Анна Михалева - Сама себе враг

«Вот уж кто зануда!» — с тоской подумала Алена, стараясь не замечать теткину многозначительную ухмылку.

— Я здесь по долгу службы, — сухо ответила она. — У меня задание от главного редактора — написать статью о репетициях спектакля и о последней роли Александра Журавлева.

— Ну конечно! — фыркнул Вадим. — Я даже не стану делать вид, что поверил.

— Твое право, — она отвернулась к окну и с повышенным интересом принялась изучать пролетающие скудные снежинки.

— Таисия Александровна, — Вадим переключился на тетку, похоже, не слишком расстроившись ее внешней суровостью, — что это за лунатик, который ходит, как привидение, по коридору и стращает всех подряд?

— Вы, наверное, имеете в виду нашего гуру? — мило улыбнулась Тая. — Это отец Гиви. Наш актер, Вениамин Федоров, привез его из самого Голливуда.

— А на какой предмет он стращает? — поинтересовалась Настена.

— Утром я его встретил, он говорит: «Смерть от воды!» — а сейчас столкнулся, он за руку меня схватил и шепчет: «Сердце твое пламенем объято». Прямо не знаю, что и думать!

— Пора вызывать пожарных! — съязвила Алена, не удостоив его взглядом.

Никто даже не улыбнулся. В общем-то, она и сама понимала, что со злости шутит весьма плоско. Но ничего не могла поделать, ее просто распирало желание отпустить в адрес Терещенко какую-нибудь колкость. Надо же, подлец! Мало того, что явился к ней домой, наговорил кучу гадостей, так после этого хоть бы позвонил да извинился. Нет же, всю неделю ни слуху ни духу! Словно ему действительно нет до нее никакого дела. Правда, весьма возможно, что это так и есть! Ну, тогда он вдвойне подлец и еще мерзавец! А она-то переживала!

— Странно, — задумчиво проговорила тетка, — этот гуру меня пугает. За день до убийства Саши он встретил меня в фойе и как крикнет в ухо: «Голоса слышу! О беде толкуют!» Я тогда ночь не спала.

— А ведь собрание действительно проходило в фойе, — Алена мгновенно забыла о своей обиде, — помните, после убийства? Там как раз и обсуждали.

— Точно! — завороженно прошептала Настена.

— И еще, Журавлев мне говорил, что отец Гиви странно на него смотрел на последней репетиции — так, словно прощался.

— Ну и что теперь, просить этого гуру, чтобы он раскрыл тайну преступления, используя свой дар ясновидца? — саркастично, но не слишком уверенно поинтересовался Вадим.

— Во всяком случае, стоит попробовать, — Алена пожала плечами.

— Мне кажется, что все это полная чушь! — довольно резко выступила тетка Тая. — Помнишь историю с дядей Васей в прошлом году?

— Как, еще одна история? — усмехнулась Настя.

— Эта — другого рода. У моего соседа и хорошего друга прошлой весной угнали из-под окна машину. Ну, он сразу пошел в милицию. Там искали, но безрезультатно. Тогда он отчаялся, обратился к экстрасенсу — женщина немолодая, с виду приличная, чего-то пошептала, глаза закрыла, потом открыла и говорит: «13-я Парковая, дом пять, во дворе». Дядя Вася этот двор чуть ли не с лупой обшарил — ничего. А через месяц машину свою нашел в ста шагах от соседнего магазина: мальчишки ночью покатались и бросили. К утру снегом замело, а как таять начало, она и обнаружилась. Так что не верю я всяким ясновидцам.

— Вообще-то вы правы, — поддержала ее Настена, — у матери тоже есть одна знакомая целительница. Подходит ко мне, руками поводила — у тебя, говорит, детка, голова болит. Я ей отвечаю, что не болит у меня голова, у меня проблемы с желудком. Тогда она еще руками поводила — точно, говорит, гастрит. А потом оказалось, что и гастрита нет.

— Не знаю, — протянул Терещенко, — в такой ситуации я готов поверить хоть Вельзевулу.

— Наш следователь только что признался в своем профессиональном бессилии! — Алена нашла-таки повод уколоть наглеца.

— Признание поражения — уже шаг к победе, — изрек Вадим, чем подрубил на корню ее старания. Она ожидала большего — истерики с его стороны, как минимум.

— Ну шагай дальше! — Алена чувствовала себя посрамленной, по крайней мере тетка с Настеной ее явно не одобряли. — Успехов!

С этими словами она встала и быстро выскочила за дверь, не решаясь посмотреть ни на кого из присутствующих.

Работа как-то не клеилась, заказанная Борисычем статья не продвинулась ни на строчку. В театре сосредоточенно репетировали, пытаясь работой заглушить эмоции. О Журавлеве никто беседовать не хотел, ограничивались парой фраз и отсылали к Лине Лисицыной — она, дескать, расскажет в красках. Каким он был человеком. Та же чванливо отнекивалась, объясняя, что разговоры об Александре повергают ее в «страшную депрессию», а это совсем не ко времени, учитывая важность ее роли в «Гамлете». Алена ей не очень-то верила — «цену себе набивает». О самом же спектакле пока говорить было рано, кроме того, что вместо убитого теперь репетировал Ганин. Вообще, чувствовалась напряженность — никто не скандалил, даже главный давал указания непривычно сдержанным тоном. Людомиров перестал шутить и кривляться. Лина смотрела на всех отстраненно, а гуру больше не доводил никого своими прорицаниями. Все затихло, как перед бурей, которая должна была произойти непременно, как только кто-нибудь не выдержит и сорвется. Первым сорвался Федоров, который, выпив «с горя» стопку водки, теперь практически не просыхал, шатался по коридорам театра и вещал вместо своего духовного наставника. Главный пока мужественно терпел, призывая отца Гиви повлиять на подопечного. Тот, по его словам, усиленно молился, но пока безрезультатно. Тетка Тая с головой окунулась в неожиданно воскресший роман своей юности и напропалую таскалась с Горынычем по тенистым аллеям. Так что у Алены выхода не было — пришлось снова сдружиться с Корнелией. Та хотя бы охотно обсуждала с ней ее дурацкое положение. А положение действительно было идиотским. В театр ей идти не хотелось, потому что там ей грозила встреча с Терещенко, а это означало — ненавидящие взгляды, упреки, издевки и прочие неприятности, от которых она уже устала. И как это он вдруг научился общаться с женщинами: перестал краснеть и смущаться, наоборот, держится весьма уверенно, словно родился заправским Казановой. Шуточки ее на него больше не действуют — теперь она сама же от них и страдает.

— Вся проблема в том, что ты в него влюблена, — соседка блаженно вздохнула.

— Я?! Да я его ненавижу! — возмутилась Алена.

— Ненавидишь, потому что больше не чувствуешь себя рядом с ним уверенной. А это потому, что влюблена, — прозвучало как приговор.

— Глупости! — Алена все еще пыталась отстоять прежнее достоинство. — По ночам он мне не снится, да и вообще, лучше бы я его и не встречала больше!

— Вот! О чем я только что и говорила. Ты влюблена, ты боишься его, боишься сказать или сделать что-то не так…