здорова. – И добавил опять по-русски: – Да, да, именно Екатерина Викентьевна, в девичестве Петрусенко.

Он говорил очень правильным, почти классическим русским языком. Но всё-таки с заметным акцентом и сильно грассировал.

Они перешли на «ты» почти сразу. Когда стали друг против друга в кабинете господина Шлегеля, протянули руки, и вдруг неожиданно обнялись. Викентий не ожидал от себя такого порыва, но, похоже, и Винсент это сделал также спонтанно, неожиданно для себя. Теперь, в машине, часто поглядывая друг на друга и встречаясь взглядами, они радостно улыбались – ощущение было такое, что знакомы много лет. Викентий же радовался ещё и тому, что будет работать именно с Винсом Берестовым. В бернском комиссариате Шлегель сразу предложил:

– Раз уж случилось такое необыкновенное совпадение, то вы, мсье Кандауров, наверное не откажитесь от такого помощника, как ваш родственник? В Берне или в Женеве разрабатывать ваше дело – не имеет значения, в Женеве для вас даже лучше, там все говорят по-французски. А господин Берестов очень опытный специалист по самым запутанным криминальным случаям, вы это быстро поймёте…

Нет, подобного Кандауров даже представить не мог! Впрочем, удивляться совпадениям ему пришлось ещё не раз. У них с Берестовым были не только одинаковые имена и профессии. Винсент был всего на три месяца старше, а его единственная дочь была ровестницей дочери Кандаурова.

– Её зовут как и бабушку – Катрин. Катьюша… – мягко произнёс Берестов.

Кандауров засмеялся:

– У меня тоже Екатерина, Катюша! Интересно, что у нас ещё с тобой найдётся общего? Может, родимое пятно?

Вообще-то, он сказал это шутя, но Винсент вдруг свернул на обочину, остановил машину:

– Какое родимое пятно? На левом плече?

– Ну да! – Викентий показал ладонью. – Смазанный треугольник.

– Есть, точно такое! После деда, князя Всеволода, только у меня и у моей дочери.

– У меня и у дочери, – как эхо, повторил Викентий.

На этом, правда, поразительные совпадения, кажется, закончились. У князя Всеволода и его жены Екатерины Викентьевны было трое детей. Младшие сын и дочь жили во Франции, старший – князь Роман, отец Винсента, – уже давно уехал в Аргентину, туда, где ещё раньше поселился его младший сын и брат Винсента Александр. У Викентия же давно не было в живых никого – ни деда Дмитрия Кандаурова, ни бабушки Елены Романовны, ни отца, ни матери. А уж братьев и сестёр ни у него, ни у его отца не было вовсе… Винсент, узнав об этом, покачал понимающе головой:

– Печально, но это говорит о разных уровнях жизни наших стран.

Викентий усмехнулся краешком губ:

– Да, в нашей стране всегда было жить не просто – ни нашим предкам, ни отцам. Правда, детство и юность у меня были, что называется, счастливыми, и я долгое время верил, что впереди – только лучшее. Но, как сказал один наш современный поэт: «… не было и нет благих и безмятежных лет у нашей матери-России…» Поверь мне, жить в эпоху резких социальных катаклизмов никому не пожелаю. Увы, теперь я думаю, что и дочери моей, и будущим внукам тоже настоящего благополучия не достанется.

– О, нет! – с энтузиазмом воскликнул Берестов. – Теперь в ваших странах всё сильно меняется, торжествует демократия! Скоро вы станете настоящими европейцами, поднимите уровень жизни!

– До Швейцарии? – не удержался от иронии Кандауров. Его насмешила искренняя патетика кузена – эдакий европейский восторг по поводу распада «империи зла». – И потом, дорогой мой тёзка, нужно ли нам становиться европейцами? Может быть, всё же останемся русскими людьми?

– Ты славянофил? – спросил Винсент. – Честно говоря, я и сам в душе славянофил. Всё, что связано с Россией, мне очень дорого, читаю книги наших великих писателей, и слёзы наворачиваются – это так. Я ведь чистокровный русский, не только по отцу, но и мама у меня из эмигрантов, дворян… Но всё-таки, согласись, Вик, здесь, в Европе, гораздо больше порядка.