Дарья Дезомбре - Ошибка Творца

В дверь тихо постучали.

— Войдите. — Калужкин поднял глаза, и лицо его вдруг неуловимо изменилось, став мягче и — спокойнее.

В дверях стояла Бронислава с чашкой кофе.

— Здравствуйте, простите, что помешала, — произнесла она, едва взглянув на Машу, и, пройдя, поставила чашку горячего кофе на стол перед Калужкиным. Маша переводила взгляд с одного на другого. Броня едва заметно кивнула, будто выполнила одной ей знакомый ритуал. Калужкин в ответ улыбнулся, но спасибо не сказал, а лишь молча проводил ее глазами. «Странно, она не предложила мне кофе, — подумала Маша. — И еще — я, похоже, ошиблась. Что-то поменялось. И очень серьезно. Только вот — что?»

Впрочем, вряд ли ей расскажет об этом Калужкин. Маша попрощалась и уже направилась было к выходу… Но на пороге не выдержала, обернулась: ей было неприятно, что этот взрослый, умный и добрый человек так себя с ней ведет.

— Очень жаль, что вы не хотите сказать мне правды, — сказала она, держась за ручку двери. — Я уверена, что вы знаете о той давней истории много больше, чем говорите. Если все так, как я думаю, то в списке Шварца, среди неопознанных инициалов, фигурируют еще две будущие жертвы. И в этом случае ваше молчание сейчас, здесь, является преступлением.

Но Калужкин лишь молча смотрел на нее, и Маша не могла увидеть — слишком отсвечивали очки — выражения его глаз. И, сама себе кивнув, она вышла и тихо прикрыла за собой дверь.

Социальная инженерия — вот был наш «ответ Чемберлену», сиречь евгенике. Помните — «инженеры человеческих душ»? В отличие от евгеники, проросшей из теории видов и параллелящей выведение идеального человека с выведением лучшей породы скота, тут сравнением выступали машины. С человеком можно разобраться так же, как с неорганическим материалом, будь то станок или любой другой механизм. В 20-х годах в Стране Советов это было основной идеей — создание нового советского человека. На это работали книги для детей и юношества, кино («для нас важнейшим искусством…»), пламенные ораторы на митингах и даже — новая архитектурная мысль, с общими кухнями, красными уголками, библиотеками-читальнями. В некотором роде они преуспели — таких людей, как в 20-е, больше действительно «не делают». Но ошибочно думать, что мы были одиноки — социальная инженерия процветала во многих авторитарных режимах: в Китае эпохи «культурной революции», у «красных кхмеров» в Камбодже. Но особенно любопытно, как причудливо сплетаются меж собой евгеника и социнженерия в современном обществе. И где бы вы думали? В Сингапуре.

За последнее время она отлично усвоила манеру бессмысленно таращиться в телевизор. Что бы в нем ни мелькало и ни суетилось: романтическое кино, ток-шоу или новости. Звонок раздался около половины двенадцатого ночи, и Надя, вздрогнув, нащупала на одеяле мобильник. Номер, высвечивающийся на экране, был ей незнаком.

— Да? — Любопытно, кто может ей звонить в такое время?

— Вы — дочь Бориса Шварца? — спросил мужской голос.

«Журналист, — подумала она. — Из какого-нибудь желтого листка. Обнаглевшие стервятники». И хотела уже было повесить трубку, как…

— Имена Елисея Антонова, Алисы Канунниковой и Ираклия Джорадзе вам о чем-нибудь говорят? — вдруг с растяжечкой, с ленцой, проговорил голос.

— Кто вы? — произнесла она после паузы.

— Имя мое вам вряд ли что-нибудь скажет, но не бойтесь — мы из одной команды, — хохотнул неизвестный. — Давайте-ка лучше встретимся и побеседуем. Так сказать, с глазу на глаз.

Надя помолчала.

— В людном месте, — наконец сказала она.

— Без проблем. Только прямо сейчас. Я человек занятой, и весь день у меня плотное расписание. Как вы относитесь к «Макдоналдсу»? Я не имею в виду кухню, — Надя услышала, как он усмехнулся, — а в качестве безопасности места называйте любой, я подъеду.

— Арбат, — сказала она, уже садясь на кровати. — Я там буду через час. Как мне вас узнать?

— Вам не надо меня узнавать, — снова усмехнулся неизвестный. — Я сам вас узнаю.

Наде потребовалось меньше пяти минут, чтобы надеть все то, что кучей было свалено рядом с постелью. Мятое, но наплевать. Вряд ли кто-то станет ее рассматривать в круглосуточном «Макдоналдсе».

Еще через сорок минут она оказалась на месте. Оглядев зал и не увидев среди немногочисленных посетителей никого, кто мог бы соответствовать голосу уверенного в себе молодого мужчины, явно не привыкшего ходить по забегаловкам, Надя вздохнула — что ж, подождем. Нелепо просто сидеть за пустым столом, и она встала, рассматривая предложения гамбургеров на экранах над кассой. И вдруг поняла, что не на шутку проголодалась — к черту снобизм и воспоминания о лобстерах!

— Я хочу бигмак, — сказала она молоденькому рыжему продавцу в красной кепке набекрень. — И картошку. И кока-колу.

И вскоре оказалась с подносом, нагруженным фаст-фудом, за столиком, с которого открывался отличный вид на входную дверь. Сладострастно развернув вощеную бумагу и выдавив внутрь целый пакетик кетчупа, она открыла пошире рот и откусила от гамбургера почти треть. И тут увидела его — высокого человека в кепке — только не красной с золотым логотипом, как тут было принято, а черной. И абсолютно не подходящей к дорогому костюму, в который мужчина был одет. Надя, продолжая жевать, усмехнулась про себя: конспиратор хренов! А тот, быстро оглядев зал, направился к ней.

— Это я вам звонил. — Он сел на стул напротив, с недоверием оглядев содержимое ее подноса. Надя кивнула — рот был забит гамбургером.

Незнакомец оказался похож на мультяшного героя русских сказок, как их любят теперь рисовать, взяв кальку с диснеевских принцев и добавив славянского колорита.

— Я вас знаю, — наконец смогла произнести Надя. — Что-то, связанное с политикой, нет?

— «Единая Россия», — кивнул мужчина. — Молодые кадры — надежа нашей родины. Но мы сейчас не об этом.

— Не об этом, — согласилась Надя и, выудив из бумажного пакетика картофель фри, отправила в рот. — Откуда вы знаете о…

— Об остальных? — Он скорчил гримасу. — Моя мать работала с вашим отцом. Акушеркой в том роддоме. Золотые, так сказать, руки. Вынимала вас, кстати, из материнской утробы.

— Что? — Надя смотрела на него во все глаза.

— И вас, и Ираклия, и Елисея, и Алису. Насколько я понял, у нас есть еще одна сестра по несчастью.

— Сестра?

— А вы что, не в курсе? Мать, знаете, всю юность была ужасной дурнушкой и безумно переживала по этому поводу. В нашей стране и красивые-то женщины не больно кому нужны, а страшненькие — это уж почти стопроцентный билет в старые девы. Но ваш отец очаровал ее не на шутку — и сам, как интересный мужчина, и его эксперименты по выведению «идеального малыша». Мама очень хотела ребенка, но не желала ему такой, как у себя, судьбы, а ваш папа…