Илья Стогоff - Проигравший

– Что?

– Я говорю, что здание у вашего театра очень уж старое.

– Да… Наверное… Старое… Не знаю…

– И паркет тут не меняли, похоже, лет двести.

– Паркет?

– Ну да… Паркет… Не меняли…

Он еще раз улыбнулся и даже топнул ногой, чтобы показать, что имеет в виду. Но администраторша все равно выглядела так, будто сейчас заплачет.

– Я не знаю. Это здание выделили нашему театру восемь лет назад. А что тут было до нас, я не в курсе. По крайней мере, мы паркет не меняли, это точно. Насколько я знаю, до революции это был чей-то особняк, а после революции тут квартировали какие-то конторы. Вы считаете, это важно?

– Нет, что вы. Я, в общем-то, просто проявляю любопытство.

– На фасаде от прежних владельцев сохранился фамильный герб. Не обратили внимания? Прямо над входом. Пузатый мужчина, два скрещенных клинка и латинская надпись. Если вам интересно, можете сходить посмотреть. Пойдете? Я могу показать вам, где выход.

Она смотрела на Стогова почти с ненавистью, но за время работы в милиции Стогов успел привыкнуть к таким взглядам. Ей было непонятно, почему этот странно выглядящий для милиционера человек, вместо того чтобы заниматься поисками, лезет к ней с такими необычными вопросами.

Стогов перестал улыбаться и сделал шаг в сторону.

– Не пойду. Там дождь и холодно.

– Да? А то я могла бы показать вам дорогу. И вообще, провести экскурсию по театру.

Она развернулась и вышла из комнаты. Стогов достал из кармана еще одну сигарету и снова закурил. Выходить из здания и смотреть на герб прежних владельцев ему действительно не хотелось. Хотя если бы он вышел, возможно, вся эта история оказалась бы чуточку короче, чем она получилась на самом деле.

Главный режиссер театра подъехал только часа через полтора. К этому времени осмотр места происшествия был окончен, рапорт составлен, понятые подписали все положенные бумаги.

Режиссер оказался таким же невысоким, как и все прочие сотрудники лилипутского театра. Зато у него был хороший пиджак, ботинки из хорошего магазина и, насколько мог судить капитан Осипов, довольно дорогой зубной протез. Хотя с другой стороны, зубы вполне могли быть и своими собственными. По внешнему виду было невозможно догадаться, сколько на самом деле мужчине лет. Маленький рост, детские черты лица – Осипову постоянно казалось, что он находится не среди взрослых людей, а в детском саду.

Администраторша представила коллегу майору:

– Это режиссер нашего театра. Вы хотели с ним поговорить.

– Да, хотел. Хорошо, что вы приехали.

Мужчины обменялись рукопожатиями. С того места, где стоял Оспиов, ему опять не удалось расслышать, как именно режиссера зовут. Расстраиваться по этому поводу он не стал. Вполне возможно, у этих маленьких людей и имена были какие-нибудь совсем маленькие. А может быть, у них и вовсе не было имен.

Майор сказал, что хотел бы задать несколько вопросов. Режиссер ответил, что будет рад помочь следствию. Без пропавшего актера весь их репертуар просто повисает в воздухе. Подойдя к стулу, он привстал на цыпочки и только так, с некоторым усилием, смог на нем усесться.

– Мне сообщили, что вчера, накануне исчезновения артиста, между ним и вами произошел конфликт?

– Да. Это правда.

– Что же вы не поделили, если не секрет?

– Не то чтобы секрет. Просто это не ваше дело.

– Не мое дело?

– Да. Не ваше. Вас вызвали по какому поводу?

– По поводу исчезновения человека.

– Вот этим давайте и заниматься. Из запертой комнаты исчез человек. Зашел внутрь и больше не выходил. Куда он тут мог деться? – Режиссер обвел взглядом крохотную гримерку. – А какие между нами были отношения, это, знаете, никого, кроме него и меня, касаться не должно.

Голос у режиссера был не визгливым, как у остальных лилипутов, а довольно низким. Этакого приятного, сразу располагающего тембра. Вот только то, что он этим своим голосом произносил, майору совсем не понравилось. Так с ним давно никто не разговаривал.

– Знаете, сколько я работаю в органах?

– Зачем мне это знать?

– Затем, что в сказки я давно уже не верю. Безо всякой причины из запертых комнат люди пропадают у Конан Дойла. А в жизни причина у таких исчезновений всегда есть. И она проста.

– Да? В чем же она состоит?

– Вот в этом!

Майор вытащил из портфеля полиэтиленовый пакет, внутри которого лежала пачка денег, и потряс пакетом у режиссера перед лицом.

– Свои понты можете оставить для юных актрис. А на мои вопросы отвечайте, пожалуйста, как положено. Ясно?

– А как на них положено отвечать?

– В чем состояла причина конфликта между вами и исчезнувшим артистом?

– Это мое личное дело.

– Я задал вам вопрос!

– Ну да. А я отказался на него отвечать.

Режиссер сидел все так же, развалившись на стуле, и говорил, совсем не повышая голоса. Осипов усмехнулся. Вернее, не то чтобы усмехнулся, а тихонечко хмыкнул про себя. В такой ярости своего непосредственного начальника он не видел давно. Если быть совсем точным, в такой ярости он не видел его вообще ни разу в жизни.

– Хорошо. Где конкретно происходила ваша ссора?

– В моем кабинете.

– Где это? Далеко?

– Нет, чуть дальше по коридору. Почти напротив.

– Он зашел к вам в кабинет, и вы поругались. А потом он вышел от вас, заперся в гримерке, и больше его никто не видел, так?

Режиссер сменил позу и заглянул майору в глаза. Выглядеть он вдруг стал гораздо менее уверенно.

– Вы совершенно напрасно так нервничаете.

– Я задал конкретный вопрос: так все было?!

– Да. Так.

– Тогда пройдемте в ваш кабинет.

Режиссер слез с чересчур высокого для него стула и вышел в коридор. Кабинет и вправду оказался почти напротив. Перед самой дверью режиссер повернулся к майору и попробовал было что-то объяснить… Но тот просто не стал его слушать.

– Откройте дверь!

– Понимаете, вчера, когда все закрутилось… Я просто закрыл дверь и уехал… Прибирать внутри не стал… Так что…

– ДВЕРЬ ОТКРОЙ, Я СКАЗАЛ!

Режиссер послушно достал ключи. Внутрь все столпившиеся в коридоре милиционеры заглянули одновременно, едва не стукнувшись головами. На полу кабинета были рассыпаны деньги. Лежали они довольно толстым слоем. Крупные купюры того же достоинства, что и в кармане куртки пропавшего актера. Поверх купюр была разбрызгана кровь. Несколько брызг виднелись также на стене у самого входа.

Плечом раздвинув толпу, майор сделал шаг внутрь. У него было лицо человека, который только что, хоть и с трудом, но доказал-таки теорему Ферма. И подумывал теперь, не набить ли этому Ферма морду, чтобы не формулировал, гад, таких сложных теорем.

– Ну вот, – сказал он. – Теперь, думаю, дела у нас пойдут.

Повернувшись к режиссеру, он добавил: