Майкл Коннелли - Револьвер для адвоката

Меня как тряпичную куклу мотало по всему салону, пока измятый кусок металла наконец не замер на насыпи вверх дном под углом в сорок пять градусов.

Не знаю, сколько я был в отключке, но когда открыл глаза, то понял, что вишу вверх тормашками на ремне безопасности. Какой-то старик, стоя на четвереньках, смотрел на меня сверху через разбитое окно.

– Мистер, с вами все в порядке? – спросил он. – Ужас-то какой.

Я не ответил. Дотянулся до ремня, не подумав, нажал кнопку и рухнул на потолок машины. Осколки стекла врезались в щеку. Застонав, я попытался приподняться, заглядывая на переднее сиденье, чтобы проверить, как Эрл.

– Эрл?

Его там не было.

– Мистер, давайте я лучше вас вытащу. Пахнет бензином. Похоже, бак пробило.

Я обернулся к старику:

– Где Эрл?

Он покачал головой:

– Эрл – это ваш шофер?

– Да. Где он?

Я потянулся и выдернул из щеки кусок стекла. По пальцам заструилась кровь.

– Его выбросило, – сообщил мой спаситель. – Вот там лежит. Выглядит плохо. Не думаю… Я вызвал спасателей. Позвонил девять-один-один, и они уже едут.

– Спасибо, – поблагодарил я.

– Давайте я вам помогу. Машина может загореться.

Я вылез из автомобиля, с трудом встал на ноги, опершись на плечо своего спасителя, и тут увидел Эрла, лежащего на насыпи лицом вниз рядом с «линкольном». Из шеи и лица по бетону ручьями текла кровь.

– Вам повезло, – сказал старик.

– Да уж, просто везунчик.

Я стал наклоняться вперед, пока руки не дотянулись до бетона. Потом пополз по насыпи до Эрла. Я сразу понял, что он мертв. Должно быть, его выбросило, а потом тело подмял под себя автомобиль. Череп был размозжен, а лицо настолько обезображено, что смотреть было страшно. Я уселся рядом на бетон и отвернулся. Снизу на меня с выражением ужаса на лице смотрел мой спаситель. Я знал, что у меня сломан нос, изо рта стекала кровь. Наверное, на меня смотреть тоже было жутковато.

– Вы видели, что произошло? – спросил я.

– Да, все видел. Вас сбил красный эвакуатор – и даже не остановился.

На окровавленном бетоне ладонью вниз лежала вытянутая рука Эрла. Я положил свою руку сверху.

– Прости, Эрл.

Обвинение представляло дело против Андре Лакосса восемь дней, подгадав, чтобы последний день выпал на пятницу. Присяжные получили на раздумье все выходные, прежде чем должны были услышать хоть слово от стороны защиты.

Билл Форсайт, помощник окружного прокурора, выступал продуманно, все в меру, без особых затей. Он методично выстраивал обвинение вокруг записанной беседы с подсудимым, неизменно подкрепляя его вещественными доказательствами с места преступления.

На записи Лакосс признался, что в пылу ссоры схватил Глорию за горло. А Форсайт приложил показания судмедэксперта: у жертвы была сломана подъязычная кость. Это и составило суть обвинения. Все оставшиеся детали, показания и улики исходили из этого факта концентрическими кругами, словно волны от упавшего в озеро камня.

Судья Лего разрешила использовать эту проклятую видеозапись, отклонив мое ходатайство об исключении доказательств за день до выбора присяжных. С ее стороны последовал единственный комментарий: защита не смогла доказать, что в ходе той беседы сотрудники полиции использовали тактику принуждения или действовали с нечестными намерениями. Решение судьи меня не удивило, и я увидел в нем проблеск надежды. Теперь я верил, что получил первые реальные основания для апелляции, если вердикт в конце концов окажется для моего клиента неутешительным.

С помощью видеозаписи Форсайт продемонстрировал присяжным мотив и возможность, используя собственные слова подсудимого. За более чем двадцатипятилетнюю адвокатскую практику в ходе многочисленных судебных заседаний я понял, что нет ничего труднее, чем аннулировать вред, который наносят себе подсудимые своими же словами. Так дело обстояло и здесь.

Присяжные всегда хотят послушать самого подсудимого, не важно в показаниях на допросе, в видео– или аудиозаписи. Мы судим о людях, исходя из интуитивной интерпретации голоса или личных особенностей. И ничто не сможет это изменить. Ни отпечатки пальцев, ни ДНК, ни указующий перст очевидца.

Форсайт удивил меня лишь однажды, зато сильно. Последним свидетелем выступил еще один представитель сферы эскорт-услуг, которому Лакосс помогал с размещением информации в сети.

Обвинитель утверждал, что свидетель появился всего за день до заседания, когда узнал о судебном процессе из газеты. Я выступил против того, чтобы он давал показания, обвинив штат в утаивании информации. Безрезультатно.

Брайан «Бренди» Гудрич оказался мужчиной скромного росточка, не выше метра шестидесяти. На свидетельскую трибуну он вышел в обтягивающих вареных джинсах и поло цвета лаванды. И заявил, что является трансвеститом, занимался проституцией, а сутенером у него был Андре Лакосс. По его словам, Андре, решив однажды, что Гудрич припрятал деньги, придушил его до бессознательного состояния. Когда Гудрич пришел в себя, то оказался пристегнутым в гостиной к стрип-шесту. Ему оставалось лишь беспомощно наблюдать, как Лакосс обшаривал дом в поисках пропавшей налички. На свидетельской трибуне Бренди разыграл стандартный спектакль: в слезах причитал, как боялся за свою жизнь и как был рад, что вообще выжил.

За столом защиты я с улыбкой наклонился к Андре и покачал головой, словно этот свидетель – досадное недоразумение, которое не стоит принимать всерьез. Но то, что я ему прошептал, было не так беззаботно.

– Говори прямо: это правда? Только не надо тут зубы заговаривать, Андре.

Андре помялся:

– Он преувеличивает. Я действительно пристегнул его наручниками к стрип-шесту, чтобы обыскать квартиру, но я его не вырубал. Один раз схватил за шею, это да, чтобы он посмотрел на меня и ответил на вопросы. Сознания он не терял, и на нем не осталось ни царапинки. Да он в ту же ночь работать вышел!

– И он продолжил с тобой работать? Не ушел к кому-то другому?

– Да, полгода еще трудился. Пока не завел богатенького папика.

Форсайт закончил допрос свидетеля. Пришла моя очередь, и я для начала нанес встречный удар парой вопросов, которыми хотел напомнить присяжным, что Бренди продавал любовь за деньги и никогда не заявлял в полицию о своих злоключениях.

– В какую больницу вы обратились за лечением шеи? – спросил я.

– Я не обращался в больницу, – ответил он.

– Понятно. Значит, у вас не была сломана подъязычная кость, как это случилось с жертвой?

– Я не знаю, что конкретно было сломано у жертвы.

– Да, конечно. Вот вы утверждаете, что подсудимый вас душил. Но ни в полицию, ни за медицинской помощью вы не обращались…