Джон Локк - Прощай, любимая!

Однако первым делом необходимо позвонить в полицию.

Я мог бы придумать миллион причин, чтобы не звонить в полицию, самой веской из которых является предупреждение гангстера. Но сейчас речь идет не обо мне, пусть даже гангстер и попытался бы навлечь на меня подозрение в убийстве Мэри. Речь идет о спасении Рейчел.

Я хватаю мобильный телефон и начинаю набирать 911. Не успеваю нажать третью цифру, как вдруг распахивается дверца со стороны пассажирского сиденья, что застает меня врасплох. Оказывается, это Карен Вогель.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает она, устроившись на сиденье. – Ты уже давно ушел. Я тебя видела!

– Подожди-ка, а почему ты все еще здесь? – спрашиваю я в свою очередь, переходя в контратаку.

– Я принимала душ, – говорит она, с подозрением глядя на меня. – А что все-таки скажешь ты ?

Хороший вопрос, ответом на который может быть только откровенная ложь.

– Я только что подъехал, – вру я без всякого зазрения совести. – Мне вдруг захотелось еще раз обнять тебя.

– Как это мило с твоей стороны, Сэм!

Как это мило . Я решаю запомнить эти слова. Может быть, это сработает в отношении Рейчел, прежде чем меня обвинят в заговоре с целью убийства ее сестры.

– А что в сумке? – спрашивает Карен.

– В какой сумке?

– В сумке «Виктория’c Сикрет», что лежит на заднем сиденье.

– А-а. Это подарок.

– Для меня?

– Разумеется.

Я лгу на автопилоте, не контролируя свой словесный поток. В этот момент я бы сказал или сделал все что угодно, лишь бы быстрее попасть домой. Рейчел нуждается во мне.

– Ты ездил, чтобы что-нибудь купить мне… А потом вернулся, чтобы лично вручить мне подарок? О… Господи!

Она наклоняется и с чувством целует меня в губы. Я отдал бы за такой поцелуй все – в другое время, но только не сейчас. Во мне нуждается Рейчел. Мне не верится, что я все еще сижу здесь с Карен и болтаю о разных пустяках. « Каким нужно быть ничтожеством, чтобы так поступать? – думаю я и отвечаю на собственный вопрос: – Ничтожеством, у которого таится в подсознании мысль о том, что к этому может быть каким-либо образом причастна Карен». В глубине души я не готов поверить в это, но как еще можно объяснить нашу с Карен связь в духе сказки «Красавица и Чудовище»? Как могла Карен полюбить не Кристиана Бэйла, не Мэтью Макконнахи, не Колина Фаррелла, а меня?

Карен берет с заднего сиденья сумку и открывает ее.

– О, Сэм, какая прелесть!

– Тебе нравится?

Она рассматривает содержимое свертка, и я вижу, что выражение ее лица едва заметно меняется, словно по солнцу быстро пробегает легкое облачко.

– Да, но… он мне немного мал, тебе не кажется?

Я смотрю на этикетку и изображаю изумление.

– Ради бога, извини. Я немедленно поменяю его. Странно, что они завернули не тот размер. А у меня не было времени проверить, поскольку я спешил вернуться, чтобы застать тебя здесь.

– Очень жаль, – говорит она. – Это действительно чудесный подарок. И то, что ты проявил такую заботу обо мне, очень многое для меня значит.

Я пытаюсь подобрать приличествующие случаю слова, но в ушах у меня барабанной дробью звучит: «Смывайся». Изучая Карен, я осознаю, что зарабатываю на жизнь чтением компьютерных кодов, а не мыслей людей, и, в конце концов, прихожу к выводу: если в выражении ее лица или языке ее тела и есть какое-то коварство, мне не дано выявить его. Либо она величайшая в мире актриса, либо совершенно непричастна к схеме «гангстер-Мэри-Рейчел». Я склоняюсь к версии непричастности. Однако больше нельзя терять ни минуты. Я и так потратил много времени, сидя в автомобиле. Во мне нуждается Рейчел. Прямо сейчас! Я демонстративно смотрю на часы и говорю:

– Мне нужно спешить.

– Мне тоже. Поеду на работу, – отзывается она.

– Ты ведь звонила и сказалась больной?

– Скажу, что мне стало лучше. Тогда у меня останется полдня для следующего раза.

Она подмигивает мне.

Я киваю.

– Я люблю тебя, Сэм, – шепчет Карен и снова целует меня.

Она открывает дверцу, и мы медленно отстраняемся друг от друга, пока не размыкаются кончики наших пальцев. « Господи, как трогательно», – думаю я. Наконец она вылезает из автомобиля. Я включаю зажигание и, прежде чем тронуться с места, глубоко вздохнув, еще раз бросаю взгляд на фотографию.

На ней изображена Рейчел, лежащая, распластавшись, на спине, на полу нашей кухни. На глазах у нее повязка. Руки и ноги привязаны к болтам с ушками, привинченным к доскам пола. Кроме белого бюстгальтера и черных трусиков, другой одежды на ней нет. Изо рта у нее торчит кляп – вроде тех, что можно увидеть в низкопробных гангстерских фильмах.

На чашечках ее бюстгальтера жирно написаны несмываемыми чернилами буквы «К» и «В».

Других версий, кроме того, что они означают «Карен Вогель», у меня нет.

Трафик в центре Луисвилла бывает плотным только в полдень и в пять часов вечера. До полудня еще полчаса, и к этому времени я буду находиться рядом с Рейчел или в полицейском участке. Неизвестно, какой вариант для меня более безопасен.

Я выезжаю из центра города, поднимаюсь по пандусу, включаю третью скорость и мчусь по межштатному шоссе. Спустя некоторое время я снова переключаю скорость и с такой силой нажимаю на педаль газа, что двигатель жалобно взвывает. Включив пятую скорость, я лечу. Лечу! Но душа моя летит еще быстрее.

Кто-то надругался над моей женой, если только она не поднялась с постели в черных трусиках и белом бюстгальтере. Я прокручиваю в памяти подробности сегодняшнего утра. Когда я уходил, она еще спала. А что было вчерашним вечером? Думай! Вчерашним вечером я вошел в ванную и…

Черт! Я сворачиваю на другую полосу и едва не врезаюсь в ехавший впереди автомобиль, неправильно оценив его скорость. Взглянув на спидометр, снижаю скорость до ста десяти. Боже!

Ладно, итак, вчерашний вечер… Когда я вхожу в ванную, чтобы почистить зубы, Рейчел сидит спиной ко мне за косметическим столиком. Она только что приняла душ, и ее голова все еще обмотана полотенцем. Второе полотенце лежит у нее на плечах. Бюстгальтера на ней нет. И на ней… на ней действительно черные трусики. Ладно, вполне возможно, потом она надела белый бюстгальтер. Одну минуту… нет, это невозможно. Она всегда ложится спать во фланелевой ночной рубашке и без бюстгальтера. Этим утром я встаю, одеваюсь, а она все еще спит в своей спальне на втором этаже. Что же происходит после моего ухода? Рейчел поднимается с постели, начинает одеваться, верно? Может быть, надевает белый бюстгальтер и начинает одеваться, но в этот момент кто-то проникает в дом и…

Нет. Я отгоняю эту мысль. Возможно, когда они проникают в дом, она еще спит. Они нападают на нее… Нет, это еще хуже. Я стараюсь не думать о том, как ее привязывали и надевали на нее бюстгальтер, а пытаюсь понять, зачем это делали с ней.