Алисия Хименес Бартлетт - А собаку я возьму себе

– А как ваша секретарша? – полюбопытствовал Гарсон.

– Когда вы меня нашли, я ее уволил. Она ничего не знает.

– Где она живет?

– Понятия не имею.

– У вас есть номер ее телефона?

– Она мне его не давала.

Из этого вряд ли можно было что-то еще извлечь. Мы передали Пуига судье, чтобы тот предъявил ему официальное обвинение и продолжил расследование, касающееся вероятного отмывания денег. Гарсон был в бешенстве.

– Не может быть, инспектор! Не может быть, чтобы мы снова оказались в той же точке! Это как ночной кошмар. Вам никогда не снилось, будто вас преследует бык и вы пытаетесь от него убежать, но ваши ноги словно приросли к земле?

Настала моя очередь изображать воодушевление и добрые намерения, хотя ох как не хотелось.

– Мы не приросли к земле, Гарсон, а идем по следу, оставленному тетрадками.

– Нет больше следа, Петра, и новых тетрадок тоже. Разъяснена тетрадь номер один, разъяснена тетрадь номер два, и по-прежнему непонятно, откуда у Лусены столько денег. У нас нет больше ниточек, за которые можно дергать, и мы остаемся в неведении относительно того, кто же все-таки расправился с нашим подопечным.

– Мы реконструировали два года его жизни, осталось только проделать то же самое с третьим, и последним, годом.

– Как будто это легко! Новых дорог не возникло, и идти нам некуда, инспектор. Если эти сучьи дети говорят правду, делу конец. Можно уходить в монастырь.

– Скажите, у вас с собой телефон Валентины?

– Что?

– Я должна позвонить ей и попросить зайти сюда. Думаю, она может помочь нам своими знаниями.

Я застала Гарсона врасплох, однако упоминание одной из возлюбленных настолько его смутило, что он ничего не спросил.

Валентина Кортес была, как всегда, нарядна, красива и полна жизни. Похоже, ее не слишком огорчало наличие любовного треугольника. Она слушала меня, широко раскрыв свои большие светлые глаза и лишь изредка отводя их, чтобы ласково взглянуть на Гарсона. На груди у нее подрагивало маленькое золотое сердечко.

– Заводчики собак-охранников? Да, они все за городом. Ну конечно, я их знаю! По крайней мере, тех, чьи питомники расположены по периметру Барселоны. С некоторыми я встречалась по делам, я имею в виду, они привозили мне собак, чтобы я их дрессировала. Некоторых я лично не знаю, но у меня есть адреса и телефоны всех питомников. Это же связано с моей профессией.

– Как ты думаешь, чем бы мог заняться Лусена в этом мире заводчиков?

Энергичным движением головы она откинула назад волосы.

– По правде говоря, очень странно, что он там очутился. Какой-то замухрышка, промышлявший кражей собак… Заводчики охранных пород – люди хорошо обеспеченные. Любая из собак, которых они продают, стоит больших денег, и, как только питомник начинает приобретать известность, покупатели съезжаются туда со всех сторон. Для чего кому-нибудь из них мог понадобиться такой мелкий воришка, как Лусена?

Рассуждение было безупречно.

– Ну, может быть, он воровал собак в городе и продавал их владельцам питомников.

– Но заводчики торгуют только щенками или очень молодыми собаками, Петра! Не представляю, как они могли бы сбыть краденую собаку, если даже ее возраст был им не известен.

– Напоминаю тебе, что в нашей гипотезе речь идет о недобросовестном заводчике.

– Да нет, все они настоящие профессионалы. Это не те люди, что покупают пару собак, чтобы они спарились в садике перед их домом. Профессиональные заводчики добиваются того, что у них называется «аффикс», то есть чего-то вроде торгового знака. Только после многочисленных скрещиваний, специального ухода и очищения породы достигается необходимое качество. Главное для них – престиж. Неужели ты думаешь, они будут рисковать им, продавая краденых собак?

– Тогда, возможно, он воровал собак в питомниках и сам продавал их где-нибудь в другом месте.

Она недоверчиво покачала головой:

– Все это как-то туманно. Не могу взять в толк, что общего может быть у Лусены с владельцами питомников. Почему вы решили идти в этом направлении?

– Один из свидетелей утверждает, что в последнее время Лусена нашел себе какое-то занятие за городом, – ответил Гарсон.

Она пожала плечами, словно маленькая девочка.

– Валентина, ты сможешь подготовить нам список всех питомников охранных собак, какие только есть в провинции?

– Думаю, что смогу.

Гарсон взглянул на меня с подозрением.

– Я надеюсь, инспектор, вам не придет в голову объезжать их все по очереди?

– Именно это я и собираюсь сделать.

– И только из-за непроверенных сведений о том, что Лусена якобы чем-то занимался за городом?

– По-вашему, не стоит и попытаться?

– Не знаю.

– Фактически мы пошли по этому пути еще до того, как получили последние данные, касающиеся Лусены. Так продолжим же начатое. Выясним, в каких питомниках пропадали собаки, и попробуем найти там хоть какие-то следы. Валентина, когда ты сможешь составить этот список?

– Завтра же. А что будет, если я забуду включить туда какой-нибудь питомник?

– Не волнуйся, мы обратимся в общество собаководов и попросим их проверить список и, если понадобится, дополнить его. У них должны быть такие данные.

То, что мы безнадежно застряли на деле Лусены, позволило нам походя выявить кое-какие мелкие преступления. Это было совсем неплохо. Мы отправились охотиться на кабанов, а вернулись с мешком, полным улиток. То есть, в любом случае, не предстали перед начальством с пустыми руками. Если бы нам поручили расследовать еще пару убийств, мы бы смогли очистить город от мелких правонарушителей. Интересно, повысили бы нас за эти неожиданные подвиги или выгнали из убойного отдела? Было бы неверно делать вывод, что моя душа хорошо переносит неудачи; пожалуй, точнее было бы сказать, что я привыкла к тому, что мои действия никогда не достигают цели. Мы уже так давно по уши увязли в этом чертовом деле, что идти по следу Игнасио Лусены Пастора превратилось для нас в обычную повседневную работу, подобную той, к которой каждое утро приступает какой-нибудь страховой агент. Однако за эти бесплодные, с точки зрения детективной стороны, месяцы Гарсон встретил свою любовь в двойном масштабе, а я завела отношения с ветеринаром и вступила в клуб владельцев собак. Чего еще можно пожелать? Мы действовали как одна большая семья, а Лусена был для нас кем-то вроде покойного деда, неизменно присутствующего в воспоминаниях и связывающего с того света всех своих земных родственников между собой. Мы вполне могли бы жить так и дальше, тем более что на всем лежал отпечаток недолговечности, освобождая от любых тревог: Гарсон не решался сделать выбор в пользу одной из своих «девочек», моя связь продолжалась, не выливаясь ни во что конкретное, расследование ни к чему не приводило, и Ужастик пока находился у меня. Причин отчаиваться не было.