Джеймс Чейз - Том 12. Ты будешь одинок в своей могиле. Дело о задушенной «звездочке». Это не мое дело

Густое облако испарений стоит в воздухе. Небольшая кучка зрителей окружает боксеров. Одни тренируются с грушами, другие прыгают через скакалку — готовятся к состязаниям, которые устраиваются Олафом в конце недели в «Албетис-клубе».

Я пересекаю зал, направляясь в контору Олафа.

— Кого я вижу! Салют, Вик!

Хагсон, репортер спортивного еженедельника, пробирается через толпу и хватает меня за рукав.

— Ну, как дела? — интересуюсь я.

Хагсон — высокий тощий парень, циничного вида и довольно плешивый. Мешки под глазами придают ему болезненный вид, а лацканы пиджака покрыты пеплом от сигареты. Шляпа небрежно сдвинута на затылок, с толстых губ свисает сигарета.

— Пойди посмотри, Вик! — он показывает на ринг. — Негр сейчас выпотрошит Гюнтера. Это надо видеть! — Его маленькие блестящие глазки смотрят на мои кровоподтеки на шее. Это его очень интересует, он даже бросает сигарету.

— Интересно, кто это тебя так разукрасил?

— Оставь меня в покое, старина. Занимайся лучше своим негром, ладно? Олаф здесь?

— В своей конторе. — Он продолжает внимательно рассматривать мои синяки. — А убийца? Что нового? Я думаю, что это подлюга Ледбреттер… Он всегда шарит в дюнах, как змея, высматривая парочки. — Его глаза горят негодованием. — Один раз он нарвался на меня. Боже мой, ну и натерпелся же я страху — мне показалось, что это ее муж!

— Этим делом занимается Брендон. Адресуйся к нему.

— Эй, не уходи, — он снова хватает меня за рукав. — Кстати, тут есть одна куколка. У нее такое шасси — все курочки бледнеют от зависти. Я хотел узнать, кто она, но никто не говорит. А может, просто не хотят, чтобы я знал…

Я смотрю туда, куда он показывает, и первое, что бросается в глаза, это рыжие волосы. Потом худенькое личико с выступающими скулами и громадные глаза, осененные длинными ресницами, которые придают ее взгляду загадочность и заставляют подумать о многом. На ней разлетайка, обтягивающие брюки и ботинки от Бетти. Она сидит на скамье около ринга. С видом знатока смотрит на работу негра и каждый раз поджимает губы, если он делает что-то не так. Боясь пропустить интересный момент, она все ближе и ближе придвигается к помосту.

— Вот это уже кое-что! — замечаю я. — Почему бы тебе не заняться ею?

— Я предпочту сломать себе шею, — отвечает Хагсон. — Я как-то попытался атаковать ее, но она отразила мой натиск. У нее, видимо, очень сильный покровитель, если она осмеливается приходить сюда совсем одна. Она не неженка, эта девица…

Кто-то позвал Хагсона, и он отошел от меня. Я бросаю последний любопытный взгляд в сторону рыжей головенки и направляюсь в «контору» Олафа. Это крохотная комнатушка, прилепившаяся к стене. Внутри все заклеено фотографиями боксеров и красочными афишами. Олаф сидит за письменным столом, на котором выстроился целый ряд телефонов, — они почему-то никогда не звонят раздельно. За другим столом фальшивая блондинка старательно стучит на пишущей машинке.

— У тебя есть свободная минута для меня, или ты занят? — спрашиваю я, каблуком захлопывая дверь.

Олаф предлагает мне сесть. Он лыс, как яйцо, и весит никак не меньше жокея. Тонкая золотая цепочка от часов свисает у него с жилета, галстук небрежно наброшен на шею.

— Как поживаешь, Вик? — он изображает на лице приветствие. — Нет, я не занят… Здесь нечем заниматься, так что я полностью располагаю своим временем.

И сразу же, чтобы уличить его во лжи, три телефона начинают трезвонить одновременно, дверь открывается одним ударом, чтобы пропустить двух верзил, которые кричат что-то относительно формы, которую они хотят получить в день состязаний.

Верзилы так огромны и безобразны, что походят на двух гиппопотамов, но Олаф обходится с ними так, как будто они лилипуты.

— Найдите вуаль, болваны! — рычит он, и те поспешно ретируются. Потом хватает трубки двух телефонов и рявкает в них, что занят, хватает трубку третьего, слушает одну минуту, потом шипит: «Разорви свой контракт и выбрось за дверь», — после чего вешает трубку.

— Хочешь сигару, Вик? — он толкает в мою сторону коробку. — Что же это такое происходит? Я слышал разговоры про убийство. Я не знал эту девушку, но если тебя это огорчает, то огорчает и меня.

— Это была чудесная девушка, Олаф. — Я беру из коробки сигару. — Не будем больше говорить об этом. Ты немного знаешь Милса?

Он проводит рукой по лысой голове и, сделав гримасу, смотрит на фальшивую блондинку.

— Это очень распространенное имя. Как его фамилия?

— Он мне не представился. Красивый парень, лет двадцати трех — двадцати четырех. Умеет пользоваться своими кулаками. Быстр, как торпеда, и дерется, как профессионал, но у него нет никакой метки.

— Ты спрашиваешь, не знаю ли я его? — Он снова почесал голову. — Это Сезар Миле. Несомненно, это он. Если бы он не интересовался так женщинами, то давно бы уже стал чемпионом. Он начинал у меня. Никто не смог его побить. Я надеялся сделать из него чемпиона, но этот маленький кретин не пожелал работать. Он выиграл три встречи, а когда я предложил встретиться с людьми более сильными, он уклонился. Он ушел от меня месяцев шесть назад.

— Мы немного повздорили, — говорю я и поворачиваюсь так, чтобы он мог видеть мою шею. — Теперь он пользуется еще и ногами.

Олаф широко раскрыл глаза.

— Негодяй! Оставь его, Вик, он опасен. Тебе кажется, что ты уже победил его, а он в это время готовит новую ловушку. Даже и теперь я не уверен, что его можно побить. Я никого не могу выставить против него, разве более тяжеловесного парня, да и то не уверен в успехе. Где ты на него нарвался?

— Он сторожит Санта-Розу. Я приходил туда по делу, и у нас вышли небольшие разногласия.

— Сто-о-рож? — удивленно тянет Олаф. — Но он же набит монетой по макушку! Мы, вероятно, говорим о разных парнях!..

— Нет, о нем. Что заставляет тебя думать, что у него есть деньги?

— Но, черт возьми, его образ жизни! Он время от времени приходит сюда. Одет, как миллионер, а его синий с кремом «ролле», а дом на Кервуд-авеню, и еще не знаю что!..

Я вспомнил портсигар, который Миле вынул из кармана, но ничего не сказал.

— Никто не знает, откуда у него деньги, — продолжает Олаф. — Когда он пришел ко мне в первый раз, он был тощий и облезлый, как крыса. Странно… Может, он находится на привязи. Я его давно не видел. Больше месяца.

— Он увлекается женщинами, ты говоришь?

Олаф разводит руками.

— Я говорю? Он только слегка махнет рукой — и они падают штабелями. Вот так-то!

— Спасибо, Олаф, — я слегка потер шею. — Ты помнишь тот удар, которому меня научил Батлер? Так вот, с Милсом это имело такой успех, словно я ударил по резиновому мячу.

— Это меня не удивляет. У него замечательная реакция. Но если ты его тушируешь, он быстро выдыхается. Только это очень трудно исполнить…