Эндрю Йорк - Доминатор

Уайльд понял, что старик прав. Ему казалось, что на шее у него ничего нет. Он отчаянно попытался встать, хотя на самом деле это не казалось ему сейчас важным. Невероятным усилием он разогнал клубящиеся облака, поднимавшиеся из глубин его мозга и пристально посмотрел в улыбающиеся глаза. Собрав все свои силы, он перегнулся через проход, схватил старика за бороду и дернул.

— А теперь, мистер Уайльд, скажите, почему вы так поступили? — спросил старик.

Уайльд медленно, преодолевая нежелание мышц, открыл и закрыл рот; его язык, казалось, был полон свинца.

— Я хотел увидеть лицо Бога, — ответил он.

Укуба улыбнулся. Как Уайльд и предполагал, его борода оказалась фальшивой, но он конечно же был достаточно стар и вполне мог бы иметь такую же настоящую. Кожа была бледной, а лоб высоким. Большой прямой нос разделял два огромных темных глаза. Его лицо представляло собой путаницу сплошных морщин, на скулах уже не осталось плоти, но глаза были живые и веселые.

— Вы решительны и проницательны, мистер Уайльд. Да, я — Бог.

— Вы не считаете свое имя несколько нескромным? А как вы называете Вседержителя? Аллахом, Иеговой или Господом?

— Я не выдаю себя за Создателя, мистер Уайльд. Слово «бог» в моем понимании означает того, кто обладает силой и властью. У меня есть и сила и власть. Больше всего мне нравится латинская форма, dominus, из которой следует, что бог доминирует во всем, что его окружает. Я доминирую во всем окружающем, мистер Уайльд. Я доминатор.

— Я не хотела быть невежливой, мистер Укуба. — На лице Синтии Борэйн было необычное для нее мягкое выражение. — Я не знала, что это вы. Надеюсь, что я не оскорбила ваши чувства.

— Но мисс Борэйн, как могли вы оскорбить мои чувства? Разве мысли о муравье, ползающем по полу у ваших ног, могут обеспокоить вас? Ну, а теперь расскажите мне о самом заветном из ваших желаний. Откройте мне самые глубины вашего сознания.

Синтия Борэйн улыбнулась.

— Толпы, — глубокомысленно пробормотала она. — Множества и множества молодых людей, и все стремятся ко мне, разрывают в клочья мою одежду. Толпы. Ужасные, прекрасные люди. Толпы.

— Ведь вам было нелегко признаться в этом, мисс Борэйн? Но ваше желание сбудется, можете поверить. А после этого, возможно, нам удастся погрузиться еще глубже в ваше подсознание. Мистер Ломан, может быть теперь вы?

— Поезда, — сказал Ломан. — Поезда, несущиеся по рельсам со скоростью сто, нет, тысяча миль в час. Мне подвластны неизмеримые тонны металла. Ту-ту-туу. Вверх-вниз.

— Должен заметить, мисс Борэйн, что вы выбрали себе для путешествия весьма неординарного компаньона. Мистер Уайльд, настала ваша очередь.

Уайльд смотрел в глаза Серены и чувствовал, как по его телу растекаются волны сонного оцепенения. Он ощущал гнев из-за того, что его одурачили. Затмение распространявшееся в мозгу, делало его работу, да и самую его личность, абсолютно несущественными. Все, что существовало в его мыслях, скрывалось за черным облаком, поднимавшимся из глубин подсознания. Думать, формировать мысли, обращать их в слова, а потом эти слова произносить — для этого требовалось напряжение всей силы его воли. И все он продолжал совершенно четко видеть свою цель, а гнев делал ее достижение важнейшим из всех дел на свете.

— Девочки, — вяло произнес он, — вернее, девочка. Прекраснейшая девушка на свете. И чтобы никого. Остров. Пальмы. Море. И только мы с нею.

— Знаете ли, мистер Уайльд, ваша нормальность почти столь же пугающа, как и инфантильность мистера Ломана. И это самое пламенное из всех ваших желаний?

— Никого, — пробормотал Уайльд. — Я и она. И все.

— Ну разве может быть романтическая идиллия, в которой участвовали бы больше двух человек. Но скажите мне, мистер Уайльд, ваш идеал красоты — блондинка или брюнетка?

— Пожалуй, беленькая. Блондинка будет получше. — Он не отрывал взгляда от черных, как полночь, глаз Серены.

— В таком случае, мистер Уайльд, ваше желание может исполниться. Прекраснейшая блондинка в мире. Но, возможно, вы будете настолько любезны, что сообщите мне что-нибудь о себе? Мисс Борэйн я знаю. Мистера Ломана представили как ее секретаря. Но вы — тайна для нас. Вы прибыли в Кано незванным, хотя и ссылаетесь на Эме Боске.

Думай, приказал себе Уайльд. Думай. Этот человек смог основать религию, которая привлекла к себе изрядное количество неординарных людей. Поэтому он должен обладать искусством политического деятеля а также эмоциональной притягательностью фанатика. Из вопроса нельзя было заключить, будто Укуба мог ожидать, что Эме к настоящему времени будет мертва. Но ведь кто-то в Центре Вселенной должен был задаться вопросом, удалось ли убийце исполнить свою миссию.

— Встретил ее в клубе «Мечта», — промямлил он. — Часто ходил туда.

— А что вы делаете, когда не бываете в клубе «Мечта»?

Уайльд пожал плечами.

— Приватные доходы. Богатый дядя, знаете ли.

— Как его зовут? — На сей раз вопрос прозвучал резко.

— Джеральд, — быстро ответил Уайльд. — Дядя Джеральд. Платит за меня, чтобы избежать неприятностей. — Он осклабился. — Добрый старый дядя Джеральд.

— Конечно, так ему и следует поступать, — согласился Укуба. — А теперь нам предстоит лететь еще некоторое время. Наверно, всем стоит немного поспать.

Уайльд закрыл глаза. Держать их открытыми он был уже не в состоянии, а принудить мозг к работе было еще вдвое труднее. Он стремился лишь к отдыху. Спать, больше ему ничего не было нужно. Возможно, это тоже была часть эффекта борбора. Рядом с ним храпел Ломан, а Синтия Борэйн пофыркивала, как довольный щенок. А позади них улыбался бог, он пребывал в согласии с самим собой и со всем миром и не обращал внимания на сидевшую рядом девушку. Вскоре он, казалось, покинул свое место и вошел в их умы, так, что между образами Инги и Уайльда, так тесно переплетенными между собой, возникло улыбающееся стариковское лицо. Уайльду, охваченному дремой, пришло в голову, что Инга окажется наименьшей из его проблем.

А затем он проснулся, и мысли его были совершенно ясными Он был свободен от напряжения и беспокойства более, чем когда-либо за последние тринадцать лет. Все так же над головой трещали лопасти несущего винта, но солнце уже миновало зенит, а они летели уже не над полупустыней, а над огромным болотом, в котором обширные поля тростников разделялись длинными реками грязи, да мелькали случайные заплаты воды.

— Какая ужасная грязь, — раздался голос проснувшейся Синтии Борэйн. Из ее тона исчезли последние нотки враждебности.

— Это Чад, — объяснил Укуба.

— Неужели это — озеро?

— Четырнадцатое в списке крупнейших озер мира. Когда вода достигает наивысшего уровня, площадь зеркала составляет примерно восемь тысяч квадратных миль. Только представьте себе, мисс Борэйн.