Анна Михалева - Сама себе враг

— Вы к Васе? — поинтересовалась она.

— Да, только его нет дома. Я из театра. Пришла сказать, что в нем опять нуждаются, — Алена быстро восстановила на лице приветливость.

— Какая беда! — всплеснула руками соседка. — Он ведь уже неделю крутится как белка в колесе. Родственник у него умер, так ему нужно срочно оформлять наследство. Там шикарная квартира на Ленинском проспекте может уплыть. Знаете ведь, какие в наше время аферисты — чуть отвлечешься, и оттяпают за милую душу.

— Родственник? — «Странно, что она задала этот вопрос. Вообще странно, что ее так интересует квартирный вопрос какого-то Васи Ляхина!»

— Да, — погрустнела соседка, — бедный мальчик. У него, кроме бабушки и этого дяди, никого больше не было. Родители два года назад погибли в автомобильной катастрофе. Да так глупо погибли. Что-то с машиной у них произошло. Вася тогда как раз школу закончил, поступал в институт. Ну и провалился. Какой там институт! Его все у нас жалели, кто-то предлагал даже отмазать от армии, а он: «Нет, — говорит, — пойду служить. Так легче». Вот теперь вернулся, устроился работать в театр. Такой замечательный паренек. Его ровесники и пьют, и колются, и гуляют на все стороны, а он тихий, скромный. Теперь еще одна трагедия. Просто рок какой-то.

— А что случилось с его дядей? — Алене было неудобно обрывать столь душевный разговор, тем более что соседка совершенно расчувствовалась.

— Я спрашивала, а он только и сказал: сердце. Теперь одна бабушка у него осталась. Ну той лет восемьдесят уже, долго не проживет. Бедная старушка — сначала дочь похоронила, теперь вот сына… А после смерти Васиного дяди стали к его бабушке какие-то люди ходить, насчет квартиры выяснять. Вот мальчику и пришлось забросить все, туда перебраться. Да он и телефон мне оставил на всякий случай. Вот, — дама покопалась в кармане пальто и вручила ей маленькую бумажку. Алена добросовестно переписала телефон Васиной бабушки и, поблагодарив добрую женщину, кинулась вниз по лестнице.

«Вот дуреха! — обругала она себя уже на улице. — Приперлась к незнакомому человеку, не зная зачем. А получается, что парень он замечательный, все его любят. Ну тебе-то что он сделал?! У него и так проблем выше крыши. Алены Соколовой только не хватает!»

Как и ожидалось, представители криминальных структур не слишком-то впечатлились арестом Ильи Ганина и, видимо, посоветовавшись со своим начальством, к великому неудовольствию Вениамина Федорова, апеллировавшего к не очень внушительной поддержке рабочих сцены, прибыли в театр аккурат к началу утренней репетиции, то есть к 9.00. Все остальные восприняли их появление как-то лояльно, без энтузиазма, но и без особого раздражения. Правда, Мария Клязьмина, войдя в зал, тут же переметнулась на сторону Федорова, заявив, что посторонние в зале мешают ей работать. Главный решил тактично замять конфликт, ответив ей:

— Машенька, это наш потенциальный зритель.

— Очень в этом сомневаюсь, — Машенька окинула Борика, сидящего на первом ряду партера, презрительным взглядом.

— В таком случае, думай, что он тебя защитит, если что, — предложил ей Людомиров.

— В этом я сомневаюсь еще больше, — фыркнула Клязьмина, но ей пришлось смириться с присутствием Борика, так как уходить он не собирался, а выгнать его представлялось всем акцией совершенно фантастической.

— Значит, так, в отсутствие Ганина проходим пятую сцену, — намеренно деловито проговорил главный и, бросив взгляд назад, громко осведомился: — Как там с фонограммой?

Ответом ему была тишина.

— Ну, будем надеяться, — буркнул режиссер и снова обратился к сцене: — Поехали.

— А мне кажется, что стоит пойти с плакатами к Петровке, — неожиданно громко предложил Людомиров. — Нужно спросить, с какой стати милиция позволяет себе такой произвол! Ганин — актер нашего театра, наш коллега, мы просто обязаны его защитить!

— Вообще, все это происки третьей власти, — гробовым голосом изрек уже нетрезвый Федоров. — Масоны, — он многозначительно взглянул на Клязьмину.

— Что ты хочешь сказать?! — взвизгнула та.

— Что все эти убийства не случайны! — просветил ее Вениамин и уверенно кивнул головой. — И Ганина арестовали не с бухты-барахты. За всем этим кто-то стоит.

— Ну да. Раввин из Марьиной Рощи, — усмехнулся Людомиров, — тоже мне, антисемит доморощенный.

— Нет, — Федоров погрозил пальцем в сторону правой кулисы, — нужно действительно пойти и во всем разобраться.

Фраза далась ему с трудом.

— Ну да, сейчас и пойдем, — истерично усмехнулась Клязьмина, — только выпьем на дорожку!

— А ты меня водкой не попрекай, девчонка! — взревел Вениамин.

— Простите, — деликатно вклинился в разговор главный, — я вот все хочу узнать: мы будем репетировать, — он вдруг перешел на рык, — или будем лясы точить?! Ганин играет превосходно, он мастер, и репетиции ему практически не нужны, чего не скажешь об остальных. Ты, Федоров, даже свою роль до конца выучить не можешь, стыдился бы! Маша, у тебя все номера проседают. И вообще, валите все со сцены к дьяволу! Маша с Леней будут репетировать номер из первого акта — Лаэрт и Офелия. Прошу!

Клязьмина скорчила презрительную физиономию, дабы показать, что главный насчет нее страшно ошибается, но вступать в открытый спор не стала, заняла позицию и приготовилась. Леня тоже встал на свое место. Остальные быстро очистили сцену.

— Звонила Васе Ляхину, — успела шепнуть Настя Алене, — обещал примчаться. Спасибо, что ты вчера выручила.

— А что произошло с его дядей?

Ответ Насти потонул в звуках фонограммы. Зал наполнился вступительными аккордами легкой песенки.

«Рост жизни не в одном развитье мышц», — запел Леня, вернее, не запел, а начал открывать рот, песня уже была давно записана на пленку вместе с музыкой.

«Рост жизни не в одном развитье мышц», — мелодично вторила ему Клязьмина.

В сущности, песенка была неплохой. Алена даже принялась подпевать.

— Я же говорила, что здесь много хитов! — гордо заявила Настя, когда музыка стихла. — Два уже крутят по «Европе-плюс». А что там слышно о Ганине? — шепот ее принял трагический оттенок.

— Если не докажет, что не убивал, не знаю… — загадочно изрекла Алена, ощущая себя в этот момент жутко циничной. Все переживают за судьбу Ильи, а она еще подливает в огонь масло. Но делать нечего!

— Да какой он убийца! — возмутилась подруга.

Алена развернулась к ней:

— Насть, честное слово, тошно уже! Все твердят одно и то же! Но ведь факты против него. Не верь своим глазам, поверь моей совести — так, что ли?! Зачем Илья приперся в театр в тот день, когда убили Журавлева, ведь не было у него никаких дел?! Почему он один не стал пить отравленную водку, а всех спаивал? И все равно ничего подозрительного не видел? Где он был, когда бедняга-охранник пошел за водкой под сцену? И, наконец, каким немыслимым образом он оказался в театре, в том самом, где наш Гамлет укокошил свою очередную жертву?!