Джеймс Чейз - Том 12. Ты будешь одинок в своей могиле. Дело о задушенной «звездочке». Это не мое дело

Я останавливаю машину в двух метрах от стража и предоставляю ему возможность полюбоваться моей персоной. Его взгляд, как рентген, пронзает меня. Я выключаю мотор и выхожу из машины.

— Я могу въехать или топать пешком?

Солнце играет на двойных воротах, отделанных хромом, и на полированных пуговицах его формы. Облака отражаются в лакированных раструбах его перчаток. Краги блестят, и я вижу свое отражение на носках его ботинок. Да, парень умеет сверкать. Он блестит, как новый пенс, и стоит столько же.

— Что ты сказал, Мак? — Он принимает независимый вид.

— Я спросил, можно ли мне проехать или придется идти пешком? — терпеливо повторяю я.

— Ни то, ни другое, — отвечает он и прислоняется к стене с усталым видом человека, не спавшего всю ночь. — Влезай в свою машину, Мак, и отправляйся обратно.

— Меня зовут Мэллой. У меня небольшое дельце к твоему хозяину… Поднимись к нему, малютка, и скажи, что я здесь. Увидишь, он меня примет.

Он снимает одну из перчаток, расстегивает китель и выуживает из внутреннего кармана портсигар из чистого золота. Неторопливо выбирает сигарету, прикуривает, затем водворяет портсигар на место, выпуская дым через нос. Все это время он рассеянно глядит вдаль и на губах его играет мечтательная улыбка.

— Никого нет, — он снова выпускает дым. — Влезай в машину и двигай отсюда.

— Это серьезно, — говорю я, как будто ничего не замечая. — Скажи своему хозяину, что он примет либо меня, либо полицию, и больше ничего.

Парнишка думает. Потом щелчком наманикюренного пальца отбрасывает окурок. Но этот жест не доставляет ему желаемого удовольствия. Он принимается носком ботинка рыть землю, но и это ему не нравится.

— Старик отбыл с час назад, — говорит он после некоторого раздумья. — И не спрашивай меня, куда он поехал. Я ничего не знаю. Может быть, он отправился путешествовать. Надеюсь, теперь ты отчалишь?

Становится ясно, что ворота он не откроет, и я только потеряю время.

Я возвращаюсь к машине и нажимаю на клаксон. Он смотрит, как я разворачиваюсь. Когда я отъезжаю на приличное расстояние, он входит в ворота и закрывает дверь.

Проехав вдоль ограды, я сворачиваю на проселочную дорогу, которая не просматривается из дома. Выключаю мотор и выхожу из машины. Ограда не очень высокая, и не нужно быть акробатом, чтобы взобраться на нее. Оказавшись по ту сторону, я падаю в клумбу с цветами.

Время около девяти часов, и у меня мало шансов натолкнуться на Натали Серф. Я не надеюсь, что ради меня она рискнет на необдуманный поступок, но попробовать все же следует. Место неплохое, есть где спрятаться. Дом отсюда далеко. Я двигаюсь не спеша, внимательно смотрю по сторонам. Мне не особенно хочется встречаться со стражем. У этого паренька наверняка есть нож. Прохожу мимо пруда, размеры которого позволяют проводить на его глади парусные регаты. Вид у него совсем заброшенный, но мне некогда раздумывать, почему: дом уже недалеко. Дорога от пруда выстлана каучуком, чтобы из дома можно было идти без обуви.

Поднимаюсь по ступенькам и оказываюсь на террасе, которая опоясывает дом. Я прячусь за рододендронами и наблюдаю за фасадом — не видно ли там какого-нибудь движения. Затем выхожу из своего укрытия и пересекаю террасу. Посреди этого огромного пространства я чувствую себя приблизительно так же, как парень, кричавший «Да здравствует война!» на конгрессе в защиту мира. Нет машин в гараже, нет боев-филиппинцев, которых можно заставить говорить, нет лакея, чтобы он принял у меня шляпу. Я набираюсь храбрости и оказываюсь в лоджии.

Она здесь, в своем кресле на колесиках, закутанная в кимоно желтого цвета. На коленях у нее блюдо с салатом и тостами, намазанными маслом. Она смотрит прямо перед собой таким взглядом, каким обычно смотрят люди, привыкшие к одиночеству. Моя тень надает на ее ноги. Она, не поднимая головы, косит глазом… Ее безразличие улетучивается, уступая место ярости. Она сжимает тонкий рот и кладет на тарелку тост. Ее голова по-прежнему неподвижна, только ресницы поднимаются, и она смотрит на меня.

— Здравствуйте, — я снимаю шляпу. — Меня зовут Мэллой. Возможно, вы помните меня.

— Что вы здесь делаете? — Она выпрямляется, как струна, и смотрит исподлобья.

— Пришел повидать вашего отца, — я подхожу к двери, откуда можно будет увидеть приближение неприятеля. — Он здесь?

— Миле вас впустил? — ее глаза необыкновенно жестки для девушки ее возраста.

— Миле — это тот паренек, крытый никелем, который сторожит входную дверь? Тип, у которого такие красивые пуговицы?

Два красных пятна появляются на ее щеках. Губы поджимаются.

— Как вы вошли сюда?

— Через ограду, — мрачно отвечаю я. — Давайте-ка не будем портить такое чудесное утро ссорой. Я хочу видеть вашего отца.

— Его здесь нет. Прошу вас уйти.

— Не могу ли я повидать миссис Серф?

— Ее тоже нет.

— Жаль. У меня совершенно случайно оказалось ее бриллиантовое ожерелье…

Вилка, которую она сжимала в руке, падает на блюдечко.

— Уходите прочь! — говорит она, повышая голос и наклоняясь вперед.

— Я хотел вернуть колье, — продолжаю я. — Оно стоит достаточно дорого. Вы не скажете, где я могу найти миссис Серф?

— Я ничего не знаю, и меня это не интересует! — она срывается на крик. — Убирайтесь, или я прикажу вышвырнуть вас!

— Я не хочу вам докучать, но все гораздо серьезнее и опаснее, чем вы можете себе представить. Ваш отец нанял одного из моих агентов — женщину, чтобы следить за своей женой. Во время работы агента убили. А ожерелье молодой жены вашего отца было найдено в комнате этой несчастной девушки.

Она неожиданно поворачивается, из кармана кимоно достает портсигар и зажигалку. Закуривает, спрятав от меня лицо.

— Дела миссис Серф меня не интересуют, — говорит она спокойным тоном. — Я прошу вас уйти.

— Я думал, может, вам интересно знать, что полиция пока не обнаружила ожерелья, — небрежно говорю я. — Если бы миссис Серф была здесь, я смог бы ее успокоить.

Она бросает на меня острый взгляд. Ее бледное лицо лишено всякого выражения. Она собирается что-то сказать, но раздумывает. У нее в этот момент вид кота, который чует приближение мыши. Я поворачиваюсь. Миле стоит прямо за моей спиной. У него довольный вид. Эта уверенность в себе заставляет меня приготовиться к худшему и лишний раз пожалеть о том, что я встречаю его только голыми руками.

— Ах, ты здесь, Мак? — шипит он. — Я же, кажется, сказал тебе отчаливать!

— Выгоните этого человека! — бросает Натали резким голосом. — И проследите, чтобы ноги его больше здесь не было.

Миле бросает на меня косой взгляд и издает легкий свист.

— Не беспокойтесь, — уверенно заявляет он. — Больше он здесь не появится. Пошли, Мак, прогуляемся до двери!