Татьяна Коган - Отпусти своего демона

Джек мог медицинскими терминами рассказать, что и почему происходило в его мозгу. Разложить по полочкам, проанализировать и сделать прогнозы. Но потрясение от пережитого опыта было настолько мощным, что не хотелось думать ни о чем другом. Он погружался в воспоминания, чувствуя себя новорожденным младенцем, которому открылась блистательная, неизученная Вселенная.

Джек понимал, что поступает неправильно. Нужно было бороться, заставлять себя концентрироваться на главном. Его удерживали насильно, и в этом даже при изрядной доле воображения трудно увидеть позитив. Но безмятежная сонливость брала свое. И желания сражаться за свои права не возникало.

Время текло медленно и тягуче, как мед на блинчики от шеф-повара. Постепенно появлялась усталость, движения давались тяжело. Мир переставал интересовать Кравцова, он впадал в дремотное состояние. Легкая тревожность все чаще давала о себе знать, но не успевала перерасти в настоящее беспокойство – организм получал новую дозу, и круг начинался заново.

Гретхен почти неотрывно находилась рядом. Кравцову нравилось с ней беседовать. Теперь она казалась еще красивее, еще умнее. Невероятно, как Земля могла родить столь совершенное существо. Джек обнимал ее, страстно заваливал на спину и часами занимался с ней сексом. Иногда краем глаза он замечал стоящего в дверях Стефана, внимательно наблюдавшего за ними. Но тут же забывал о зрителе, с головой окунаясь в чувственные удовольствия.

Джека не связывали, но желания сбежать не возникало. Гретхен попросила его позвонить родителям и предупредить, что он не появится дома несколько дней, поскольку отдыхает с подружкой. Джек послушно согласился. Он говорил внятно и весело, и отец ничего не заподозрил. Пожелал хорошо провести время. Судя по голосу, он улыбался.

Сегодняшнее утро отличалось от предыдущих. Во-первых, Иван проснулся от острой боли в запястьях и с удивлением обнаружил, что руки скованы за спиной наручниками. Во-вторых, душевное и физическое состояние оставляло желать лучшего. Горло першило, желудок сводило спазмами, пот заливал глаза. Кравцов попытался вытереть мокрое лицо о плечо и раздраженно выругался – прикосновение к коже было до омерзения неприятным. Он огляделся, подавляя приступы кашля. Окружающее поблекло; реальность будто бы покрылась серым налетом.

Лежать было скучно. Джек перевернулся на бок, поморщившись от боли в руках, и сел на кровати. Это короткое действие утомило его. Он отлично понимал, что происходит – начало абстинентного синдрома, по-научному выражаясь. Конечно, это не было настоящей ломкой, лишь намеком на нее – Кравцов напомнил себе, что от фантомных болей, спроецированных воспаленным сознанием, человек не умирает.

Перед глазами вспыхнула выдержка из медицинского справочника: «На седьмом этапе интоксикации усиливаются соматовегетативные проявления и отмечается выраженная гиперестезия к тактильным и болевым ощущениям». Не думал не гадал психотерапевт Кравцов, что когда-нибудь испытает это на собственной шкуре…

Дверь в спальню бесшумно отворилась. Гретхен с беспокойством взглянула на Джека.

– Как ты?

– Как я? – взорвался он, вскакивая на ноги. – Ты накачала меня дерьмом, а теперь интересуешься моим состоянием? Ты больна, понимаешь? Ты и твой брат больны. Вам нужна помощь!

– Если здесь кому и нужна помощь, то только тебе. – Появившийся в проеме двери Стефан насмешливо скалился.

Иван открыл рот, чтобы выпалить гневную тираду, но закашлялся. Приступ был таким долгим и мучительным, что легкие грозили разлететься на ошметки. На подкосившихся ногах Кравцов рухнул в кровать.

– Тебе надо выпить воды и поесть, – участливо произнесла Гретхен, не рискуя подойти ближе.

– Может, лучше еще дури? – злобно гаркнул Джек и снова закашлялся. Отдышавшись, он вдруг отчетливо понял, что его фраза хоть и дышала сарказмом, на самом деле была абсолютно искренней. Он хотел отключиться от раздражающей, депрессивной действительности. Это открытие испугало Кравцова.

Должно быть, страх отразился на его лице. – Стефан и Гретхен обменялись понимающими взглядами, но какие-либо действия предпринимать не спешили.

Кравцов поднял покрасневшие глаза:

– Что, так и будете стоять там и изучать меня? Очень любопытно?

– Не представляешь как, – подтвердил Стефан. Он едва ли не щурился от удовольствия.

– Еще как представляю. – Иван вспомнил, как несколько лет назад сам экспериментировал над собственным другом. Глеба мучила совесть за совершенные преступления, он не находил себе места, пытаясь примириться с действительностью. Вдобавок ко всему его родной брат скоропостижно скончался, а жена подала на развод. Глеб не мог справиться с обрушившимися на него испытаниями и даже собирался покончить с собой. Но в последнюю минуту передумал и попросил Джека лишить его памяти. Кравцов тогда как раз планировал эксперимент по внушению диссоциативной амнезии.

Была его очередь воспользоваться правом круга, и он не упустил шанс. Собрал друзей и сообщил, что мечтает поработать с человеком в сомнамбулическом трансе и заблокировать отдельные участки его памяти. Обычным гипнозом диссоциативной амнезии добиться сложно – Джек готовился использовать наркотики и нейролептики. Глеб без колебаний согласился. Джеку, Максу и Лизе пришлось принять его добровольную жертву – иначе он попросту наложил бы на себя руки. Потеря памяти дарила ему шанс на новую жизнь. Глеб мог начать с чистого листа, без терзаний о совершенных ошибках, без раскаяния и боли.

Кравцов помнил, какое болезненное возбуждение испытывал, ведя товарища в кабинет, где предстояло свершиться научному волшебству. От волнения у него даже руки подрагивали. И восторг, непроходящий восторг от осознания того, что меняешь чью-то судьбу.

Словом, Джек не лукавил, признаваясь в том, что отлично представляет состояние Стефана. Влиять на чужую жизнь – одно из самых порочных и вместе с тем изысканных удовольствий. Обидно только, что теперь сам Джек занимает место подопытного кролика.

Эксперимент с Глебом закончился удачно. А как закончится эксперимент, который разворачивается в данную минуту, Кравцов предсказать не мог. Когда сознание прояснялось, он понимал весь ужас своего положения. Он распробовал кайф и отныне будет постоянно желать его повторения. У него хватит силы воли отказаться от вещества, – когда (или если?) его освободят. Но каких усилий это будет стоить? Сколько выдержки и упорства понадобится? В эту самую секунду он всей душой ненавидел Гретхен вместе с ее сумасшедшим братцем – за то, что обрекли его на самое мучительное из всех возможных испытаний. Наркоман навсегда останется наркоманом. Он может слезть с иглы и держать себя в ежовых рукавицах, но это будет ежедневная борьба с самим собой. Любая невзгода, любое невезение – и тяга вспыхнет с новой силой. Проклятая Гретхен! Как бы он хотел никогда не встречать ее!