Олег Егоров - Правила игры

— Александр Иваныч, вам пакет! — сообщил юный «дипкурьер».

— Да ну?! — развеселился Журенко. — Саня! Это — от бабы!

Он отобрал конверт у Сорокина и обнюхал его, словно гончая собака, взявшая след:

— Духами пахнет! Чувствую запах армейской шинели номер пять!

— Велено лично в руки! — На робкий Витин протест я только махнул рукой.

— Кем велено?

Вместо ответа Витя пожал плечами. Единственным его достоинством была исполнительность.

— Ты понял?! — возбужденный Журенко отдал мне наконец послание с одним неизвестным.

— Да я его первый раз видел, — оправдывался Сорокин. — Мне сказали — я принес. А что? Что-нибудь не так?

— Свободен! — Журенко развернул его к лестнице и подтолкнул в спину.

Витя с достоинством, подобающим рассыльному нашего заведения, вышел из хранилища.

— Ты понял, да?! — наседал на меня Журенко. — Лично в руки! От бабы, как пить дать!

— Андрюш, ты б в кино, что ли, сходил, — предложил я ему, распечатывая конверт. — Выходной у тебя все-таки! Что ты здесь топчешься?! Ждешь, пока начальник охраны тебя попрет?!

— В кино — как в казино! — парировал Журенко. — Только шлюхи да проститутки! С культурными девчонками надо в музее знакомиться! А еще лучше — в театре!

Журенко был холост и любвеобилен. Женщины ему нравились разные и всех возрастов, и они ему в основном тоже отвечали взаимностью. Тем не менее у Андрея была «хрустальная» мечта: познакомиться с культурной девушкой. То есть он был тем типом донжуана, который плутал по миру в поисках идеала. Донжуана, так сказать, байроновского толка. Культурная девушка, в представлении Журенко, должна быть начитанной, как я, и красивой, как Надежда Бабкина. Ни больше ни меньше. Иногда поиски идеала откладывались до ближайшей получки, и Андрей, вместо того чтобы провести выходной в тишине и уединении своей однокомнатной квартиры, тащился через весь город в «родной» банк. Сама мысль об уединении была ему ненавистна, и он готов был трепаться со мной хоть всю смену, если бы не инструкция, запрещавшая присутствие посторонних на территории хранилища. А вне дежурства Журенко формально считался посторонним.

— Что там?! — Андрей жадно заглянул в открытый конверт.

Упомянутое им казино вдруг оказалось неожиданно актуальным. Я вытряхнул на ладонь «золотую фишку».

— Ох, ни фига себе! — Андрей взял фишку и вслух прочел тисненую надпись: — Казино «Медный сфинкс»! Ну у тебя и поклонницы! Или поклонники?! Слушай, Сань, я все забываю спросить: ты на кого вообще больше ориентируешься?!

Как бы то ни было, «золотая фишка» могла обозначать только одно — меня приглашали за счет заведения. Подобная фишка равняется десяти тысячам долларов, которые ее владелец по усмотрению может проиграть в «Медном сфинксе», либо обменять в его кассе на те же наличные. Возможность выигрыша я почему-то исключал.

В отличие от интеллектуального казино, известного широкому зрителю под названием «Что? Где? Когда?», мой случай предполагал наличие дополнительного вопроса: кто? Вопроса, который сегодня стал вопросом жизни и смерти. Кто-то мне неизвестный или, может быть, известный — в этом еще предстояло разобраться — решил сначала включить меня в свою безумную, но, несомненно, серьезную игру, а потом вдруг устранить за ненадобностью. Интуитивно эти два события я сразу же связал между собой, хотя их разделяло полгода. Для меня они в первую очередь были схожи, и не просто отсутствием всякого мотива. В них отсутствовал здравый смысл. Но тогда я об этом не задумывался. Прав народ, воспитанный на бедствиях, взращенных ленью ума: «гром не грянет — старик не перекрестится».

Усыпленная было размеренным течением жизни склонность к авантюрам — в ком из нас ее нет?! — разбуженная теперь таинственным дарителем, подтолкнула мою мысль в заданном направлении и наполнила предчувствием больших перемен. На следующий вечер я надел свой выходной (он же — рабочий) костюм и отправился в казино. Буду ли я играть, или же просто обменяю жетон на деньги, или же и то и другое, в тот момент я еще не знал.

«Медный сфинкс» оказался скорее стеклянным. Это было довольно респектабельное, судя по фасаду, здание в районе Якиманки. У входа стояли три или четыре жрицы любви из тех, чья цена соответствует внешности. И цена эта, судя по всему, была довольно высокой. Они посмотрели сквозь меня и переключили внимание на притормозивший у тротуара темный «Мерседес». Я их в общем-то понимал. Мужчина, пусть и прилично одетый, но прибывший в казино на своих двоих, вряд ли мог представлять для них большой профессиональный интерес.

«Прежде чем сделать глупость — подумай, — любил повторять наш майор Ковальчук молодому пополнению. — Дурак в бою страшнее «духа». Кавалер боевого ордена, осмотрительный как старый лис, Ковальчук погиб в прошлом году, в нетрезвом состоянии помочившись с железнодорожного перехода на провода электропоезда. Вот что я должен был вспомнить, прежде чем открыть дверь. Но — не вспомнил.

Фойе, отделанное и обставленное таким образом, чтобы как-то оправдать название казино, напоминало африканский краеведческий музей под закрытым небом. Стены были расписаны иероглифами и украшены масками фараонов. У входа, оскалив зубастую пасть, застыл кривоногий леопард. Искусство таксидермиста заставило его изготовиться к прыжку и в таком дружелюбном положении встречать прибывающих. Посреди фойе в окружении барханов мягкой мебели струился фонтан, охраняемый фигурой латунного стражника с птичьей головой. Даже пепельницы на столике в центре этого «оазиса» были отлиты в форме священных жуков-скарабеев. Сходство с пустынным ландшафтом довершалось отсутствием признаков всякой жизни, кроме разве что вышибалы, читавшего газету. Жизнь кипела дальше — в игорном зале.

Осмотревшись, я обменял в кассе двести долларов на четыре фишки по пятьдесят и подошел к стойке бара. Белобрысый парень по другую сторону вежливо улыбнулся:

— Добрый вечер!

— Посмотрим, — я закурил сигарету, — а пока — две текилы.

Алкогольные напитки в казино подавались быстро и бесплатно, выражаясь по-ноздревски, «для возбуждения задора», то есть в расчете на то, что разгоряченные клиенты легче расстанутся со своими деньгами.

Чтобы оправдать этот нехитрый расчет, я выпил текилу и двинулся к столу, за которым шла игра в карты. Игра была простая, как карандаш. Кто набрал больше очков, тот выиграл; кто набрал больше двадцати одного — проиграл. Равное количество набранных очков засчитывалось в пользу казино. Открыв десятку, я сыграл на сто долларов и набрал девятнадцать очков. У крупье оказалось двадцать. Вдохновленный проигрышем, я переместился к рулетке. Некоторое время я следил за вращением колеса, после чего достал заветную «золотую фишку» и упрямо поставил на те же девятнадцать. Упрямства мне не занимать. Уж чего-чего, а этого добра у меня хватит на семерых.