Фредерик Тристан - Загадка Ватикана

— Гм-гм… — промычал Сальва, — не будем себя обманывать. Поскольку чудесное возникает по своим собственным законам, я не вижу причин, почему бы людям не шагать по воде, не въезжать в Рай верхом на ангелах — если, конечно, у них есть спина — или не советоваться с жабой-прорицателем. Главное в том, чтобы все это объединяла внутренняя логика. Что же касается веры — это уже другая сторона медали.

— Миллионы мужчин и женщин засвидетельствовали свою веру в то, что вы считаете чепухой! — бросил каноник, чье лицо побагровело от возмущения.

— Господа, — отвечал Сальва, — если я принял приглашение участвовать в вашей работе, то совсем не для того, чтобы дискутировать о верованиях, какими бы уважаемыми они ни были, а для того, чтобы отыскать рукопись, а потом ее проанализировать и высказать Его Святейшеству свое мнение по поводу того, каким образом следует рассматривать ее содержание с научной точки зрения. Поэтому не рассчитывайте, что я приму участие в этих метафизических спорах. Дело в том, что легенда — это не предмет теологии. В моем понимании, Вораджине был просто коллекционер в сочетании с веселым рассказчиком. Мог ли он верить во весь этот вздор? Но он знал, что народ, особенно деревенский, чувствовал в этом потребность.

— Короче говоря, — вмешался Стэндап, пребывавший в прескверном расположении духа, — покамест у вас нет никаких претензий к этой рукописи.

— Покамест! — отвечал каноник, подняв указательный палец жестом предупреждения. — Вознесение на Небо этого Базофона мне положительно не нравится. Разрешите мне это повторить.

Они продолжали прогуливаться молча. Вечер был приятный, слегка торжественный, такие вечера можно наблюдать только в Риме. С высоты сада были видны украшенные статуями крыши куполов собора святого Петра и аркады площади. Там толпились туристы и верующие, освещенные лучами заходящего солнца, похожие на миллионы других, которые на протяжении столетий посещали это святое место. И Сальва в эту минуту вспомнил святого Петра; не того исполинского, величественного святого Петра, который стоял в нефе собора и чья ступня была стерта от бесчисленных поцелуев и прикосновений, а о Симоне Петре родом из Галилеи, которого называли также Кифой.

Сальва представлял себе его жизнь совершенно ясно. Если Петр действительно был рыбаком, он, вероятно, умел замечательно вести дела. В своем воображении профессор видел его, вместе с братом Андреем, владельцем около тридцати лодок, нескольких километров сетей, рыбной лавки, которая снабжала товаром Тивериаду, Магдалу, Капернаум и Вифсаиду. Очевидно, он имел монопольное право на рыбную ловлю в Генисаретском озере, а также на определенном участке реки Иордан. У него был финансовый советник — Матвей, откуда и прозвище последнего «мытарь из Капернаума». Что же касается Иакова и Иоанна, сынов Зеведеевых, прозванных «сынами грома», то они, как сообщает Лука, были компаньонами Петра, а значит, и работали на него, занимаясь, вне всякого сомнения, организацией рыбной ловли и продажей пойманной рыбы.

Одновременно Сальва склонялся к предположению, что все эти люди были евреями, в чьих душах вызревало чувство протеста против римского гнета. Они не были теми зилотами, которые устраивали засады на римских легионеров и заканчивали свою жизнь на виселице. Скорее, глубоко верующие люди, верные Моисееву Закону, но снедаемые мыслью, что необходимы радикальные перемены для того, чтобы преодолеть интеллектуальный и духовный кризис той эпохи.

Таким образом, когда Петр и его компаньоны услышали проповедь нового Мессии, они превратили свою региональную организацию в обширное предприятие по распространению Благой Вести на всем побережье Средиземного моря, используя для этого еврейские лавки и синагоги, разбросанные повсюду в этом районе. Словом, вместо Тивериады, Магдалы, Капернаума и Вифсаиды они теперь нацелились на Антиохию, Эдессу, Эфес, Александрию; вместо рыбы они вознамерились ловить в свои сети пораженных духовным кризисом современников во имя Ихтиса [23] По-гречески это слово означает «рыба», но в римских катакомбах использовалось как монограмма Иисуса Христа. Состоит из начальных букв таких греческих слов, Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель. .

Так размышлял Адриан Сальва. В его представлении, Павел из Тарса был своеобразным соперником Петра. Слишком смелые идеи этого человека могли многих в то время напугать, хотя в действительности речь шла только о гениальных стратегических ходах: внушить всем учение, которое Петр думал нести только в среду обрезанных, завоевать Рим с помощью мессианских концепций, тот самый Рим, который стремился завоевать Иерусалим силой оружия. И вполне естественно, что Петру и его соратникам в конце концов пришлось поддержать намерения Павла, поскольку его идеи давали возможность нести Благую Весть не только евреям, но и язычникам, а следовательно, добиться настоящего процветания новой веры.

— А что вы думаете обо всем этом, дорогой профессор Сальва? — неожиданно спросил монсеньор Караколли.

Профессор очнулся от своей задумчивости и сделал глубокую затяжку, что сразу же упорядочило его мысли.

— Мне кажется, что автор «Жития» уже расставил всех действующих лиц по своим местам. Теперь можно переходить и к сути рассказа о событиях, послуживших сюжетом для этой легенды. Мы еще только съели закуску, не так ли? А соус, вне всякого сомнения, может испортиться только тогда, когда к столу подадут жаркое, не так ли? Кстати, уважаемые коллеги, а не пора ли нам отобедать?

— Конечно, конечно, — согласился нунций. — Однако же я позволю себе заметить, что мы уделили этим двум главам слишком мало внимания… Разве образование, которое предложили дать Сильвестру патриархи, — это не совершенно новая тема? Я не припомню, чтобы кто-то из других святых получал такое образование.

— Правильно, — поддержал его каноник, — и это только укрепляет меня во мнении, что в этом подозрительном тексте встречаются слишком сомнительные с точки зрения истинного христианина места. Timeo Danaos et dona ferentes [24] Боюсь данайцев и дары приносящих (лат.). !

— И как это понимать? — спросил Адриан Сальва, просунув палец между целлулоидным воротничком и своей натертой шеей.

Тортелли напыжился. Он вовсе не прочь был утереть нос этим ученым иностранцам, которые имели дерзость выйти на прогулку в сады Его Святейшества, не испросив на то специального разрешения.

— Вергилий в «Энеиде» вложил эти слова в уста великого жреца Лаокоона, убеждавшего троянцев не тащить в свой город деревянного коня, которого греки коварно оставили на берегу моря. Другими словами: не следует доверять игрушкам, которые предлагают нам слишком любезно. Кто знает, какие злокозненные неожиданности спрятаны там внутри? Но, поскольку время обеденное, позвольте мне пойти и спрятать рукопись в надежное место.