Валерий Фатеев - Город в законе: Магадан, триллер

— Сколько это может продолжаться, — говорила жена, и близкие слезы стояли за ее словами. — Тебе уже к сорока, солидный человек, двое детей… Всю жизнь ты меня мучаешь этим чудовищем, — и она с ненавистью пинала машину, отчего переднее колесо вдруг начинало медленно, сияя никелем спиц, вращаться.

— А ну-ка, — бормотал я, опускаясь на корточки, — толкни еще раз: не люфт ли?

Конечно, мне было жаль ее. Конечно, я понимал, что не к лицу уже мне чертом носиться по улицам и дорогам, сшибать кур (было, было), в грязи и пыли заявляться домой, когда о тебе бог весть что думают. Но поделать с собой я ничего не мог.

Сильнее, чем пьяниц водка, картежников преферанс, рыбаков река, тянул к себе мотоцикл.

А началось все страхом.

Мне было лет восемь, когда прямо во дворе сбил меня пьяный или неумелый — в данном случае это не имеет значения — мотоциклист. И хотя дело обошлось царапинами, грохочущий, черный, пропахший бензином обидчик внушил такой невообразимый ужас, что стал серьезно мешать мне жить. В кошмарных снах мотоцикл сбивал меня вновь и вновь. На улице, с кем бы я ни был и о чем бы ни разговари-вал, заслышав мотоциклетный треск, шарахался в сторону. Удержаться было свыше моих сил.

Мотоцикл стал моим проклятьем, страх отравлял все радости, и надо было что-то делать.

Победить страх можно только оседлав его.

Я записался в кружок мотоциклистов.

Научился сносно водить старенький "Ковровец", но этого мне казалось мало.

Стал напрашиваться на соревнования.

Заработал, как шутила жена, одну маленькую медаль и неисчислимое множество травм.

Спорт я оставил, страх прошел, но с мотоциклом расстаться не торопился. Все казалось, что отпусти я его, прошлое опять кинется на меня.

Мои сверстники приобретали магнитофоны, кутили в ресторанах, ездили на юг — я покупал мотоциклы и запчасти.

…Утреннее шоссе просыпалось. С легким щелком пролетали мимо "легковушки", ухали, направляясь в карьер, самосвалы, важно прошелестел автобус.

У развилки дежурил мой старый знакомый сержант

Пантелей. И сбавил скорость. Не потому, что боялся его — уважал. Как-то, пару раз меня оштрафовав и не добившись воспитательного эффекта, он разложил передо мной карту города и предложил:

— Слушай, давай как мужик с мужиком.

— Давай, — весело согласился я.

— Ты на Мясникова сколько шел?

— Без протокола?

— Ну…

— Минимум восемьдесят.

— Отсюда выскакивает малыш. Тут садик, он в дырку — и бегом.

Я пожал плечами. Ушел влево, вот и весь маневр. Для мастера спорта семечки.

— А если встречный?

— Три венка.

— Почему три?

— От работы, от соседей и от тебя.

— Я тебе дураку веник не брошу! А если и отсюда одновременно ребенок?

— Как это?

— Ну так. Друг другу навстречу. Что — не может быть?

Я задумался, представил ситуацию и признал:

— Сложно.

На Мясникова я больше не нарушал, сдерживался.

А когда однажды вслед за курицей с реактивной скоростью вылетела на совершенно пустынную улицу женщина и, обходя ее, мотоцикл мой промчался по плетню, по огороду, я вообще перестал гонять. Только в исключительных случаях.

Я приручал машину, а она, похоже, меня.

— Привет! — издали поздоровался со мной Пантелей, подняв руку. Его цвета яичного желтка "Урал" выглядывал, замаскированный травой, из кювета. Уловка для чужаков: Пантелей на этом месте дежурит уже лет десять.

Я тоже поднял левую руку и, управляя одной, лихо развернулся так, что щебень у обочины — заехал-таки — брызнул веером. И пошел, набирая ход. В зеркало заметил, как выкатился на полотно "Урал". Это была наша обычная утренняя разминка. Почуяв свободу, зверь подо мной зарычал и кинулся вперед, глотая дорогу.

— Послушай, Люд, — сказал я однажды жене, — а ведь если бы не мотоцикл, мы бы и не встретились. Помнишь…

Я возвращался в Поныри вечером. И встретил у поселка стайку девчат, видно, с электрички.

— Кого подвезти? — лихо крутнувшись на место, предложил я.

— Меня, меня, — наперебой загалдели они.

Самая смелая уже уселась сзади, и я поддал газу. Подбросил пассажирку до ближайшего села и вернулся за следующей.

Последняя — небольшого росточка, белые волосы до плеч, в руках тяжелый портфель — отказалась.

— Спасибо, я дойду.

— Тут волка видели, — припугнул я.

— Мне далеко… В Брусовое.

— Довезу и далеко, мне все равно обкатывать мотоцикл, так что соглашайтесь.

Двадцать километров мы пролетели одним махом. Но, наверное, в первый раз это меня не обрадовало… хотелось ехать и ехать, чтобы ты, пугливо бойкая на ухабах, крепко обнимала меня.

Я мчался назад, беспричинная радость пела в душе, и даже то, что, страшно сверкнув глазами в свете фары, шарахнулась с дороги большая серая собака, обрадовало — выходит, не соврал насчет волка.

Потом мы встретились на каком-то семинаре, и я стал ездить в твое Брусовое каждый вечер. И если тебя не было в школе, разыскивал в клубе, в домах учеников, и мы возвращались в твою маленькую тесную комнатку, где пахло свежей побелкой, мятой и полевыми цветами.

Боже, как я тебя любил!

Это уж потом узнал, что любил тебя не я один…

Я смотрел вперед и ничего не видел под носом.

А когда увидел — было слишком поздно.

— Если бы и знала, — плакала ты. И тут же страстно клялась: — Нет, для меня был только ты, только с тобой…

Все это выяснилось, когда мы из-за идиота-педиатра едва не потеряли сына. И общая боль, а потом и радость соединили нас — не разорвать.

Места для маневра не оставалось.

И ничего не остается — как только клясть судьбу за то, что не свела нас раньше.

Кто виноват… Я поворачиваю на себя ручку газа.

Шоссе вздрагивает и ныряет под колесо…

Однажды жена подсунула мне газету. Под заголовком "ГАИ предупреждает" курсивом было напечатано:

"В последние месяцы на дорогах района участились случаи дорожно-транспортных происшествий со смертельным исходом. Так, шестого марта на участке Поныри — Курск водитель мотоцикла превысил скорость, не справился с управлением и выехал на полосу встречного движения. В результате столкновения с такси мотоциклист пронзил лобовое стекло, пролетел через салон такси и, выбив зад-нее стекло, упал на багажник бездыханным. Пассажиры не пострадали".

— Ну и что, — сказал я, — Пассажиры-то не пострадали.

— Дурак, — кратко заключила жена.

…А вот и моя старая знакомая — молоковозка. Какой-то белый туман едва уловимым шлейфом мелькнул за ней.

На подъеме легко обхожу автобус. За стеклами машут ручонками дети. Наверное, едут в пионерлагерь.

И вдруг — огромное белое пятно на все шоссе. Не лужа — целое море!

Будто по льду, боком понесло мотоцикл. Тормозить нельзя — всем корпусом, отчаянными движениями руля стараюсь удержаться, не грохнуться здесь, на виду у автобуса: испугаю детей… что от меня останется на такой-то скорости?!