Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1870 – 1874

– Она всегда такая?

Девушка обернулась, словно боялась, что ее могут услышать, поэтому только кивнула головой и мило улыбнулась.

Зато дворник оказался более разговорчивым:

– Аграфена? – Поначалу посмотрел он недоуменно на Мишу, – Аграфена Иванова, говорите? Нет, не помню… Груша? Так бы сразу и сказали, а как же помню, красивая девица, кровь с молоком, так и хотелось ее пощупать, – он подмигнул Жукову, – вся ладная, аппетитная. Месяца три помучилась у барыни со второго этажа, – этот тоже не стал называть фамилии, видно, побаивались ее не в шутку, – у нее, – он кивнул через плечо, – никто долго не задерживается. Грушка та и на что спокойная, да и та не выдержала придирок, хотя сказывали, что барыня заметила, как ее в темном углу молодой барин намеревался поцеловать, а может Грушка сама ушла, ведь после нее троих на двор выставили и всех с брюхом. постарался барин, хотя слухи пустили, что они на стороне сами нагуляли. А как тут нагуляешь, ежели из квартиры не выпускали. Святым духом, что ли? Не, больше я ее не видел… Запомнил? Так красивую деваху грех не запомнить.

У второй хозяйки Аграфена Иванова пробыла в служанках два года, пока та не уехала за границу, резонно решив, что там найдет себе иностранку в услужение и нечего будет с собой свою таскать. Она возвратилась домой на месяц, чтобы уладить какие—то семейные дела, еще день—два и не поговорил бы с ней Жуков.

– Помню, Грушу, помню, – хозяйка и не стремилась показать, что забыла свою прежнюю прислугу, – в служанках я ценю опрятность и аккуратность, а она и была из таких. Мне жаль с ней расставаться, но довелось, мой муж настоял, что за границей мы должны начать новую жизнь, понимаете, новый дом, новая обстановка и новые слуги. У Груши со старого места была нелестная рекомендация, но мне девушка понравилась и поэтому я не стала ей отказывать от места, тем более, что другая на ее месте обязательно бы сказала, что рекомендации не имеет, а не дала бы ту, которую имела.

– Выходные дни вы ей давали?

– Два раза в месяц, – она произнёсла, как будто вручила награду.

– Скажите, а вы не запрещаете, чтобы к вашей прислуге приходили гости?

– Нет, я не была против, но чтобы прислуга тоже знала свое место, нельзя распускать, поэтому несколько раз в месяц разрешалось.

– Вы видели, кто к ней приходил?

– Только один—два раза молодой человек.

– Высокий худой с красивым лицом?

– Да, мне он напомнил древнего римлянина. я поинтересовалась у Груши, кто это. Она ответила, что жених.

– Часто он бывал?

– Михаил Силантьевич, я уже вам сказала, что запрещала часто бывать у нас посторонним, а видела его, об этом уже говорила, раз или два.

– Письма Груша получала?

– Извините, но за перепиской своей прислуги я не слежу.

– Не помните, как звали молодого человека? – Хозяйка поморщилась, – может быть, Груша хотя бы раз произнёсла его имя?

– Не помню, постойте, кажется, Семен.

Оказывалось, что Аграфена из трех лет, проведенных в столице, согласно справки, из Адресной Экспедиции, полгода неизвестно на что жила, но паспорт выправлен правильно и открепительные талоны находились на месте

Любопытно, мелькнуло у Миши, весьма любопытно.

Жуков все—таки решил дождаться Пожарского, хотелось самому задержать преступника и хотелось, чтобы непременно им оказался Семен, чтобы сгладить вчерашнюю оплошность.

Надворный советник был крайне удивлен, когда из дома выпорхнула Дарья Ельская под руку с кавалером. Ее лицо светилось от счастья, и она не сводила восторженных глаз с высокого худощавого молодого человека с усами на лице и в черном пальто. У Ивана Ивановича даже екнуло сердце в предчувствии развязки расследуемого дела.

Но сразу же пришла другая мысль, что вот так в открытую, не таясь, разъезжать по городу, это надо быть либо полным идиотом, либо непричастным к покушению. Выходило второе, но сведения необходимо собрать, чтобы потом не возвращаться к этим персонажам разыгравшейся трагедии.

Штабс—капитан умудрился разговорить одного из приятелей Александра Ельского, ведь подозрение должно либо быть подкреплено доказательствами, либо отметено в сторону, как несостоятельное.

– Что Сашка? Азартен до крайности, может от этого и успехи его, надо делать любую работу, чтобы в пример ставили, иначе не может. Если в обучении, так в первых рядах, если доклад, так чтоб все языками цокали. А вот в другом, – приятель замолчал, то ли с мыслями собирался, то ли не хотел говорить, но понизил голос и почти в самое ухо прошептал, – в карты, так либо пан, либо пропал. Все, что есть в карманах в банк или сорвет, или без гроша. – Засмеялся, – тетка у него ужас, как до него неравнодушная, за сына почитает, его деньгами и потчует. Долги? А у кого их нет? Способен ли он на поступок? Наверное, даже уверен, что ради цели он на многое пойдет. Убийство? Кто его знает? Может и пойдет, вот намедни, проиграл, – и он назвал сумму на ухо штабс—капитану, – так на следующий день все до полушки отдал, ибо считает честь превыше «бумажного хлама», как он отзывается о деньгах.

Вечером агенты явились почти в одно и то же время на доклады Ивану Дмитриевичу, вроде бы не сговаривались, но так получилось. Первого начали слушать самого младшего – Жукова.

– Про Аграфену Иванову плохого ничего бывшие хозяева не сказали, только аккуратна, следит за чистотой, работает на совесть, – Миша припомнил первую даму и улыбнулся от того, что живут же такие барыни на свете, – но самое любопытное, что к ней давно захаживает некто Семен Пожарский, уроженец тех же мест, откуда и Аграфена. Я дождался этого молодого человека, и его портрет подходит под описание госпожи Быковой. Все сходится, он знал, где лежат деньги, видимо, от невесты, которой считается Иванова, знал, что в доме купчиха будет одна. Я думаю, можно его арестовывать и предъявлять для опознания.

– Хорошая новость, – кивнул головой Путилин.

– Я бы так не торопился, – подал голос Соловьёв, – сегодня мне довелось увидеть новое увлечение Дарьи Ельской, по сходству описанного купчихой портрета он очень походит на злоумышленника, поэтому стоит и его взять в расчет, хотя я сегодня наблюдал вполне идеалистические сцены между госпожой Ельской и молодым человеком, там нет ни намека на встревоженность.

– Вы выяснили, кто этот ловелас?

– Серафим Веревкин, двадцати шести лет, мещанин из Выборга, нигде не служит, живет на счет госпожи Ельской.

– Его мы тоже предъявим госпоже Быковой, этим займусь сам.

– Где проживает Веревкин?

– В квартире Ельской.

– Хорошо, что у вас, Василий Михайлович?

– Александр Ельский, по словам приятеля, азартен, много времени проводит за карточным столом, иногда проигрывает значительные суммы, но сразу же возвращает. Имеет долги в магазинах, где покупает платье, но там зная, что он всегда расплачивается с процентами, открыли неограниченные кредиты. По словам того же приятеля, способен в крайнем случае и на жестокость, это я к тому, что Ельский может быть организатором неудавшегося покушения.