Питер Аспе - Убийцы Мидаса

И это замечание Ван-Ин пропустил мимо ушей. По собственному опыту он знал, что политики на поверку оказываются не такими, какими стараются казаться избирателям.

– Грегори Билэй занимает руководящий пост в министерстве здравоохранения. Алан Парментер в прошлом году вступил в Доминиканский орден.

– А остальные? Что вам удалось о них узнать?

– У ВРД было всего четыре авторитетных фигуры. После 1979 года об этом движении больше никто не слышал. Но для очистки совести я спросил Бостоена из службы государственной безопасности, не думает ли он, что кто-то мог возродить движение ВРД. И он сказал, что такое вполне возможно. Он считает, что события, которые произошли 11 июня, как-то связаны с деятельностью ВРД. В последнее время в разных частях Валлонии были обнаружены разбросанные в разных местах подстрекательские брошюры.

При упоминании об 11 июня Моенс просиял от удовольствия, словно человек, которому предложили работу после полугода бессмысленных поисков. Он прекрасно помнил 11 июня. В тот день во время национального праздника Моенс стоял рядом с королем и пел гимн Бельгии. Эту запись показали по всем бельгийским телеканалам.

– Почему вы так скромничаете, комиссар? – покачав головой, спросил мэр. – Вы, вне всякого сомнения, сделали колоссальный прорыв в расследовании этого дела.

– Я в этом не уверен, сэр, – продолжал стоять на своем Ван-Ин. – Террористы всегда предъявляют какие-то требования перед тем, как совершить теракт.

– Ерунда. Вспомните то, что произошло в Японии и Америке.

– События в Японии и Америке были делом рук религиозных фанатиков или фундаменталистов. – Ван-Ин так разволновался, что даже забыл прибавить «сэр». – Я считаю, что взрывы в Брюгге были организованы кем-то другим. И ими двигали не религиозные или экстремистские мотивы.

Моенс положил локти на стол и смерил Ван-Ина испепеляющим взглядом.

– Гарантировать горожанам чувство защищенности – моя, а не ваша задача, – отрезал Моенс. – Сегодня я должен сделать заявление по национальному телеканалу. И я просто обязан сообщить горожанам, что дело сдвинулось с мертвой точки. Вы знаете, сколько туристов отменили поездки в Брюгге на эти пасхальные каникулы?

– Понятия не имею, – равнодушно ответил комиссар.

– Тридцать процентов. И если мы не успокоим общественность, то нужно будет приготовиться к самому худшему.

– Если вы расскажете о возрождении ВРД, вряд ли туристы изменят свое мнение о Брюгге и решат отправиться в наш город на пасхальные каникулы, – отрезал Ван-Ин. – И не стоит забывать, что валлоны тоже наши потенциальные туристы.

Моенс обратил на комиссара ледяной взгляд. И хотя в кабинете мэра было тепло, комиссар почувствовал, как по спине пробежал холодок. Ему показалось, что кто-то открыл окно и в комнату ворвалась зимняя стужа. Ван-Ину стало неловко за свое упрямство. Моенса тоже можно было понять. Мэр мечтал о том, чтобы расследование наконец-то сдвинулось с мертвой точки. И всеми силами старался защитить город от еще более страшных бедствий, чем те, что уже произошли.

Моенс тяжело вздохнул и уже собирался отчитать не в меру зарвавшегося комиссара, когда у Ван-Ина запищал пейджер.

«Спасибо тебе, Господи, за то, что ты создал пейджер», – подумал Ван-Ин. Комиссар часто злился на свой пейджер из-за того, что он имел обыкновение звонить в самый неподходящий момент. Но теперь он готов был взять обратно все свои слова, которые он в разное время обрушивал на ни в чем не повинный аппарат.

– Простите, сэр. Можно мне позвонить с вашего телефона?

Моенс молча показал пальцем на телефонный аппарат, стоявший у него на столе, и встал, чтобы пропустить Ван-Ина. И, не желая мешать комиссару разговаривать, он отвернулся к окну. В саду чайки отчаянно дрались из-за куска засохшей ветчины.

Ван-Ин обрадовался, когда услышал такой знакомый и родной голос Версавела.

– Я постараюсь прийти в полицейский участок как можно быстрее, Гвидо. Нет, не нужно присылать за мной машину. Я лучше пройдусь пешком.

Услышав, что Ван-Ин повесил трубку, Моенс повернулся к нему.

– У нас появилась еще одна зацепка, – с невозмутимым видом сообщил Ван-Ин. – Наши голландские коллеги хотят сообщить нам какую-то важную информацию. Видимо, им что-то удалось узнать.

– Так чего же вы ждете, комиссар? Можете отправляться по своим делам. Я вас не задерживаю, – проворчал Моенс.

Они обменялись холодным официальным рукопожатием, и Ван-Ин вышел из кабинета. В коридоре он столкнулся с Декорте. Консультант по туризму даже не взглянул на него. Это было выше его достоинства.

– Ты позвонил как раз вовремя, Гвидо, – задыхаясь, проговорил Ван-Ин. Он всю дорогу бежал, и путь от здания муниципалитета до полицейского участка занял у него меньше десяти минут.

– Тжепкема сказал, что хочет сообщить о чем-то вам лично, – сказал Версавел. Он никак не мог взять в толк, почему Ван-Ин сказал ему, что он вовремя позвонил. – Он сообщил, что пришлет вам факс через десять минут.

Ван-Ину очень хотелось выпить. Он знал, что в его тайнике есть нераспечатанная бутылка, но пересилил желание, зато в качестве компенсации решил выкурить сигарету. Когда Ван-Ин сделал три затяжки, ему пришел факс. Тжепкема был очень пунктуальным человеком.

Когда Ван-Ин прочитал первые строчки, он понял, почему Тжепкема хотел передать этот факс ему лично. Информация, которую он прислал, была просто ошеломляющей.

Это были листы бумаги, исписанные чьим-то мелким, убористым почерком. Наверное, писавший очень спешил. Судя по почерку, автор текста был образованным человеком.

«Штайнер стоял в дверном проеме и с улыбкой смотрел, как пятнадцать узников катят огромный кусок мрамора по полу, усыпанному березовыми стружками. Я с удивлением смотрел на камень. Это был каррарский мрамор. Я, как и любой скульптор, всегда мечтал о каррарском мраморе. Но я не мог понять, почему эсэсовцы доставили его мне. Раньше они не заставляли меня изготовлять скульптуры. Их куда больше интересовала живопись, и мне часто приходилось рисовать для них вместе с Зальманом Розенталем и французским евреем Олером. Мы с Розенталем и Олером, как зачарованные, смотрели на выбившихся из сил узников, которые дюйм за дюймом двигали кусок камня к намеченной цели. Казалось, они никогда не смогут справиться с этой задачей. Наконец им это удалось.

– Пошли вон, грязные евреи! – закричал Штайнер. Он всегда так обращался к узникам.

Все пятнадцать узников исчезли, словно летний утренний туман. Потом Штайнер подошел ко мне. Я почувствовал резкий запах гнилых зубов и табака. От него всегда так пахло. Я стоял, дрожа от страха, в ожидании своей участи.

– Ты должен выполнить одну работу, грязный еврей! – прокричал он. – Командир хочет, чтобы ты изготовил для него скульптуру.