Андрей Анисимов - Сыскное бюро Ерожина

– Клиентов хватает? – Поинтересовался Петр Григорьевич, когда Дарья подала чай.

– Не жалуемся. Кто у меня побывал, мимо уже не проедет. – Улыбнулась хозяйка.

– Это правда. У тебя вкусно. – Согласился Ерожин: – А ты своих клиентов всех запоминаешь?

– Конечно. Как же своих гостей не помнить. Иногда через месяц, другой заглянут. А мне радость, что не забыли. – Заверила Дарья, выставляя к чаю блинчики с вареньем.

– Ну уж избавь. Больше в нас не влезет. – Заметив ужас в глазах своей попутчицы, воспротивился подполковник.

– Ничего, скушаете. Они во рту таят. Да и красавица твоя слишком худющая. Пожила бы у меня с недельку, ты бы ее, милый человек, и не узнал. Гарной бы стала дивчиной. – Приговаривала хозяйка, подвигая тарелки с блинами к ним поближе.

– Вижу, что хороши. Я и отбивную с трудом добила. Вкусно было, но аппетита у меня нет. – Ответила Люба.

– В твоем возрасте только и лопать, чтобы щеки румянились. – Мечтательно заметила Дарья.

– У нее муж пропал, потому грустит. – Сказал Ерожин: – У тебя случайно два молодых водителя на днях не закусывали?

– У меня только водители и закусывают. Других не кормим. Откуда тут на дороге другим взяться. – Дарья уселась с ними за столик и по деревенски сложила свои крупные белые руки.

– Этих бы ты запомнила. Один верзила под два метра, другой, тоже бугай еще тот. – Наводил Петр Григорьевич хозяку. Она на секунду задумалась и быстро сказала:

– Тот что поменьше, рыжий с конопатинками. Но не такой огненный, как твоя красавица. – Дарья кивнула на рыжие локоны Любы: – А скорей пегенький, а второй интересный, высокий и лицом красивый. А улыбается как ребенок. Я подумала еще, такой огромный и наверное добрый. Если эти, то третьего дня были.

Глаза у Любы загорелись. Петр Григорьевич достал из кармана свой бумажник, вынул карточку Глеба и показал хозяйке.

– Этот, что повыше. Я его хорошо запомнила Он у меня первый раз кушал. Конопатый и раньше захаживал. Тот у меня постоянный. – Уверенно заявила Дарья.

– Как они тебе показались? Растроенными или веселыми? – Спросил сыщик.

– Добро выглядели парни. И борщ умяли, и по отбивной, и компота тот что на фоте, три стакана выпил. – Ответила Дарья.

– Точно, Глеб. Он меньше пяти стаканов чая не выпивает. Видно наелся, раз тремя ограничился. – Обрадовалась Люба.

– Во сколько они у тебя отобедали? – Поинтересовался Ерожин. Дарья смешно наморщила лоб:

– Сразу после двух. У меня еще блинчики кончились, а напарница запаздывала. Я на часы часто смотрела. Им моих фирменных блинов не дала. Не осталось. – Пожалела она своих бывших клиентов. Ерожин поблагодарил, расплатился с хозяйкой и они с Любой вышли на улицу. Мелкий дождить продалжал слепить глаза, но после угощенья в уютном кафе, погода не действовала столь уныло. Люба улыбалась известию о муже.

– Как хорошо что именно эта женщина накормила Глеба. – Мечтательно произнесла Михеева. Петр Григорьевич промолчал. Поведение Любы его все больше тревожило. Сам Ерожин никакой радости от сообщения Дарьи не испытал. Теперь он точно понимал, что фура исчезла. Трое суток ни одна поломка занять не могла. Отсюда до Ростова на Дону не больше десяти часов пути. Если бы их задержал капитальный ремонт грузовика., водители наверняка бы отзвонили на базу. Молчание Глеба выглядело трагически. «Неужели она этого не понимает» – Подумал Ерожин. Его опасения насчет психического здоровия жены помощника находили все новые подтверждения.

Воронеж остался позади. Дорога поблескивало темным свинцом. По мокрому асфальту сыщик старался не гнать. Да и торопиться было некуда. Ерожин поглядел на часы. Время перевалило за восемь. Петр Григорьевич надеялся, что в Мосмкве новый рабочий день даст генералу возможнось получить свежую информацию. Грыжин отзвонил ровно в девять.

– Петро, дело дрянь. В районе Большого Мамона, недалеко от поселка Горохово, сгорела большегрузная фура. Ни номеров, ни каких других документов в акте не фигурирует. В нем записано, что водитель в нетрезвом виде сильно гнал по проселку и завалил грузовик в овраг. Водитель и если в кабине был пассажир, сгорели. Люба с тобой?

– Естественно. – Ответил Ерожин.

– Нелегко сказать об этом девочке. Конечно, может быть, Петро, это совсем другая машина, но мне, старому фараону, кажется, что это наша. – Голос генерала звучал глухо и Петр понял, что Иван Григорьевич в трагической гибели Глеба не сомневается.

– Что случилось? – Спросила Люба. По лицу Ерожина она заметила, что тот получил тревожное сообщение.

– Грыжин выдал информацию, что возле небольшого городка на нашем пути сгорел грузовик. Водитель грузовика погиб. Ты не паникуй. Пока не известно наша ли это фура. – Попытался он успокоить Любу.

– Поехали туда скорее. Глеб жив. – Ерожин посмотрел на нее и отметил, что жена его помощника внешне спокойна. И лишь руки, нервно теребившие салфетку, говорили о ее внутреннем состоянии. «Неужели она не спятила, а так умело владеет собой? Внутри бури, а снаружи тишина». – Такого самообладиня Петр Григорьевич от представительницы прекрасного пола не ожидал – «Нет, здесь что-то не так. Откуда эта маниакальная уверенность, что Глеб жив?» Петр Григорьевич еще раз внимательно оглядел попутчицу. Люба больше не выглядела спокойной. В каждом ее движении чувствовалось нетерпение.

– Петр Григорьевич, пожалуйста, побыстрей. – Попросила она водителя.

– Хорошо. Только не пищи. – Предупредил Ерожин.

До указанного места оставалось по подсчетам Петра километров сто двадцать. Подполковник откинулся на спинку сидения и утопил педаль газа в пол. «Саааб» рванул и понесся обгоняя все, что попадалась на пути. Люба молчала. Она не реагировала даже в тех случаях, когда столкновение со встречной машиной казалось ей неизбежным. До Большого Мамона они долетели за сорок шесть минут. Ни у кого не спрашивая, где находится отделение милиции, а руководствуясь лишь собственным чутьем, подполковник свернул в городок и через минуту притормозил у дверей райотдела. Попросив Любу оставаться в машине, Ерожин показал свое удостоверение и проследовал в кабинет начальника. На двери висела табличка с надписью Н. Р. Черемушкин.

Николай Романович сидел за столом в небольшом скучном кабинете и ел груши. Поначалу ничего путного Петр Григорьевич добиться от хозяина кабинета не мог. Московский гость насторожил местного начальника и тот не торопился выкладывать факты. Пришлось с Черемушкиным обстоятельно побеседовать, намекнув, что портить отношение с москвичем не в интересах майора. Николай Романович вздохнул и вышел. Вернулся он с папкой, которую и протянул Ерожину. В папке покоился акт. Сыщик быстро ознакомился с заключением работников Николая Романовича. Ничего нового он там не увидел. Все это сыщик уже знал от Грыжина. И лишь имена свидетелей заинтересовали подполковника и он выписал их в свой блокнот.