Валерий Фатеев - Город в законе: Магадан, триллер

Я поднес бинокль к глазам, и навел резкость. И в тот момент, когда лицо смотревшего из окна человека приблизилось на расстояние вытянутой руки, он медленно повернулся и пошел в глубину комнаты.

Я лег в постель и встревоженная моим отсутствием жена спросонья потянулась ко мне. Теплые ласковые руки обняли мою шею и запах родного тела окутал меня как вуаль…

— Ты хочешь? — шепнула она.

Я промолчал. Я совершенно ничего не чувствовал.

Происшедшее ночью расстроило меня больше, чем я ожидал. А ведь Харитон, напутствуя меня перед уходом из больницы, все предвидел и обо всем целую лекцию прочитал.

— Не хочу пугать вас, но предупредить обязан — чтобы потом не испугаться еще больше. Последствия такого шока могут быть самыми разнообразными… и страх, и нечто похожее на манию преследования. Потребуется длительное время на реабилитацию. Это со стороны психической. Долго будет беспокоить и нога. И как мужчина первое время вы будете испытывать дискомфорт. Задеты нервы и вы просто потеряли чувствительность в определенных зонах. Но не зацикливайтесь на этом, все остальные функции сохранены… А чувствительность — ведь это вас будет касаться, а не вашей женщины.

Помолчав, усмехнулся чему-то своему.

— А женщины, они ведь, в большинстве своем, эгоистки… дошло?

Ни черта до меня не дошло, но я кивнул головой. Потом разберусь.

Дважды навещал меня и старый мой кореш — еще с трассы, с Усть-Омчуга сдружились — полковник милиции Саша Борщев. Грузный, неповоротливый, сказывались годы сидячей работы, последнее время он возглавлял технический отдел в управлении, сам злодеев давно не ловил и это сказалось, он занимал почти полпалаты.

— Я интересовался твоим делом. "Глухарь". Но не стопроцентный. Тот бандюга сначала ушел по подвалу во второй подъезд, но почему-то вернулся, рискнул, пошел на такое… Вывод один — очень боялся засветиться, значит, за ним висит что-то капитальное. Второе — пацан, которого ты взял…

— Пытался, — перебил я его.

— Пытался взять, живет неподалеку. Он знал, что подвал не закрывается, знал, что есть проход в другой подъезд.

И третье — главную опасность представляешь сейчас для них ты. Только ты можешь опознать их. Так что будь поосторожней и никакой самодеятельности… Это тебе не при коммуняках вести журналистское расследование — голову враз свернут, а на телохранителей, насколько я знаю, ты еще не заработал…

И, судя по возрасту, пацан призывник и фотографию его можно найти в военкомате. Начнешь ковылять, попробуй.

— Легко сказать… их там тысячи, наверное.

— Поменьше. Призывник сейчас — вид исчезающий, как горный козел. Папы и мамы любыми путями отмазывают своих чад от армии.

Наверное, Борщев кому-то звонил и договаривался, потому что в военкомате необходимые документы мне предоставили без проволочек.

Памятуя о его предположении, что пацан живет или учится рядом со мной, я и начал рассматривать снимки тех, кто учился в соседней школе, училище или институте, обращая внимание на прописку.

— На третьем Десятке я его нашел.

Зря я грешил на свою память. Все точно — лицо, родинка, только на фотографии он был еще моложе — совсем дитя.

Я записал его данные… Жил он возле "Салюта", в ста метрах от моего дома. Учился в третьем училище на плотника, а практику проходил, должно быть, по подвалам.

Я вернулся домой и хотел уже было порадовать Сашу столь быстрыми результатами, но, прочитав свои записи еще раз, обратил внимание на фамилию. И не потому, что она была редкой, как раз наоборот — Сергеевых в городе не меньше сотни, наверное, а потому что был у меня в этом районе старый знакомый, мастер завода монтажных заготовок Сергеев Александр Сергеевич.

А будущего плотника и настоящего, а может быть, еще несостоявшегося насильника звали Александр Александрович.

И еще я знал, что незадолго до моей истории Сергей

Александрович тяжело заболел. Одни говорили туберкулез, другие рак легких.

Теперь я вспомнил, что как-то в бане, после нескольких рюмок, когда разговор зашел о нынешней молодежи, Сергей Александрович обмолвился, что сын его на учете в милиции — связался с какими-то темными личностями, от рук отбился, на все уговоры и советы дерзит… Скорее всего, я попал в точку.

Ситуация.

И я рассказал все, но не Борщеву, а Устинычу.

— Сколько ему? — переспросил он.

— Семнадцать.

— Я был на год моложе, когда меня привезли на Колыму. Статьи страшнее не бывает — пятьдесят восьмая "а", измена Родине. Слышал о лесных братьях?

Я кивнул. Бендеровцы.

— Ну да. Только представь себе глухое село и мне четырнадцать лет. И мать посылает тебе отнести еду в лес твоему брату. А там в лесу уже почти все твои ровесники и друзья и идеи, за которые им своих жизней не жалко, самые благородные — освобождение Родины от захватчиков. Ведь как ни крути, а в то время Советский Союз оккупировал Прибалтику. И тут же романтика, оружие… И повадился я в лес то в роли связного, то просто пропитание поставлял. Но в людей не стрелял, может, просто не успел. Быстро энкэвэдешники отряд тот размолотили и брат мой погиб тогда, а меня мать под печкой почти год держала, как поросенка. Может, как-нибудь потом оно бы и обошлось, да не выдержал я, однажды ночью выполз и на речку, порыбачить. Солнышко взошло я и разомлел, уснул прямо с удочкой. Соседка меня увидела…

Я помолчал, представляя, что он перенес в своей жизни. И какая сила духа потребовалась ему, чтобы не озло- бясь на мир, выжить и сделать себя как человека. Среди грязи лагерей, в унижении и бесправии, с вечным клеймом преступника… Его реабилитировали только через восемь лет.

— Так что тут я тебе не советчик, решай сам. Да мне кажется ты и решил. Просто утвердиться пришел в своем.

Я кивнул и Устиныч, кряхтя, полез за бутылочкой. Это означало, что официальная часть беседы закончена и сейчас хозяин начнет вещать, что и надлежало делать тайному советнику.

— … Вы, батенька мой, страдаете поздним зажиганием, иначе непонятно, почему проработав пять лет руководителем очень серьезного, на мой взгляд, предприятия — книжного издательства — только сейчас заинтересовались раскладом сил в городе. Она, политика, дело грязное, а мы, караси-идеалисты, очень руки боимся запачкать. Но ведь ты журналист и понимать должен, что без информации и решения никакого не примешь, впросак попадешь. Да, согласен, ты все равно его примешь, исходя из своих принципов, но ведь это большая разница — вслепую что-то делать или с учетом обстановки… Хоть последствия знать будешь.

Тут я с ним согласился. Господи, да семь раз на дню ломлюсь в открытые двери или, наоборот, стучусь туда, где и дверей давно нет — стена.