Гилберт Адэр - Убийство в стиле

— То есть… — сказал Том Колверт голосом, который был в сравнении с шепотом тем же, чем шепот был в сравнении с криком.

— То есть Фарджион был жив. Он не погиб в огне пожара в Кукхеме, и, уж конечно, он не был убит. Мне очень жаль, Юстес, ваша теория была милой аккуратной теорией — милой аккуратной теорией в теории, так сказать, — но, боюсь, она просто не соответствовала истине. Аластер Фарджион был не жертвой убийства, а совершил его. Это он убил Пэтси Шлютс, так же, как позднее убил Кору — через посредника, как мы увидим, — а вчера днем пытался убить меня.

Первым заговорил Том Колверт.

— Моя дорогая мисс Маунт, я от всего сердца поздравляю вас.

— Весьма благодарна вам, молодой человек, весьма и весьма, — ответила романистка с улыбкой. — Но, пожалуйста, называйте меня Эви.

— Эви. Однако скажите мне, вы, знающая все, вы никогда не взвешивали возможность, что Хенуэй просто имитировал стиль Фарджиона?

— Никогда. Если я чему-то научилась за мои тридцать лет знаменитого автора, то тому, что стиль художника не может искусно сымитировать никто другой. Никогда, никогда, никогда. Очень многие пытались, все потерпели неудачу.

— Так кто же на самом деле погиб в кукхемской вилле — то есть вместе с мисс Шлютс?

— О, едва я догадалась, что Фарджион жив, сообразить, как он сумел подделать свою смерть, было детской игрой.

— Поскольку среди нас нет ни одного ребенка, — пробурчал Трабшо, — вам придется растолковать это по буквам.

— Один из его двойников, разумеется.

— Его двойников? — осведомился Колверт. — Каких еще двойников?

— Первое, о чем Кора рассказала нам с Юстесом про Фарджиона, было про его эго, до того непомерное, что он непременно вводил в свой фильм эпизод, в котором двойник — то есть кто-нибудь, например статист, абсолютно на него похожий — мелькал камейно. Своего рода самоупоенный знак отличия, в обоих смыслах слова, который его поклонники начали выискивать в каждом фильме.

Двойники… статисты. Эти два слова не выходили у меня из головы. Меня так заинтриговала идея, что тут мог быть замешан двойник Фарджиона, лишний Фарджион, что я незамедлительно решила узнать все, что сумею, об этих его заменах.

И от присутствующей здесь Летиции я получила адрес вест-эндского агентства, которое специализируется на найме статистов для фильмов. И в надежде выяснить, не пропал ли в последнее время кто-то из этих двойников Фарджиона, я промаршировала по неблагоуханной улочке в Сохо, по одному из тех винтящихся тупиков, где дома словно бы свешиваются из собственных окон.

И, представьте себе, действительно оказалось, что некая Мэвис Харкер, жена или экс-жена Билли Харкера, я толком так и не поняла, последнее время допекала агентство, справляясь о своем муже. Не то чтобы она тосковала по бедному олуху, но призналась, что прочно сидит на мели и нуждается в скорейшем поступлении наличности.

Билли, видимо, начал свою карьеру в шоу-бизнесе как жонглер в мюзик-холлах. Затем, перед тем как всерьез растолстеть, он заново воссоздал себя в виде Великого Кардомаха, арабского неваляшки, что бы это ни значило. Затем, когда война обернулась закрытием большинства театров мюзик-холлного порядка, он, подобно многим его типа, начал кое-как зарабатывать на кусок хлеба статистом в кино. Вот тогда, к зубоскребушущей скорби миссис Харкер, он и пропал с лица земли.

В архиве агентства имелась его фотография — фотография, на которую они разрешили мне взглянуть одним глазком. Конечно, я заранее знала, чего ожидать. И все же, когда я оказалась лицом к лицу с пухлыми брылями, выпяченным ротиком и трехслойным подбородком вы знаете кого, даже и пресловутого перышка не понадобилось бы, чтобы сбить меня с ног. Сходство просто наводило жуть. Харкер был вылитый Фарджион, за которого мелькал в «Идеальном преступнике» и «Фокус-покусе», и, как мне сообщили, очень надеялся быть снова занятым в «Если меня найдут мертвой».

— Так что же, — спросила Летиция, — по-вашему, произошло в Кукхеме?

— Всю правду мы узнаем, только когда миссис Фарджион, которая, как я продемонстрирую, усердно участвовала в исполнении этого плана, будет допрошена в Ярде. Но, полагаю, произошло это примерно так.

Аластер Фарджион, выдающийся фильмотворец и известный ходок по женской части, высматривает Пэтси Шлютс среди хористок самого последнего ревю «Свихнутой шайки» и решает дать ей роль в своем намеченном фильме. Естественно, юная Пэтси, новичок в кинобизнесе, чувствует себя на седьмом небе. Она же выбрана сыграть главную женскую роль в первостепенном фильме одного из самых именитых режиссеров мира. Буквально шанс, выпадающий раз в жизни, и она — во всяком случае, так полагал Фарджи — безумно благодарна, что ей его предложили. Рассчитывая попользоваться этой благодарностью, великий режиссер затем приглашает эфирную крошку в свою кукхемскую виллу на субботу.

У нас нет возможности точно узнать, что произошло там, но, думаю, логично предположить, что он сметает пыль с кушетки отбора артисток, угощает Пэтси изысканными яствами и вином и в конце концов переходит к делу, только чтобы обнаружить, что благодарность его протеже отнюдь не простирается до… ну, думаю, мне нет надобности разъяснять, верно? Поэтому он впадает в ярость — его припадки бешенства жутко знакомы всем, кто имел несчастье пойти ему наперекор. Возникает борьба, и то ли без намерения, то ли с намерением — еще одна часть истории, которая, возможно, никогда не увидит света дня, — но Пэтси убита.

В ужасе перед тем, что он натворил — его будущее рушится, его ждет тюрьма, если не виселица, — Фарджион тут же телефонирует жене, которая, как обычно, бросает все и мчится к нему.

Ну, все мы были склонны считать Хэтти Фарджион, как ее описала сама Кора, воплощением многострадальной жены-мышки, которая в одиночестве таится дома, пока ее мерзавец-супруг ловеласничает направо, налево и посередке. Но, хотя Том, ведя свой допрос, гроша ломаного от нее не добился, мое внимание остановили несколько фраз, которые проскользнули в ее ответах, фраз, словно бы указывавших, что это Фарджион был у нее под каблуком, а не наоборот.

Правда, как ее вижу я, сводится к тому, что Фарджион, каким бы блистательным режиссером он ни был, о жизни, реальной жизни, имел представление не больше, чем развитый не по возрасту трехлетний ребенок. И в зрелых годах он оставался практически тем же малышком, которым когда-то был, одним из тех зловредных крошек, обожающих обрывать крылья у насекомых. И как любой ребенок, хороший или плохой, едва попав в переделку, он тотчас звал на выручку мамусю, а точнее жену, которая, впрочем, в его случае играла примерно ту же роль. Что до Хэтти, она, по моему заключению, воспринимала его донжуанство достаточно спокойно, так как хранила твердую уверенность, что по сути оно никакой опасности для их брака не представляет. А еще потому, что обычно Фарджион в своих поползновениях терпел неудачу, учитывая его вкус к женщинам вдвое его моложе и в одну четверть его веса. И, конечно, в студию она каждый день являлась, чтобы безжалостно принуждать его сосредотачиваться на съемке, но вообще-то они были подлинной парой, и оба знали это, связанные друг с другом на долгий срок.