Наталия Костина-Кассанелли - Яд желаний

— Я вам передачку оставила и записку, ну, как всегда. А ее ваша знакомая взяла. Танька-косая.

— Ну, вша прыткая! Кругом залезет! Любопытство ее и сгубит, как пить дать!

— Вот от нее и узнала, что вы в больнице. Поговорить мы можем?

Бомж Володя покосился по сторонам. Соседи уже проявляли к ним интерес.

— Давайте в коридор выйдем? — Он ловко сбросил загипсованную ногу с кровати, прихватил костыль и поскакал к выходу.

— А может, лучше в ординаторскую? Я договорилась, они нас пустят поговорить.

— Катя, вы, наверное, из милиции, а не из газеты? — догадался Володя. — Журналистов с бомжами в ординаторскую не сильно впускают.

— Из милиции. — Катя кивнула. — И у меня к вам важное дело, Володя.

— Ну, важное так важное.

Катя открыла дверь кабинета, и Володя проскакал внутрь. Лечащий врач, который любезно предоставил Кате эту услугу, встал со своего места.

— Если можно, я вас потом позову, — сказала ему Катя.

— А что случилось-то? — Крайне заинтригованный, Володя прислонил костыль к стене.

— Володя, вы двор, в котором тортик нашли, сможете показать?

— Какой тортик? — удивился Володя.

— Тортик, от которого Леонид Иванович Водолажский умер.

— Так он все-таки от тортика того скопытился?

— Похоже на то.

— Ну, дела… — Володя покрутил головой. — И я, выходит, мог от этого тортика помереть?

— Могли, — подтвердила Катя.

— Так он что, действительно был того… несвежий?

— Не буду от вас скрывать, скорее всего, он был специально отравлен.

— Неужто это именно нас с Ленькой хотели отравить?! — ахнул бомж. — Чего мы им сделали? Ну, понимаю, бездомные мы… воруем… иногда. В мусоре роемся. Ну, воняет от нас… Но мы ж никого не убиваем! Не травим! Детей маленьких в помойку не выбрасываем… как мамаши некоторые!

— Вы женщину, которая этот тортик вынесла, узнать сможете? — спросила Катя.

— Давно уже это было… — засомневался Володя.

— Хотя бы сказать — молодая, старая, сможете?

— Молодая вроде… Да нет, не может быть! Что ж это она… людей живых травить! Пусть мы никому не нужные, но зачем же нас, как крыс в подвалах! Леня… что ж, Леня дрянь был человек! Свои родные от него отказались, но все ж душа живая. Жил… никого не трогал… Ну, жадный был, так у кого их нет, недостатков-то? Что ж, разве те, кто на машинах дорогих раскатывает, не жадные? Депутаты да власти наши дорогие… да они в день больше воруют, чем мы с Леней за всю жизнь!

— Посмотрите. — Катя выложила на стол фото всего театрального коллектива.

Володя медленно просматривал фотографию за фотографией, решительно откладывая в сторону те, которые явно не вписывались в образ доброго ангела, угостившего бомжа Водолажского последним в его жизни тортиком.

— Не эта… и не эта. Это — бабка старая какая-то… А это вообще мужик… Вот! — вдруг вскричал он. — Она это была! Ну, точно!

— Точно? — засомневалась Катя. — А не эта?

— Нет, что не эта, сто пудов. Нет, я ж помню — она это была. Не каждый день тортики нам выносят… с ядом. Души у нее нет…

— А адрес вы помните? Где это было?

— Адрес я помню! Конечно! Я ж там два года обитал, старожил, можно сказать. Пишите… — И Володя продиктовал адрес дома Ларисы Федоровны Столяровой.

— Здравствуйте, Катерина Михайловна!

— А, это вы, Катенька! — Женщина улыбнулась ей уже как старой знакомой.

Из коридора с писком выкатился какой-то крохотный мохнатый клубок, остановился на полшага от Кати, поднял вверх голову и нерешительно тявкнул. Глаза у него были как пуговицы, а одно ухо — черное. Катя засмеялась и присела на корточки.

— Ух ты, какой!

