Ирина Глебова - Выкуп

Через час, вернувшись в Верье, Викентий попрощался с Екатериной Викентьевной.

– Я с нетерпением буду ждать твою Катюшу, – говорила старушка, не отпуская руку своего внучатого племянника. – Для вас этот месяц пролетит быстро, а для меня будет тянуться невыносимо. Но во мне теперь столько радости, столько бодрости, что я непременно дождусь и её, и тебя, дорогой мой!

Княгиня Берестова уже подала в швейцарское и российское посольства запрос на разрешение приехать к ней Кандауровой Екатерине Викентьевне – своей правнучки и тёзки. Ей пообещали, что дело решится быстро, и уже через месяц девушка сможет приехать. Викентий с улыбкой думал о том, что Катюша там, в своём Челябинске, готовится поехать на каникулах вместе с ним в Крым и даже не догадывается, какой сюрприз ждёт её вскоре.

Вместе с Винсентом они поехали в Берн, в комиссариат. Там, в специально отведённой для него камере, их ждал Константин Охлопин, арестованный накануне.

После того, как совершенно неожиданно выплыло имя международного авантюриста Рудольфа Портера, причём прямо связанное с Константином Охлопиным, Берестов и Кандауров направили в Интерпол дополнительный запрос. Они просили проверить, не связан ли ликвидированный счёт в банке Майами именно с Портером. На этот раз ответ пришёл почти сразу. Их благодарили и подтверждали: да, по своим каналам Интерпол выявил некоторые данные владельца счёта, теперь же его легко идентифицировали с Рудольфом Портером. Сотрудники Интерпола прислали целый пакет материалов, связанных с Портером, особенно последние данные. Обращали особое внимание на то, что года два рядом с Портером постоянно мелькает ещё один человек: похоже, одиночка Руди решил-таки обзавестись компаньоном. О личности компаньона мало что было известно – предполагалось, что он или испанец, или выходец из Латинской Америки, лет сорока пяти – пятидесяти. Фото этого человека имелось.

Когда на экране монитора появилась фотография неизвестного «компаньона», Кандауров с лёгким возгласом тряхнул головой, словно хотел сбросить наваждение. А потом улыбнулся и щёлкнул пальцами, повторяя жест Берестова, когда тот заявил, что имя Рудольфа Портера ему знакомо.

– Интерпол может и не знать, а вот харьковскому управлению милиции эта личность знакома! Я сам перед отъездом сюда рассматривал фото этого человека, правда тот снимок был сделан более двадцати лет назад. Это Эдуард Сергеевич Охлопин! Помнишь, Винс, я рассказывал тебе о его исчезновении?

– Помню, конечно! Поздравляю: ты ведь предполагал, что Охлопин-старший может оказаться живым, и что он встречался с сыном. Aguila non captat muscas.

– Орёл не ловит мух, – перевёл Кандауров. – Ну спасибо! Правда, я человек простой, простодушный… Скромный. Сам удивлён, что всё так сошлось… Знаешь, Винс, теперь я понимаю, почему Константин крутится здесь, не уезжает, ждёт. Он ждёт отца! Ведь в это так трудно поверить, что тебя обманул собственный отец! Сам Костя своего дядю, Вадима Баркова, обманывал подло и жестоко. Но чтобы его так же – о, это невозможно! Вот он и ждёт… Надеюсь, что ждёт.

– Нам нужно это фото показать в агенстве «Вокруг света», – предложил Берестов. – Идентифицируем «Эрве Блайза», убедимся, что Константин ищет и ждёт именно его.

Кандауров знал, что у туристической фирмы постоянно дежурит полицейский агент, но ни у входа, ни на малолюдной бернской улице он никого не заметил. «Профессионально работают», – подумал одобрительно. Директору турфирмы они отдали распечатку фотографии Эдуарда Охлопина, тот ушёл, оставив их ожидать в своём кабинете. Вернулся не один – с молодым сотрудником, который узнал на фото своего клиента.

– Да, – уверенно подтвердил клерк. – Я имел дело с этим клиентом, когда он расплачивался наличными деньгами за свой абонентский ящик. Эрве Блайз, это он.

– Не запомнилось ли вам что-нибудь особенное? – с надеждой спросил Берестов.

– Да, я помню. Минувшей осенью Эрве Блайз был здесь, у нас, вместе с молодым человеком. Мне показалось, они очень похожи друг на друга.

Кандауров тут же достал фотографию Константина:

– Это он?

Когда клерк кивнул утвердительно, Викентий, вспомнив строгую госпожу Кауфман, слегка улыбнулся:

– Вы так хорошо разглядели своих клиентов?

Молодой служащий смутился:

– Понимаете, я их увидел позже, приблизительно через час в кафе. У меня был перерыв на ланч, а я всегда хожу в это кафе, здесь не далеко. Там я и увидел снова этих двух мужчин. Они сидели, разговаривали, смеялись. Именно тогда я и подумал, что они очень похожи, видимо отец и сын.

– Что ж, спасибо за вашу наблюдательность, – поблагодарил Берестов. – Вы правы, эти двое отец и сын.

– Они, наверное, и сейчас там встречаются.

– Что вы сказали? – Голос у Кандаурова невольно дрогнул от волнения. – Вы встречали их? Когда?

– Я видел только одного, молодого человека, – кивнул клерк. – Наверное, он ждал своего отца. Вчера, и два дня назад, в том самом кафе.

Братья быстро переглянулись.

– Вы пойдёте с нами и покажите кафе, – решительно заявил Берестов. – Прямо сейчас.

Кафе оказалось и в самом деле близко: в конце квартала, за поворотом, располагался небольшой сквер, в нём – лёгкий павильон с открытой верандой. За столиками сидели люди, немного.

– Это было в другое время, – заметил клерк. – Вечером, когда я возвращался после работы. Часов в семь…

В сквере Берестов и Кандауров выбрали скамейку, с которой просматривались все подходы к кафе. Неподалёку стояла машина с двумя, одетыми в штатское, полицейскими. Машина стояла здесь уже с пяти часов вечера, Кандауров с Берестовым подошли позже, сразу после шести.

– А ты и в самом деле не зря ощущал, что парень где-то рядом, – вспомнил Винсент. – Он тут и крутился всё это время.

– Он и сейчас придёт, – уверенно сказал Викентий. – Ждёт отца, всё ещё ждёт, надеется.

– А тот со своим дружком Руди уже – фьюить! – далеко…Эти пуганные, опытные лисы, по всей видимости, сразу учуяли опасность! Твой Константин ещё там, в Харькове, только готовился к побегу, а эти уже рванули: счёт в Майами вон когда ликвидировали! А то, что сын – это для таких лишь хороший предлог. Vulpes pilum mutat, non mores. – Лиса меняет шкуру, но не привычки.

Викентий посмотрел на кузена с улыбкой.

– Я заметил, ты приобрёл себе привычку нашего знаменитого предка: блистаешь латинским красноречием!

Берестов ничуть не смутился.

– Это точно! Как стал писать о Викентии Павловиче, о том, что он любил в речь вставлять латинские изречения, так и сам стал это делать – машинально. А теперь привык.

Кандауров, разговаривая, внутренне был напряжён и внимателен. Но никто из редких прохожих этого бы не заметил: он сидел, вольно откинувшись, курил. Он первый и увидел Константина.