Эндрю Йорк - Доминатор

Но возможно это случилось лишь однажды, и когда он открыл глаза, то увидел, что перед ним стоит Инга.

Она сложила руки на груди и выглядела до невероятности мирной и противоестественно красивой. За ее спиной стояли оба брата.

— Канем, — ласково сказала она, — принеси немного воды.

Канем отправился вверх по холму. Инга хлопнула Уайльда по груди. Шлепок отдался в его теле мертвящим холодом, словно в него вонзилось острое лезвие длинного ножа, но при этом было убито шесть москитов. Инга поднесла к глазам измазанную кровью руку

— Им должен понравиться алкоголь в твоей крови.

Взгляд Уайльда был устремлен выше ее головы, на сверкающую луну, которая начала спускаться к деревьям. Ему казалось, что приближается рассвет. Он совсем не чувствовал своего тела.

— Что ты думаешь о такой казни, как распятие на кресте, Джонас? — спросила Инга. — Она долго пользовалась популярностью в Западной Африке. Этот способ сюда привезли первые португальские миссионеры лет четыреста тому назад. А до того отрезали жертве ногу и ждали, пока та истечет кровью. Эту казнь сохранили для рабов. Но для людей уважаемых распятие на кресте подходит гораздо больше. Если хочешь, можно наблюдать за тем, как твой пленник умирает, медленно, день за днем, час за часом. А потом, можно изменить свое решение, снять его с креста — обычно это делалось через три дня — вылечить, а потом снова привязать к кресту. Это гораздо интересно чем просто отрубить голову. С тех пор как британцы прекратили этот обычай прошло не больше пятидесяти лет. Знаешь, Джонас, это типичный признак британского колониального периода: пресечь обычаи, доставляющие удовольствие местным жителям. Создание, так сказать, эмоционального вакуума.

Уайльд пристально взглянул на нее.

— Ты зол. О, как ты зол. Но ты еще сильнее сконфужен. И все сконфужены. Бедный Укуба сконфужен. Он никак не может поверить в то, что такое могло случиться, а еще менее — в то, что в заговор вовлечена его правнучка. Зобейр сконфужен. Он вообще не понимает, что происходит. А что касается Серены — она настолько сконфужена, что вот-вот сойдет с ума. Так, Серена? — Она с размаху ударила девушку по лицу. Голова Серены дернулась, ударилась о стойку и снова упала.

— Инга, я принес воду, — сказал Канем из темноты. — Она просила меня помочь ей, потому что она была моей женщиной. Моей и Фодио.

— Теперь я твоя женщина, Канем. Твоя и Фодио. Навсегда. Ведь вам это было нужно?

— Тогда позволь ей умереть быстро, когда придет время.

— Я вовсе не хочу, чтобы она умерла. Конечно, если она окажется слишком уж упрямой… — Она взяла флягу с водой, подошла к Уайльду и поднесла ее к его губам. — Не глотай, Джонас. Если ты проглотишь землю, тебя вырвет, а у тебя и так хватает забот. Прополощи и сплюнь.

Уайльд повиновался. Плевок попал на грудь ее накидки.

— Ты мне должен, — улыбнулась Инга, и снова поднесла флягу к его губам. На этот раз плевок пришелся ей в плечо. — А теперь можешь проглотить. Я дам тебе еще воды, хотя ты пристреливаешься к моему лицу. Но это последняя порция.

Уайльд проглотил. Вкус во рту напоминал о выгребной яме, но по крайней мере ему больше не казалось при каждом вдохе, что он сейчас задохнется.

— Я рада снова увидеть тебя. — Она провела пальцем вдоль его челюсти и погладила нижнюю губу. — Как же хорошо. Я хотел бы поцеловать тебя, Джонас, но боюсь, ты откусишь мне язык. Я хотела бы обнять тебя. Она провела ладонью вдоль его нагого тела и задержала руку внизу, лаская. Когда же тело Уайльда невольно откликнулось на прикосновение, она вонзила ногти в его плоть. — Но, похоже, мне следует только смотреть на тебя. Но и это мне нравится. Твое присутствие напоминает мне о Гамбурге, Копенгагене, Стокгольме, Лондоне… О кружевных трусиках, и быстрых самолетах, удобных поездах, дорогих автомобилях. О пистолетах и интригах. Джонас, мне недостает напряженности европейской жизни. Знаешь, я два года не то, что не стреляла, а вообще не видела пистолета. Не уверена, что я еще способна попасть в цель.

