Джон Локк - Прощай, любимая!

– Хорошо, Сэм. Давайте, выходите. Вам никто не причинит зла.

– Где Рейчел?

– Мы отведем вас к ней.

– Обещаете оставить ее в покое?

– Я ничего не обещаю. Но если вы будете сотрудничать с нами, это пойдет ей на пользу.

Я открываю дверь книжного шкафа и выхожу из него. Восемь человек стоят полукругом, направив на меня винтовки. Я не очень хорошо разбираюсь в огнестрельном оружии и не могу назвать марки, номера моделей, калибры и так далее. Могу лишь сказать, что все винтовки снабжены глушителями.

Кто-то приказывает мне лечь на пол лицом вниз и завести руки за спину. Я подчиняюсь, и кто-то другой связывает мне запястья. Затем этот человек – или кто-то другой – вводит иглу шприца мне в шею.

Я не знаю, где нахожусь.

Я лежу на спине, на твердой поверхности. Тьма такая, что я не различаю собственную руку, которой вожу перед глазами. Слегка приподняв голову, пытаюсь оглядеться, но ничего не вижу, словно оказался в черной дыре.

Неужели тьма может быть такой непроглядной?

Я вдыхаю спертый воздух, какой обычно бывает в замкнутом помещении.

Где Рейчел?

– Рейчел! – кричу я и прислушиваюсь к собственному голосу. Он звучит приглушенно, но не слишком, что свидетельствует о том, что я, по крайней мере, не в гробу. Пусть это какое-то очень ограниченное пространство, но, благодарение богу, не гроб.

Где Рейчел?

Я снова зову ее, но не получаю ответа. Вытягиваю руки вверх, как будто выполняю жим штанги лежа, но не ощущаю ничего, кроме воздуха. Судя по всему, вверху имеется достаточно свободного пространства для того, чтобы можно было сесть. Резким движением я поднимаюсь в сидячее положение. Вероятнее всего, это какая-то небольшая комната.

«Сколько времени мы были без сознания?» — задается вопросом мой внутренний голос.

Ответить на этот вопрос я не имею возможности. Слишком темно, чтобы можно было увидеть стрелки на циферблате часов. Черт возьми, мы – я мог находиться здесь час, день, неделю…

Нет. Не неделю. И даже не день. У меня уже давно возникло бы желание помочиться.

Если бы я помочился под себя, то наверняка заметил бы это. Я принюхиваюсь и прикасаюсь пальцами к брюкам. Нет, не мочился. На основании этого я заключаю, что был без сознания пару часов – сколько бы времени им ни потребовалось для того, чтобы доставить меня сюда из моего дома.

Я медленно поднимаюсь. Ноги подгибаются и дрожат, но мне удается встать. Подняв руки, я нащупываю гладкую поверхность на высоте около семи футов. Вытянув руки вперед, делаю несколько неуверенных шагов и упираюсь пальцами в стеклянную стену. Продвинувшись немного в сторону, вдоль нее, натыкаюсь на другую стеклянную стену, поперечную. Пройдя по всему периметру прямоугольника, я осознаю, что нахожусь внутри стеклянной камеры, примерно восемь футов в ширину и четырнадцать в длину. Интересно, Рейчел поместили в такую же камеру? Куда бы ее ни поместили, она не заслуживает подобной участи.

Неожиданно загорается лампа, затем сверху и со всех сторон вспыхивает множество других необычайно ярких ламп. После абсолютной тьмы это слишком серьезное испытание для моих глаз. Хотя мне очень хочется увидеть, что происходит вокруг, я вынужден прикрывать глаза ладонью в течение минуты, пока они не адаптируются к яркому свету. Открыв их на мгновение несколько раз, я добиваюсь лишь того, что они наполняются слезами. Разглядеть почти ничего не удается.

Выжидаю еще немного, часто моргаю, и, наконец, мои глаза вновь обретают возможность ясно воспринимать окружающий мир. Рукавом рубашки я смахиваю с них оставшиеся слезы и вижу, что стены моей тюремной камеры изготовлены не из стекла, а из довольно толстых плит люцита [6]и установлены они внутри огромного пустого помещения, напоминающего внутреннюю парковочную площадку. Пол камеры выполнен из дерева и металла и на несколько футов возвышается над бетонным полом парковочной площадки. Я пытаюсь рассмотреть, на что опирается моя камера, но заглянуть под конструкцию ее пола у меня не получается. Я смотрю сквозь прозрачную стену и вижу нечто, вызывающее у меня удивление: гигантскую кабину автомобиля, какие обычно используются для транспортировки больших грузовых платформ.

Мой люцитовый контейнер присоединен к кабине… то есть я являюсь грузом.

Переключаю внимание на интерьер камеры и обнаруживаю биотуалет, холодильник, одеяло и подушку. На холодильнике располагается еще один предмет: ноутбук.

Похоже, я один на этой гигантской подземной парковочной площадке. «Подземная» – это предположение, поскольку здесь нет окон и естественного освещения и несколько минут назад царила беспросветная тьма.

«Как долго мы торчим здесь, Сэм?» – спрашивает меня мой внутренний голос.

Я смотрю на часы: 22 апреля 2009 года.

Это бессмыслица.

Несколько часов назад было 12 апреля.

Не мог же я пробыть здесь десять дней!

«А что, если все-таки пробыл? – говорит мой внутренний голос. – Может быть, не в этой камере, но что, если они поместили тебя в какое-нибудь помещение, чтобы контролировать?»

– Контролировать меня? Зачем? – спрашиваю я себя.

«Что, если они ждут, когда ты извергнешь проглоченный тобой маячок? Может быть, все это время они кололи тебе транквилизаторы и, когда, наконец, получили маячок, привезли тебя сюда?»

– Нет, – говорю я себе. – Куда бы они меня ни привезли, Крид нашел бы меня меньше чем за десять дней. Маячок все еще при мне. Он едет за мной. Он вытащит нас отсюда.

Я снова смотрю на часы. Прошло три часа, и сейчас 2 апреля 2008 года. Я наблюдаю за тем, как показания времени и календаря у меня на часах произвольно изменяются в обоих направлениях каждые несколько секунд – на мой взгляд, без какого-либо смысла.

– Эй, вы, идиоты! – кричу я. – Скажите, что вам нужно, и отпустите нас!

Я вижу, как в конце парковочной площадки начинает подниматься дверь. Когда она открывается до конца, внутрь въезжает большой грузовик. На платформе грузовика находится люцитовая камера, сходная по размерам с той, в которой нахожусь я, и это подтверждает мои подозрения относительно того, что находится под ней.

Я заключен в люцитовой камере, стоящей на грузовой платформе грузовика.

Второй грузовик подъезжает к моему и останавливается примерно в двенадцати футах. Стекла его кабины являются зеркальными, и поэтому невозможно рассмотреть, кто управляет им. Я концентрирую внимание на той части грузовика, которая мне видна. Моему взору открывается люцитовая камера, точно такая же, как моя, с тем лишь исключением, что в ней нет ноутбука. Имеющееся в ней одеяло укрывает нечто, похожее на тело. Я стучу кулаком в прозрачную стену, ограничивающую мою свободу, и кричу: