Алисия Хименес Бартлетт - А собаку я возьму себе

– Чем?

– Он не знает.

– Ну конечно, не знает.

– Я не думаю, что он лжет, инспектор. Наверное, они действительно потеряли Лусену из виду, такое случалось и раньше. Павиа был так перепуган, что выкладывал все как на духу.

– Еще бы! Когда шестидесятикилограммовая тварь показывает тебе кровожадные клыки… Да он бы и в убийстве Кеннеди признался, лишь бы ее убрали!

– Именно так! Но почему тогда он уперся и не желает признавать ни под каким видом, что он убил Лусену?

– То есть вы продолжали натравливать на него собаку и после того, как он признался?

– В главном он не признался!

– Вы прямо как Нерон; как Нерон и Калигула в придачу.

– Называйте меня как хотите, но благодаря мне мы сможем теперь полностью распутать это дело.

– Это если вас не вышибут из полиции, что, как мне начинает казаться, было бы справедливо.

Я сама допросила Павиа. Лицо у него до сих пор было бледное, как у мертвеца. Он пункт за пунктом подтвердил все то, в чем сознался моему напарнику. И категорически отказался признать, что убил Лусену, которого они с Пуигом знали исключительно под кличкой Ретако. Вот уже год, как они его не видели. Что касается Пуига, его сообщника, то, по словам Павиа, тот был замешан в разных мошеннических операциях, к которым он, Павиа, не имел никакого отношения. Не знал он, и чем мог заниматься Лусена на протяжении последнего года своей жизни.

История повторялась самым тревожным образом, потому что, если мы теряли след Лусены, то что у нас на самом деле оставалось? Ничего! Еще одно заурядное преступление, совершенное мошенниками и похитителями собак. Если только не предположить, что признание Павиа было неполным и он решил, невзирая ни на какую собаку, отрицать, что убил Лусену. Что бы там ни считал Гарсон, наше положение не было таким уж отчаянным. Существовал всего один более или менее надежный способ проверить, сказал ли Павиа правду, однако он был достаточно сложен и не гарантировал успеха. Тем не менее я предложила его младшему инспектору, и он согласился. У нас не было особого выбора.

Спустя два дня мы предложили адвокату Павиа заключить с нами соглашение. Оно было очень простое: если Павиа позвонит по телефону Пуигу (мы были уверены, что он знал, где тот находится), то ему не будет предъявлено никакого обвинения вплоть до ареста второго подозреваемого, что позволит ему не находиться в тюрьме все эти дни. Если Павиа действительно не виновен, это выяснится из показаний Пуига, и тогда владелец парикмахерской не будет обвинен в убийстве. Вторая часть плана была очевидна: Павиа предложит Пуигу получить свою долю за последние операции, назначит встречу в каком-нибудь тихом местечке, и тут-то мы его и повяжем. Ну а потом допросим и убедимся, что его версия не расходится с версией Павиа. Мы предполагали, что Пуиг не откажется от подобной встречи, ибо в его положении беглеца деньги всегда нужны и от них не следует отказываться.

Адвокат принял наше предложение. Его возможности тоже не были чересчур широкими, и тот факт, что его клиент не будет обвинен в убийстве, показался ему важным. Оставалось убедиться, что Павиа знает номер телефона, по которому можно связаться с Пуигом. Разумеется, он его знал. То, что при прослушивании его телефонов не было зарегистрировано ни одной попытки мошенника связаться с ним, служило тому доказательством. Конечно, нельзя было исключать, что они уже поговорили друг с другом, и в таком случае возможные показания Пуига теряли свою ценность. Быть может, они давно договорились относительно общей версии событий. Но в любом случае я считала, что допросить Пуига чрезвычайно важно. Гарсон тоже. Мы забросили наживку. Рыба должна была незамедлительно клюнуть. Я поклялась своему напарнику, что, если и на этот раз следы Лусены растворятся в тумане, я запишусь в орден босоногих кармелиток. Он поддержал меня, сказав, что в таком случае примкнет к бенедиктинцам. Мы выразили надежду, что наши настоятели позволят нам время от времени встречаться, чтобы выпить по рюмочке желудочного ликера.

Павиа назначил Пуигу встречу в одном из баров Кастельдефельса в среду в десять часов утра. К тому времени двое наших сотрудников, переодевшиеся в синие комбинезоны разнорабочих, уже сидели внутри. Поскольку Пуиг знал нас в лицо, мы с Гарсоном дожидались в машине, в нескольких кварталах от бара. В десять двадцать три мы увидели, что оба наших человека направляются к нам, а между ними идет Пуиг в наручниках. Он не выглядел нервным или разъяренным и даже поздоровался с нами, словно мы встретились случайно. Итак, добыча запрыгнула в ловушку.

Мы допрашивали его в комиссариате больше трех часов. К нашему огорчению, он слово в слово подтвердил версию Павиа. Лусена перестал участвовать в их делах год назад, опасаясь за свою безопасность и собираясь заняться чем-то другим. Чем именно? Он понятия не имел, Ретако никогда не отличался словоохотливостью.

Однако у этого занятного мошенника ни на миг не возникло искушения обвинить своего дружка в смерти Лусены. По-моему, если бы они действительно были к этому причастны, то кто-нибудь из двоих обязательно стал бы сваливать вину на другого. Например, Пуиг, испытывающий естественное желание отомстить Павиа за то, что тот его выдал. Однако этого не произошло. Новой информации получить не удалось. Мы угрожали Пуигу, что повесим убийство Лусены на него одного. Он испугался, но показаний не изменил. Все свидетельствовало о том, что он действительно не врал. Мы решили пока не проводить очную ставку, хотя всегда оставалась вероятность, что они уже сговорились по телефону. Впрочем, навряд ли: узнав, что Павиа его предал, Пуиг отбросил бы любую с ним договоренность из недоверия и ненависти.

С бесконечным терпением я продолжала расспрашивать его о возможных занятиях Лусены после того, как он оставил собачий промысел. Гарсон наблюдал за моими усилиями скептически; будь его воля, он бы напустил на подозреваемого целую свору ротвейлеров и не дал бы тому возможности вывернуться. Я заметила, что Пуига удивляет мой интерес к последующим шагам Лусены. Он догадался, что его собственные подвиги нас особо не тревожат. Это меняло дело. Поразмыслив, он начал по-настоящему стараться вспомнить что-нибудь, что могло бы навести нас на след. В конце концов он сообщил нам кое-какие полезные сведения.

– Когда я прощался с Ретако, – рассказал он, – то пожелал ему удачи и хороших доходов. Он не говорил, чем думает заняться, да и мне на это было наплевать, но только помню, как он ответил: «Доходы никогда нельзя гарантировать, но, по крайней мере, здоровье будет гарантировано, ведь я буду за городом…»

– Это все?

– Клянусь вам! Больше я его не видел. Не знал даже, что он умер.