— Тогда почему ты не вернешься? — ровным голосом спросил Уайльд.

— О, конечно я думала об этом. Но согласись, что мне нельзя было оставаться там после того, что случилось в Стокгольме. Тому, кто предал сразу и НАТО и Варшавский договор нужно очень осмотрительно выбирать друзей. Джонас, что ты думаешь об Африке?

— Я — оптимист, и продолжаю верить в ее прогресс.

— Мне нравится Африка, Джонас. Я попала сюда только потому, что Европа была закрыта для меня. Можно сказать, в результате несчастного случая. Но в итоге он оказался счастливым. Я пряталась в Париже, желая только остаться в живых, когда туда прибыл Укуба, совершавший свое кругосветное путешествие. Я решила посетить его; пожалуй, только из любопытства. Но он влюбился в меня, причем в мозги не меньше, чем в лицо, и я позволила ему привезти меня сюда. Я нахожусь здесь уже два года… Ты знаешь, Джонас, ведь даже я в Европе была всего-навсего одной из толпы? Там так много блестящих людей, так много красивых женщин. А здесь я единственная. Кроме того, думаю, что во мне сохранилось много атавистических свойств человека. Я люблю леса, отдаленность от цивилизации, физическую силу людей. Но ты, Джонас, здесь все равно, что рыба, вынутая из воды. Я поняла это в тот же момент, как заметила тебя. Ты тоже порождение джунглей, как и я, но это не твои джунгли. Когда я послала за тобой, то хотела посмеяться, глядя как ты барахтаешься вдали от своих самолетов и автомобилей, вдали от людей, которые доверяют твоей внешности и всегда готовы стать твоими жертвами, если ты решишь показать себя. Каково это, Джонас, быть одним из толпы?

— Хотел бы я прямо сейчас оказаться таким. Но ты послала за мной. Ты снова великолепна, милая.

Она улыбнулась и повернулась к Серене.

— Канем, освободи ей рот. — Мужчина с силой разжал ей челюсти и камень выскочил наружу, словно косточка плода. Девушка с трудом провела сухим языком по дрожащим губам.

— Почему? — прошептала она. — Почему?

— Но ведь это и был наш план, Серена, — объясненила Инга.

— Но ведь мы хотели сделать это вместе. Вчетвером! Фодио! Ты не станешь так поступать со мной.

— Ты прямая наследница Бога, — убедительно ответил Фодио. — Скорее всего, Последователи выбрали бы на его место тебя, а не нас.

— Неужели я не поделилась бы своей властью? — выкрикнула Серена. — Я верила тебе, Инга — и доверилась в этом. Ты послала меня в Кано ждать Уайльда. Это ты послала меня, Инга. Я поклянусь в этом, что, и буду продолжать клясться, пока Бог не поверит мне, сколько бы ты не заставила меня висеть здесь. Он поверит мне. Он верит мне. Он всегда верил мне.

— Теперь он уже никогда не поверит тебе, Серена, — почти ласково сказала Инга. — Ты не можешь этого понять, правда? Укуба любит меня. Это слово никогда не имело для меня особого значения. Но он в этом отчаянно нуждается, Всю жизнь он сдерживал в себе эмоциональные порывы, так как стремился во всем быть вместе со своими последователями. Но не испытывать желания это неестественно. Оно прорывается из подсознания, как раскаленная лава из заваленного обломками жерла вулкана. Поэтому, когда Бог встретил меня, он был буквально взорван пробудившейся любовью ко мне, желанием, восхищением и нежностью. В этом моя сила, Серена. А теперь, когда я родила ему сына, она удвоилась.