Наталия Костина-Кассанелли - Яд желаний

— А когда это было?

Бомж снова поскреб под шапочкой и наморщил лоб.

— Да… примерно в это же время, в прошлом году. Весной. Точно, в аккурат после Пасхи. Красная горка была, я ж говорю — поминанье собирать ходил. А вам что, интересно? Вы, случаем, в газеты не пишете?

— Вроде того, — засмеялась Катя.

— О, так вы приходите! — Бомж широко повел рукой в сторону двора, как будто приглашая Катю в собственную гостиную. — Я вам таких историй понарассказываю!

— Хорошо, — согласилась Катя. — А звать вас как?

— А Володей меня звать.

— Ну а я Катя.

— Вот и познакомились, — обрадовался бомж Володя. — Я ездить далеко не люблю, всегда где-нибудь в вашем районе, неподалеку… Район у вас хороший, — с легкой завистью в голосе пояснил он. — Подвалы большие, чистые. Грибочки вот красят… Вы, Катя, если что еще выбрасывать будете, так в ведро не ложите, — спохватился он. — А ложите вот тут, на кран пожарный. Тут собаки не достанут, а я буду идти и прихвачу.

— Ладно, — согласилась Катя, — только у меня редко что… портится.

— В газете платят плохо? — посочувствовал Володя.

Сегодня я не пошла в театр. Вчера у меня ничего не получалось. Не было настроения, голоса — ничего не было. Бывает так, что ничего не выходит. Как не вышло полгода назад с партией Марфы. Я давно хотела спеть Марфу в «Царской невесте» [21] «Царская невеста» — опера Н. А. Римского-Корсакова; Марфа, купеческая дочь, — одно из главных действующих лиц оперы. и с нетерпением ждала начала репетиций. Мысленно я пела ее уже много раз, но… как только я начала пропевать партию, почувствовала, что не готова к ней. Не получается. И не потому, что партия Марфы — сложная, нет, с голосом у меня все в порядке. Я чувствую, что, несмотря на все перешептывания за спиной, мой голос с возрастом становится только лучше. Нет, дело было совсем не в этом. Просто я знала, что сначала нужно самой пережить много страданий, несчастную любовь, измену… быть на грани смерти и безумия. Но разве у меня в жизни всего этого не было? Разве сейчас я не на грани смерти? Не на грани безумия? Разве то, чем я занимаюсь сейчас, можно назвать нормальным? И тем не менее я не смогла спеть Марфу так, как я ее представляю. Я, взрослая женщина, не смогла справиться с ролью юной девушки. Я не смогла бы передать того одиночества, отрешенности от мира, когда находишься внутри и одновременно ощущаешь себя вне бытия… Слабая, хрупкая девушка, на которую несчастья сыплются одно за другим… Столько горя сердце просто не может вынести… У меня самой останавливается сердце, когда я думаю об этом, и тогда я не могу петь, задыхаюсь… Для меня это не просто слова и музыка… это можно петь, когда сама пройдешь через огромные душевные терзания… Ну а я, наверное, жила слишком спокойно, слишком счастливо… до недавнего времени. Но все-таки то, что происходит со мной сейчас, — это слишком мало… слишком мало… Чтобы петь Марфу, нужно очень много страдать. Нужно пережить какое-то большое потрясение. Я старалась представить себе, что чувствовала Марфа, но ничего не получалось.

Я отказалась петь. Объяснила, что Марфа — это не для меня. Андрей смотрел на меня таким тяжелым взглядом… Я думала, что он, как всегда, даст волю своему языку, но он ничего не сказал. Однако я видела, что он был крайне раздражен и недоволен. В последнее время у нас с ним очень напряженные отношения. Он явно чего-то от меня ждет. Иногда я ловлю на себе его вопрошающий взгляд, мне кажется, он понимает, что со мной творится, и даже хочет помочь. Но он молчит, отворачивается и проходит мимо. А сама я ничего не хочу спрашивать, хотя и чувствую — у него нет никого ближе меня. Мы с ним — родственные души, способные понять друг друга без слов. Понять и даже простить…

И сегодня у меня уже просто не осталось сил встать и идти в театр. И потом, меня измучили эти сны. В последнее время я вижу очень странные, выворачивающие душу наизнанку сны. После них я просыпаюсь с колотящимся сердцем, совершенно разбитая. Вчера я много работала, вернулась из театра поздно и долго не могла уснуть. Честно говоря, просто боялась погрузиться в сон и снова увидеть нечто запредельное… предупреждение… обращение… неизвестно что. Потом решила принять снотворное — с ним как-то легче засыпаешь, словно проваливаешься, и ничего не испытываешь…

Утром я проснулась вялая и долго лежала, чувствуя себя совсем больной и несчастной. Даже лекарство не помогло, и мне все равно приснился очередной сон. Это сновидение каким-то удивительным образом соотносилось со всей моей прошлой жизнью, с моим самым близким человеком и с музыкой.

Я лежала и вспоминала… Удивительно, но картинки из моего прошлого были как будто не моими собственными, а подсмотренными фрагментами чужого существования. Поэтому вместо того, чтобы сварить себе кофе и начать работать, я достала из шкафа старый альбом, долго рассматривала фотографии и удивлялась. Неужели когда-то я была этой смешной маленькой девочкой с нотной папкой в руках? Неужели когда-то я была счастлива? И как вычислить тот момент, когда мою жизнь начал отравлять этот страшный яд несбыточных желаний? Может быть, если найти эту точку отсчета, то можно повернуть время и судьбу вспять?

Но сон, который в этот раз был цветным и очень отчетливым, продолжал будоражить мое воображение, хотя в нем, по сути, не было ничего необычного, ничего сверхъестественного… это был странный сон, не кошмар, просто видение, не более того. Фрагмент прошлой жизни, где еще жива была бабушка. Мы с ней непременно раз или два в год ходили смотреть «Зеркало» Тарковского. Этот фильм изредка показывали, но не в обычном кинотеатре, а в небольших уютных зальчиках Дома актера или Дома учителя. Билеты бабушка всегда покупала заранее. И время почему-то всегда было одно и то же — или ранняя весна, или поздняя осень, а в день, когда мы шли смотреть фильм, обязательно шел дождь. Бабушка любила Тарковского, особенно «Зеркало». Мне больше по душе были «Солярис» и «Иваново детство», где события имели причинно-следственную связь и были пусть не слишком простыми, но довольно предсказуемыми. А на «Зеркале» я не пыталась связать увиденное воедино, я просто впадала в какой-то транс и смотрела этот фильм так, как смотрят сны, — невозможно проснуться и невозможно что-либо изменить. Вот и сегодня я просто не могла проснуться. А снилась мне всего-навсего трава — густая, нескошенная трава, только трава, без цветов. Целое море травы, которую ветер гонит волнами, как воду. Ветер очень сильный — я знаю, что он может ломать деревья… Но на поле, где я стою, нет деревьев. Там только трава. И она стелется, ложится, ходит волнами. Она играет с ветром. А я его боюсь . Хотя он каким-то образом обходит меня. Там, где я стою, ветра нет. Я слышала о таком понятии — «окно урагана». Посреди урагана есть место, где все тихо и спокойно. И я нахожусь в таком окне, но знаю, стоит сделать только один шаг вперед — и меня поднимет, унесет, разобьет о землю… Был ли этот сон предупреждением о чем-то? Я не знаю… Но я проснулась вся в слезах и почувствовала, что никуда сегодня не пойду. Я была так разбита, как будто действительно всю ночь упрямо шла против ветра.