Анна Оранская - Сладкая жизнь

Черная филипсовская кофеварка уютно заурчала, нагревая воду, готовясь погнать ее сквозь мелко помолотый кофе из благоухающей свежевскрытой пачки «Чибо», прятавшей аромат в вакууме упаковки — и вот теперь, когда этот самый вакуум оказался нарушен, щедро насыщавшей им все окружающее пространство. Запах этот, всегда любимый, никогда не приедающийся, успокаивал — а то ведь умудрилась чуть ли не перевернуть всю кухню в поисках кофе.

Вот что значит нервы — утром ведь пила, была где-то банка, в которую пересыпала остатки предыдущей пачки, но так ничего и не нашла. Хорошо, на запечатанную наткнулась — и едва не проткнула себе руку ножницами, когда ее открывала. Она, впрочем, и не собиралась скрывать от себя, что по-прежнему нервничает — раздражения, может, стало поменьше, а нервозность не ушла никуда, только усиливалась, потому что присутствие чужого человека в квартире тыкало, дергало, стукало со всех сторон. А от запаха кофе стало чуть полегче.

— Кстати, те, кто так хотел с вами познакомиться, кажется, решили отложить встречу. — Длинная фраза с оттенком сарказма вышла у нее легко и естественно, несмотря на нервы.

Он внимательно смотрел на нее, пока она ставила на стол маленькую чашку с ложечкой на блюдце, сахарницу и молочник.

— Спасибо. А вы разве не выпьете со мной?

Она пожала плечами и вернулась через минуту со своей чашкой. Глядя, как он делает глоток, кивает головой, оценив, видно, вкус. И ей это понравилось — равно как и то, что он не налил себе молока. Она сама любила именно такой кофе — крепкий, черный, сладкий, — и он, похоже, разделял ее вкусы.

— Вы знаете… — Он подыскивал подходящее слово, но не нашел и рассмеялся. — Представляете, я даже не знаю, как вас зовут…

— А… — Ей хотелось спросить, какая ему разница, но решила, что в данной ситуации лучше быть вежливой. — Алла.

— А я Андрей. Вы знаете, Алла, у вас прекрасный кофе. Я вам очень благодарен. После этой суеты выпить чашечку кофе в обществе красивой женщины — чего еще желать?

Точно, именно тогда он в первый раз сказал про красивую женщину, а не когда дарил цветы. Но тогда она не среагировала, она ждала его реакции на ее намек по поводу того, что можно бы уже и убраться. И, не дождавшись, посмотрела на часы.

— Я понимаю, что я, наверное, засиделся…

Она замотала головой. Ей стало неловко, что он прочитал ее мысли, хотя только что сама хотела, чтобы он все понял.

— Я понимаю, что я, наверное, засиделся, — повторил он. — Но дело в том, что если их не видно из окна, это вовсе не значит, что они ушли. Кстати, у вас дом так стоит — как в западне.

Телефон пискнул тихо, но требовательно, и он схватил со стола трубку, в который раз поразив ее быстротой и незаметностью движений, и резкой сменой выражения на ожесточившемся лице, и потяжелевшими и похолодевшими глазами.

— Да! Ничего не надо, я в порядке. Нет, не видно. Через… — Он посмотрел на свои часы, блеснувшие золотом. Она еще подумала, что, может быть, они и вправду золотые — по крайней мере одет он был хорошо, дорого, наверное, хотя она себя к специалистам в этой области не относила. Толстый темно-зеленый пиджак на трех пуговицах, черные брюки, блестящие черные туфли, голубая рубашка в светло-зеленую полоску и темно-красный галстук. Непривычное сочетание — Сергей всегда предпочитал комбинации потрадиционнее, черное с белым, черное с серым, а тут нестандартно, но интересно.

Она почувствовала на себе его взгляд — то есть он его и не отводил, просто она забыла о нем, пока его разглядывала, — и только тут подумала, что, раз он говорит, ей лучше выйти, чтобы не услышать то, чего слышать не надо. И даже огорчилась — только подумала о нем в первый раз что-то хорошее, полностью успокоившись и забыв как-то, зачем он здесь, как тут же позитив сменился негативом. Но ведь и в самом деле — он сюда вперся без приглашения, а она еще выходить должна, чтобы он мог разговаривать спокойно.

Она отметила, что ей так лучше — воспринимать его негативно, как что-то очень опасное, и не забывать ни на минуту, что, может, это опасное и хорошо выглядит, но опасности это не уменьшает.

— Вы говорите, я пойду. — Она встала и тут же села обратно, усаженная его жестом, таким вальяжным, успокаивающим, словно это она была у него в гостях.

— Точный адрес… — Он посмотрел на нее, и она поняла, и он повторил за ней название улицы и номер дома, и то, что подъезд последний, а потом начал объяснять, как к подъезду подъехать. — Короче, покрутитесь, посмотрите, что к чему. Сразу не подъезжайте, тачки бросьте на соседней улице, пройдите мимо дома, кругом обойдите — мусо… эти в форме были, в масках, слепой заметит. Подъезд весь, сверху донизу. Я там на седьмом за мусоропроводом оставил кое-что. Понял? Проверишь все — отзвони…

Все это время он не отводил глаз от ее лица, и она подумала, что он смотрит на ее реакцию и ей лучше показать, что она ничего не слышит, пьет кофе и думает о своем. Точно ведь бандит какой-то — впрочем, она ни на секунду не поверила, что он бизнесмен, ну может, только на долю секунды. Зато теперь, когда поприсутствовала при том, как он отдает приказы своей шайке, все стало ясно. И еще стало ясно, что за мусоропроводом он спрятал какие-то улики против себя, оружие, может, или…

— Вот видите, как бывает. — Он усмехнулся, словно прочитав ее мысли, даже хохотнул скорее, коротким, веселым таким смешком. — Занимаешься себе спокойно бизнесом, платишь налоги государству, а потом партнер тебя подводит и, чтобы долги не отдавать, натравливает на тебя милицию. А теперь вот приходится давать указания службе безопасности, чтобы все-таки не оказаться в милиции и не доказывать, что ты не бандит. Представляете, как удобно — вместо того чтобы отдавать долги, сообщаешь милиции, что у тебя вымогают деньги, и намекаешь, что отблагодаришь. А честный бизнесмен вынужден бегать по чужим подъездам и просить убежища. И даже красивая женщина, предоставившая ему это самое убежище, кажется, считает его бандитом, потому что уверена, что честные люди ни от кого не прячутся. Я угадал?

Она кивнула, улыбаясь в ответ, но без его легкости.

— Вы замужем?

Вопрос был настолько неожиданным, что она застыла, судорожно гадая, зачем ему это знать. Хочет быть в курсе, придет ли кто-нибудь в ближайшее время, — но зачем? Ответы выпрыгивали один за другим, неприятные и даже страшные, и она уворачивалась от них, ища тот, который бы ей понравился.

— Я хотел узнать, когда приходит с работы ваш муж, чтобы уйти до его прихода…

— Обычно в шесть. — Она сказала это уверенно, не задумываясь, и ложь прозвучала как правда. Сергей приходил изредка в семь или в восемь, но в основном не раньше девяти. И о своих планах относительно возвращения домой не сообщал — просто приезжал. На работе был или ездил к каким-то знакомым — она не знала. Сам он рассказывал редко, а она не расспрашивала, зная, что раз сам не сказал, то и вопросы ни к чему. Бывало даже, что он звонил и говорил, что поедет на дачу и там переночует, — летом обычно, да и весной и осенью такое случалось. — Да, в шесть…