— Да, хороший… А вы, наверное, снова к Анечке? Она, я видела, еще с утра ушла.

— Нет, я как раз к вам, Катерина Михайловна.

— Милости прошу.

Катя осторожно, боясь наступить на мохнатое чудо, переступила порог. Хозяйка подхватила щенка на руки.

— Вот… Тосику недавно девять дней было, как раз вы и приходили, помните? А назавтра я к нему на могилку пошла. Обратно возвращаюсь — девчушка какая-то в метро стоит: отдам, говорит, в хорошие руки. Ну, я и купила его у нее.

— А зачем покупали, если в хорошие руки отдают?

— Живую душу за так брать нельзя. Обязательно нужно денежку дать. Ну, я и дала ей десятку… на мороженое. Я думаю, Тосик только рад будет, если я его возьму…

— Конечно! — поспешила заверить хозяйку Катя.

Она понимала. Когда в душе поселяется огромная пустота, с этим невозможно жить. Природа не терпит вакуума. И чтобы кровоточащая рана затянулась быстрее, ее врачуют. Но лечат душевные раны по-разному. Одним невозможно не любить. Наверное, другим точно так же невозможно не убивать…

— А как его зовут? — спросила она, протягивая щенку руку.

Он тут же подбежал, смешно обнюхал ее пальцы, тычась черным мокрым носом, а потом попробовал прикусить их зубами. Зубы у него были мелкие и очень острые, как иголки. Катя ойкнула и, засмеявшись, подхватила щенка под толстое теплое пузо. Он с удовольствием дал усадить себя на колени и тут же нашел занятие — стал теребить и тянуть к себе кончик носового платка, торчащего из кармана джинсов.

— Ах ты, разбойник! — прикрикнула на него хозяйка, и он на мгновение притих, а потом снова возобновил свои игры. — Такой непоседа… Я сначала хотела его тоже Тосиком назвать, но потом как-то передумала. Решила Семеном. Сема, Семочка… По-моему, хорошее имя.

Услышав кличку, Семен тявкнул и вопросительно посмотрел хозяйке в глаза.

— Знает уже! — удивилась Катя.

— На редкость смышленый. Нужно ему игрушек купить. Я же все Тосиковы вещички выбросила, чтобы зараза, не дай бог, к нему не прицепилась. И чистоплотный какой! — похвалила питомца женщина. — Мы с ним пока на улицу не ходим, я его на газетку приучила. Вот прививки сделаем, ошейник, поводок купим — тогда и гулять пойдем. Правда, Семочка? — Правый, главный, карман ее одежды уже не пустовал — туда насыпан был специальный сухой корм, который можно было давать щенку. И так же, как карман, полны были радостью ее душа и сердце…

Кате нужно было переходить к тому щекотливому делу, по которому она пришла, но она все не могла решиться. С чего начать? Однако хозяйка сама спросила ее об этом:

— Так по какому поводу вы ко мне, Катенька?

— Мне очень неприятно вам такое говорить, Катерина Михайловна, но, боюсь, ваш Тосик умер не своей смертью.

— Как?! — Хозяйка, хлопотавшая с чайником у плиты, буквально рухнула на стул.

— Его отравили.

— Не может быть… Я всегда слежу… Когда у нас в подвале крыс травят, я всегда загодя узнаю, мне дворничиха говорит. Я тогда его гулять в парк вожу… водила… Господи!..

— Мне очень жаль, но, я думаю, вы в этом не виноваты.

— А кто же виноват?! — Слезы заструились по немолодому морщинистому лицу. И впервые в жизни эта женщина перепутала карманы — вместо того чтобы достать из привычного места носовой платок, ее рука бесцельно шарила, натыкаясь на очки, пульт от телевизора, ключи, квитанции, валидол… Она машинально достала таблетку и сунула под язык. Маленький кудлатый комок у Кати на руках, видя горе хозяйки, отчаянно завертелся, заскулил и, нетерпеливо перебирая крохотными лапками, почти сполз с колен, готовясь перепрыгнуть к тому человеку, которого он будет боготворить и которому будет предан до самого конца своей жизни…