Казимеж Квашневский - Гибель судьи Мрочека

Он шел, тихонько насвистывая, подпрыгивая время от времени и похлопывая ладонями то по груди, то по бедрам. Почти весь обсох, пока оказался на гребне дюны. Аккуратно надел мундир со знаками различия, натянул фуражку, потом быстро снял плавки и неприметным движением вынул из них находку. Надел штаны, присел, чтобы натянуть носки и ботинки, и именно в этот момент сунул пробку в карман, даже толком не зная, зачем он это делает. Здесь никто не мог за ним следить. Однако у капитана Желеховского был полевой бинокль, и он знал, как много мелочей можно с его помощью увидеть даже издалека. Это был не единственный бинокль в мире, каждый владелец подобного, задавшись целью следить за комендантом милиции, мог бы обратить внимание на ту пробку, как только она появилась бы в поле зрения.

Взять хотя бы сегодняшнее утро: увидев, как тонет моторка, понял, что есть некоторая неясность в случайной смерти судьи Мрочека. Однако, пока не нашел эту пробку, не имел никаких оснований для своих подозрений, да и хотелось ему, чтобы все было хорошо. Теперь же видел, что это не так. Однако, кроме одного — кроме непосредственной причастности ко всему этому пробки, привязанной к леске и найденной близ пристани, — не мог сообразить больше ничего.

Выводя мотоцикл из низких кустов можжевельника, пытался упорядочить сегодняшние утренние впечатления. Не хватало фактов. Даже та проклятая пробка могла, в конце концов, абсолютно ничего не значить.

Капитан вздохнул. Завел мотор, узкой тропинкой, сбегавшей в конец улицы, съехал вниз. Здесь жила доктор Ясинская, заведующая больницей в Порембе. Не выносила судью Мрочека, делала вид, будто не замечает его, никогда не подавала ему руки… Дальше стоял дом умершего, в котором со вчерашнего дня поселились молодожены. Симпатичные, однако в их поведении чувствовалось что-то неясное. И снова — никаких доказательств, только гипотезы.

Въезжая в улочку, посмотрел в сторону домика, скрывшегося за стеной густой зелени. Может, нашли что-то в доме судьи? Могли что-то заметить и держать в тайне. Но что? Люди нередко из самых благородных соображений скрывают от всех даже несущественные факты.

А если бы моторка отплыла от берега более чем на километр? Доктор спасся бы, конечно. Плавал хорошо. А она? Конечно, не оставил бы одну. Вероятно, как-то доплыли бы, если бы хватило сил… А не то было бы еще двое похорон. А может, одни?..

Заторопился. На этой улочке есть еще и другие жители: старый Гольдштейн, добрый, милый человек. Дружески относился к Мрочеку. Были еще соседи с противоположной стороны, Скорупинские, люди простые и спокойные. Теперь. А когда-то он выпивал. Было даже судебное дело…

Комендант прибавил газу, минуя новый блок застройки.

Да, Скорупинские. Помнил то дело, потому что уже работал здесь. Три года без обжалования: тяжкие телесные повреждения, нанесенные в пьяном виде. Председательствовал тогда на судебном заседании Мрочек. Никакого обжалования. Скорупинский отсидел полностью. Собственно, на этой стройке теперь и работает…

Рыночная площадь. Желеховский затормозил и поставил мотоцикл на краю тротуара.

В комендатуре было жарко и тихо.

— Привет! Что нового?

— Ничего, шеф… — сержант Пацула развел руками, словно извиняясь за то, что ни ночью, ни утром; никто из жителей не нарушил закон. — Спокойно.

— Ну и слава богу. Я сейчас уеду на полчаса, потом вернусь и опять поеду. Если кто-то будет звонить, — посмотрел на часы, — буду где-то в одиннадцать…

Пацула кивнул и снова сел к столу. Взял ручку и начал что-то рисовать на бумаге.

Комендант толкнул застекленную, но все же зарешеченную узкую дверь и вошел в свой кабинет. Открыл шкаф, вытащил из нее маленький кожаный чемоданчик. Заглянул внутрь. Все в порядке. С чемоданчиком в руке вышел, махнул рукой в сторону сержанта и через минуту был уже на тротуаре. Привязал чемоданчик к заднему сиденью мотоцикла и тронулся с места. Краем глаза заметил траурное сообщение на стене у дверей суда. Сегодня похороны.

Свернул в узенькую улочку, потом на шоссе и оказался, на противоположной окраине городка, потом минул небольшой рыбацкий порт, где виднелись две мачты, что свидетельствовало о возвращении катеров с ловли. Желеховский представил себе пойманных угрей, и почувствовал голод. «Я сегодня еще ничего не ел», — вспомнил, удивляясь сам себе.

Жил он одиноко и привык завтракать в молочном кафе. Сегодня проснувшись, выпил только чашку кофе дома. «Когда освобожусь, надо будет что-то перекусить».

Съезжал с шоссе широкой, обсаженной старыми березами аллеей, ведущей к большим, настежь раскрытым воротам, за которыми из-за деревьев выглядывали белые и темные кресты, каменные фигуры ангелов.

Оставил мотоцикл перед воротами и, прихватив с собой чемоданчик, пошел по аллее к небольшой кладбищенской часовне.

Вокруг никого не было. Какая-то старушка, вся в черном, вынырнула из боковой дорожки и бросила на него равнодушный взгляд. Шла, сложив руки, бормоча молитву. Обошел ее и направился в часовню. Дверь открылась с легким скрипом. Оглянулся. Никого. Шагнул вперед.

Сразу погрузился в сумрак, пахнущий свечным воском, цветами и сыростью. Снял фуражку, положил на крайнюю скамью, а сам присел рядом и быстро открыл чемоданчик.

В часовне было полутемно, только перед алтарем горела лампадка и горели четыре электрические свечи по углам катафалка. Капитан подошел к нему.

Судья Мрочек, одетый в тогу, с цепью на груди, признаком бывшей его власти, лежал с закрытыми глазами и сложенными руками.

Если бы здесь кто-то был, с удивлением заметил бы, как Желеховский поднял кисть руки судьи. Это не было искреннее и печальное прощание двух давних приятелей. Они не дружили, хотя комендант с уважением относился к бывшему представителю правосудия.

Быстро прижал к подушечкам неподвижных пальцев маленькую губку, оставившую на них темные следы. Раз, два, три, четыре, пять…

На жестком картоне остались отчетливые отпечатки пальцев.

Стараясь не нарушить тишины, осторожно вложил в чемоданчик картон, губку, щелкнул замочком и облегченно вздохнул. Удалось!

Хотя он действовал как представитель власти и мог это делать не таясь ни от кого, все же не хотел, чтобы кто-то в Порембе Морской начал размышлять, для чего отпечатки пальцев судьи вдруг стали нужны милиции. К тому же он и сам толком не знал, для чего это делает.

Конечно, мог пойти в суд и там снять отпечатки. Наверное, оставались следы пальцев Мрочека — на ящиках стола, на служебных папках. Но это не были бы свежие, четкие отпечатки. А капитан Желеховский понимал, что это дело только сейчас начинается. Он не знал, конечно, что в стене кабинета судьи лежит скелет. Не мог даже и подумать об этом, потому что даже офицер милиции с богатой фантазией не может жить в сфере абсурдных, бессмысленных призраков.